Страница 53 из 64
- Вам надо железную дорогу строить, - задумчиво отозвался Степан, - трансконтинентальную. В России тоже надо, - он усмехнулся, - но они пока ее даже до Москвы довести не могут. Вообще, - он приподнялся на локте, - русские эту войну проиграют, вот увидишь. У вас вооружение лучше, паровой флот, да и страна, - он поморщился, - где еще есть рабство, обречена на поражение.
Марта вспомнила библиотеку в вашингтонском особняке дяди Дэвида и резкий голос Теда Фримена: «Невозможно ждать, пока рабство будет отменено конституционным путем. Такого просто никогда не случится».
Они сидели за круглым, орехового дерева, столиком у камина, пахло кофе. Полина, поднесла чашку к губам: «Но все восстания рабов, милый, заканчивались неуспехом. Сара-Джейн тебе скажет, - она кивнула жене Дэвида, - ее дед в таком восстании погиб, в Южной Каролине».
- Мой отец тогда бежал на север, - вздохнула Сара-Джейн: «Теперь и убежать нельзя. Не сегодня-завтра Палата и Сенат примут билль о возвращении беглых рабов хозяевам. Теперь те, кто укрывает негров, - красивые, полные губы искривились, - будут уголовными преступниками».
Майкл Вулф оторвался от учебника юриспруденции: «Тед, надо действовать по-другому. Надо изменять общественное мнение, лоббировать депутатов, подкупать их, в конце концов, - юноша усмехнулся: «Мистер Линкольн тоже так считает».
Майкл второй год каждые каникулы работал клерком в Иллинойсе, в конторе юриста Линкольна, бывшего депутата палаты представителей. Юноша собирался после получения диплома стать его помощником.
- Писать статьи, - Майкл поднялся и прошелся по персидскому ковру, - как Бет это делает, как ты, Полина…, Организовывать выступления аболиционистов…
- Они будут заканчиваться судами Линча, - мрачно сказал Тед, положив руку на газету: «Пожалуйста, -прочел он, - из Мэриленда сообщают. Неизвестные подожгли баптистскую церковь, где за день до этого проходило собрание свободных негров. Мэриленд , - он махнул рукой за окно, - в десяти милях отсюда. Будем сидеть, и ждать, - Тед закурил, - пока эти мерзавцы не появятся на пороге наших домов?
- Мэтью сейчас там, - вспомнил Майкл, - в Мэриленде. У кого-то из своих друзей, в поместье.
Он бросил взгляд на жену отца. Сара-Джейн была в скромном, светлом домашнем платье, тяжелые, черные косы уложены на затылке. На длинных пальцах он заметил пятна чернил.
- Она могла бы не работать, - сказал себе юноша, - папа обеспечен. И все равно, хоть в столице и запретили школы для цветных, она частными уроками занимается. Хорошая женщина, и что Мэтью ее так не любит?
Майкл увидел брезгливую гримасу брата. Они сидели в их гарвардской комнате, горел камин. Мэтью, распечатав конверт, усмехнулся: «Ты, конечно, можешь к ним пойти, - он перебросил брату приглашение, - а моей ноги там не будет. Я не посещаю дома цветных».
- Полина белая, - заметил Майкл: «И наш отец тоже».
- Я и к нашему отцу не хожу, - Мэтью налил себе вина: «До тех пор, пока там эта черная…, - он сдержался и не выругался: «А наш отец и Полина предали свою расу. Еще надо сказать спасибо, что у нас цветных братьев и сестер пока не появилось. И вообще, - Мэтью потянул на себя меховую полость, - я на рождественские каникулы уезжаю в Южную Каролину, в имение к полковнику Фэрбенксу. Я дружу с его сыном, как ты знаешь».
- Невыносимый, ограниченный сноб, - буркнул Майкл. Закурив папиросу, он взялся за учебники.
Мэтью сидел, глядя на огонь.
- Потом, - пообещал он себе, - позже. Я стану адвокатом, отец умрет, или я помогу ему умереть. Он, наверняка, разделил все между мной и Майклом. Но если он, хоть что-то завещал этой черной шлюхе, обещаю, она, ни цента не получит. Заберу свою долю, куплю имение на юге, рабов…, И мне привезут Бет, - он усмехнулся и вспомнил ленивый голос Чарли Фэрбенкса.
Юноши сидели на мраморной террасе, в томном, нежном тепле, летнего вечера. Вдали поблескивала река. Чарли отпил мятного лимонада:
- Рабыни, мой дорогой Мэтью, это неинтересно. Мне папа еще в тринадцать лет двух подарил, для этого дела, - юноша рассмеялся: «Однако с такими девками скучно. Они выросли в бараках, ничего другого не знают. Мой отец, - Чарли понизил голос, - заказал себе свободную женщину, из Нью-Йорка».
- Так разве можно?- удивился Мэтью. «А кто…»
- Есть надежные люди, они таким занимаются, - Чарли поиграл хлыстиком.
- Когда она сюда попадет, - юноша обвел рукой ухоженный парк, негров, что возились на клумбах, -можно забыть о том, что она рождена свободной. Папа с ней натешится и продаст дальше. Сам знаешь, - юноша поднял бровь, - здесь юг. У нас свои законы.
- В общем, - завершил Тед, - я на днях уезжаю в Канзас, с мистером Брауном. Это новый штат, надо быть уверенными в том, что он станет свободным.
- И какими путями вы собираетесь обрести эту уверенность? - поинтересовалась Полина.
Тед посмотрел в синие глаза жены. Мужчина хмуро, коротко, ответил: «Как дело пойдет, дорогая моя».
Марта помолчала: «У нас в Америке, тоже войны не миновать, к сожалению. Иначе от рабства никак не избавиться».
Стемнело, над степью играл, переливаясь, величественный Млечный Путь. Маленький отряд всадников, свернул с разъезженной дороги на тропинку, туда, где в распадке были видны всполохи догорающего костра. Копыта лошадей были обмотаны тряпками
Князь курил сигару, ожидая их на развилке.
- Лодка готова, - вспомнил он, - ночь сегодня тихая. Девять верст до Тамани, к утру будем на месте. Рассчитаюсь с этими наемниками и новых найду, чтобы до Терека нас проводили. За Тереком законов нет. Кавказ пылает, Шамиль с русскими воюет. Главное, на Шамиля не наткнуться. Он, таких людей, как я не щадит. Мы для него предатели, встали под вражеские знамена. Впрочем, он на востоке, в горах, не будет рисковать.
Он приподнялся в стременах и увидел, как всадники возвращаются обратно. Через седла двух лошадей были перекинуты тюки.
- Все можно купить, - усмехнулся Нахичеванский, - было бы золото. Двадцать рублей, и мне этот врач в госпитале целую бутыль хлороформа принес. Вот и хорошо. Они теперь только на той стороне пролива очнутся.
Он принял шерстяную, татарскую суму и, повертел ее в руках: «Ладно, киньте рядом с ней, в лодку. Девушке, - острые зубы оскалились в улыбке - нужны будут вещи, на первое время».
Марта пришла в себя от острого, свежего ветра. Пахло солью и еще чем-то, сладковатым. «Хлороформ, - поняла она, принюхавшись. «Господи, я ничего не помню…, Мы заснули, я Степана обнимала, а потом…».
Плескала вода, она пошевелилась и поняла, что крепко связана. Во рту был кляп. Марта открыла глаза, вокруг было темно. Она, почувствовала, что завернута в какой-то ковер.
- Где Степан? - подумала она. «Что случилось, где мы? Или это его похитили, а меня забрали просто потому, что я рядом была? Может быть, это британцы, они следили за ним…, Тогда все хорошо».
Она прислушалась и застыла, уловив смутно знакомый голос. Марта вспомнила его черную бороду, крупные, хищные зубы, и велела себе молчать. «Не двигайся, - сказала себе девушка, - лежи тихо. Тебе надо спасти Степана, надо выжить самой. Молчи, слушай и жди».
Лодка быстро шла через пролив. На востоке, над плоским, пустынным берегом Тамани была видна полоска рассвета.
Аул Хабез, Западный Кавказ
Отряд всадников, сопровождающий две повозки, проехал по узкому, деревянному мосту, мимо полуразрушенной башни, среди белых скал. В ущелье, шумела река, катясь по камням, на рынке блеяли овцы. Князь, спешиваясь, велел наемникам: «Здесь меня подождите». Он осмотрел базар: «Сейчас продам этого русского, и сегодня возьму девчонку к себе в наложницы. Хватит ждать». Нахичеванский был в потрепанной, простой черкеске, с невидной шашкой. Здесь, на земле, где не было власти царя, где прав был тот, кто сильнее, незачем было щеголять богатством.
Всю дорогу от Тамани девчонка, как ему доносили, молчала. Нахичеванский ей на глаза не показывался. Охранники говорили, что она просто лежит, послушно ест, моется, - князь приказал ненадолго развязывать девушке руки, - и молчит.