Страница 3 из 64
Эстер признала: «Даже я делаю ошибки, милый».
Они зашли в прохладный вестибюль синагоги. Натан вздохнул: «Дэвид, когда Стефания ему отказала, так был расстроен, что обвенчался с первой, кто ему под руку подвернулся. Она потом в Европу сбежала, оставила ему мальчишек. Он, конечно, развелся, но ведь, сколько лет все это тянулось. Пять, или даже больше. Может быть, хоть сейчас женится. Ему еще пятидесяти нет».
В кабинете раввина, за большим столом орехового дерева, где стоял серебряный сервиз, разливали чай. Мужчины, завидев их, поднялись. «Она здесь единственная женщина, - Натан усадил мать в кресло: «Она привыкла, всегда так».
Эстер оглядела собравшихся, их было семеро. Она улыбнулась: «Приступим». Черная, отделанная брюссельским кружевом, шляпа покачнулась. Сверкнули бриллианты в ушах, седой, завитый локон, коснулся морщинистой щеки. Спина у нее до сих пор была прямая и твердая. Женщина положила перед собой унизанные кольцами руки. Эстер коротко кивнула: «Господа, спасибо за то, что вы приехали поддержать нас, в нашем горе».
- Самые богатые евреи Америки, - Натан налил себе чаю. «Никто не отказался от встречи. Впрочем, маме, конечно, не скажешь «нет». Да и похороны, это мицва…»
Он подал матери кожаную папку.
- Сначала, - Эстер разложила бумаги, - поговорим о нашей помощи братьям в Святой Земле, а потом перейдем к строительству синагоги в Вашингтоне, господа. Можете курить, - разрешила она.
В салоне-вагоне было натоплено. Проводник прошел по драгоценному персидскому ковру. Наклонившись к уху Тедди, он прошелестел: «Десять миль до Провиденса, ваша честь. Багаж собран».
Пахло сигарами и кофе. Тедди, вглядевшись в мокрые сумерки за окном, кивнул. Дождавшись, пока проводник исчезнет, он выпустил клуб дыма: «Мой сват мог бы провести железную дорогу до самого Ньюпорта. Еще двадцать миль в экипажах тащиться. Впрочем, у Натана лошади отменные».
- Проведет, дядя Тедди, - Дэвид Вулф убрал папку с документами: «Вандербильты в Ньюпорте будут строиться. Рельсы туда скоро придут, не сомневайтесь». Тедди посмотрел на свой золотой хронометр: «Сорок миль в час делаем. Теперь бы трансатлантический кабель открыть, - он подмигнул Дэвиду, - и трансконтинентальный. Через два года Калифорния будет в составе Соединенных Штатов. Надо с ними как-то связываться. Мы до сих пор, как древние греки, гонцов отправляем».
- А с гонцов наших снимают скальпы, - задумчиво отозвался Дэвид.
Он нашел на столе серебряную коробочку с фосфорными спичками. Закурив, Дэвид вытащил из папки карту Северной Америки:
- Дядя Тедди, между Миссури и Калифорнией лежит бесконечное, мало изведанное пространство прерий и гор. Впрочем, - он усмехнулся, - зачем я вам это рассказываю, вы сами все знаете. И знаете, - Дэвид помрачнел, - что считают там, - он указал пальцем на крышу вагона. «Запад должен быть колонизирован белыми. Мормоны уже город начали строить»
- Как по мне, - сочно сказал Тедди, - я бы всех этих мормонов, во главе сам знаешь с кем, в тюрьму бы отправил, как Джозефа Смита.
Дэвид поднял бровь: «Нельзя не признать, что Смита очень вовремя убили. Хаим покойный отлично все провернул, в Иллинойсе. Не подкопаешься, линчевание и линчевание. Никто вопросов задавать не стал. Только мормоны все равно не рассеялись после его смерти, дядя Тедди».
Судья Верховного Суда тяжело молчал, смотря на мотающиеся под ветром, серые деревья, на залитые дождем поля Род-Айленда. Четыре года назад, Тедди сказал незаметному человечку: «Майор Горовиц будет действовать по заданию правительства, а вы, - он передал тяжелый саквояж, -по моему заданию. И смотрите, словом не обмолвьтесь о том, зачем я вас туда послал».
- Этот мерзавец, все равно сбежал, - думал Тедди. «Я хотел, чтобы Стефании стало легче. Может быть, если бы она овдовела, она бы оправилась. Вышла бы замуж. Ей тогда всего тридцать было, бедной моей девочке».
Когда Стефания прочла в National Intelligencer о линчевании Джозефа Смита, она отложила газету. Подняв на отца темные глаза, женщина робко сказала: «Сообщают, что другие последователи Смита спаслись. Папа, может быть..., может быть, он одумается, вернется ко мне..., Я ему писала, папа, в Наву. Я говорила о том, что я его люблю, что буду любить всегда, что мальчику нужен отец...»
- А он тебе прислал единственную записку, - Тедди сжал зубы и заставил себя сдержаться, - о том, что женщина должна подчиняться мужчине во всем, и следовать за ним. Ты хочешь быть, - он ткнул пальцем в газету, - тридцатой женой?
Стефания тихо заплакала: «Папа, зачем он так? Я все равно буду его ждать, всегда».
- И дождалась, - Тедди оправил свой траурный сюртук и ткнул окурком в серебряную пепельницу. «Дождалась, что теперь мальчик круглый сирота. Еще, не приведи Господь, этот старейшина Смит на похороны явится. Начнет предъявлять свои права на сына. Он до сих пор муж Стефании. Вдовец то есть».
- Не явится, дядя Тедди, - будто услышав его, сказал племянник. «Скауты с территорий сообщают, что у него сорок две жены и детей с полсотни. Зачем ему Джошуа? И не дурак он, так рисковать. Он знает, что мы все на погребении будем. Тетя Эстер, если его увидит, живым из Ньюпорта не выпустит».
- Это точно, - невольно улыбнулся Тедди. «А Джошуа..., Джошуа у него старший сын, Джошуа еврей». Он хмыкнул: «Мало ли что старейшине в голову придет. Она у него и так давно набекрень. Надо было вам со Стефанией обвенчаться, - неожиданно добавил Тедди, - ты прости, что я тогда...»
Дэвид пожал плечами и пригладил русые, подернутые сединой волосы. «Ваша дочь меня никогда не любила, дядя Тедди. Я потом изведал, что такое брак без любви, как вы знаете, - он горько помолчал, - все к лучшему. Мальчишек только жалко, без матери растут, а мачехи для них я не хочу. Да и какая женщина нас троих вытерпит, - он улыбнулся.
- Он не стал отдавать мальчиков в закрытую школу, - вспомнил Тедди. «Сказал, что в семье вырос, и другой судьбы для своих сыновей не хочет. Возится с ними, в Берлине они жили, три года, как он там посланником был. Туда их повез, не стал в Америке оставлять. Хороший он отец. Это у него от Констанцы. Брат мой никогда детей особо не любил».
- А вот с вождем Меневой, - Дэвид бросил взгляд на карту, - майор Горовиц, поступил по-скотски, хоть так об умерших людях и не говорят. На сенатской комиссии Хаим утверждал, что его отряд не понял, зачем лакота собрались у священного озера. Офицеры решили, что у них там воины. И перерезали всех, без разбора, а там старики одни были. Они какую-то их церемонию устраивали, духов вызывали. Младший Менева увел лакота на северо-запад, в самую глушь, в горы, и тревожит оттуда наши отряды. Мстит за отца. Ничем хорошим, - Дэвид вздохнул, - это не закончится. Для Меневы, я имею в виду. Как говорят в военном ведомстве, хоть по колено в крови, но мы пройдем до берега Тихого океана. Меня, как вы знаете, называют голубем, больно я миролюбив. Но я с индейцами вырос, спасибо маме покойной. Я их понимаю, - Дэвид посмотрел на свой хронометр: «Пойду, детей подгоню. Мы через четверть часа будем в Провиденсе».
Тедди откинулся на спинку бархатной скамьи и помешал ложечкой остывший кофе: «Даже не стоило пытаться ему ехать в Россию. Правильно мы решили, отказаться от поста посла. Император Николай не подписал бы агреман о его назначении. Незачем было рисковать международным скандалом. Начали бы задавать ненужные вопросы..., Дэвид человек умный, при следующей администрации станет заместителем госсекретаря, потом пойдет дальше. Жаль только, что я этого не увижу».
Тедди знал, что ему остался год.
- Не больше, ваша честь, - развел руками главный хирург армии, осматривая его в этом феврале. «Опухоль растет. Вы помните, мы сначала думали, что это профессиональная болезнь чиновников...»
- От сидячей работы, - хохотнул Тедди, одеваясь. «Весь Вашингтон этим недугом страдает. Доктор Лоусон, - лазоревые глаза взглянули на врача, - что меня ждет?»
Хирург помолчал: «Кровотечения у вас уже есть, ваша честь. Начнутся боли, потеря веса..., Жаль, что мы так много времени потеряли на консервативное лечение..., - он не закончил. Тедди, сердито, сказал: «Это все равно, как я понимаю, не оперируют».