Страница 24 из 64
Он дошел до Чаринг-Кросс, в полуденной толкотне, и свернул в сторону Кинг-Вильям стрит.
- Там будет кто-нибудь, - Пьетро посмотрел на невидное здание. Рядом с входом висела простая вывеска: «Лондонская конфедерация ораторианцев святого Филиппа Нери».
Пьетро перекрестился. Шагнув внутрь, он услышал веселый голос: «Мы с тобой, Пьетро, почти десять лет не виделись. Ты мне не писал, и вот появился, как снег на голову».
Святой отец Джон Генри Ньюмен мыл пол в передней. Он опустил швабру, поправил рукава темной рясы, и окинул Пьетро взглядом.
- Вырос, - хмыкнул Ньюмен: «Когда отец тебя в Оксфорд привозил, тебе девятнадцать было, я помню».
Пьетро все молчал, а потом взял ведро: «Давайте я вам помогу, святой отец. Я поговорить пришел...»
- Вот и поговорим, - усмехнулся Ньюмен и велел: «Скидывай сюртук, бери швабру и рассказывай, что у тебя случилось».
- Как хорошо, - Пьетро оглянулся, вдыхая тонкий аромат ладана и свечей. Дверь в часовню была раскрыта. Он увидел маленький, простой алтарь с фигуркой Богоматери.
- Как спокойно,- понял он. Выжав сильными руками тряпку, священник начал говорить.
В гостиной пахло турецким кофе. После обеда Пьетро извинился и ушел к себе. Вероника, пристально посмотрела на сына:
- Он очень спокойным выглядит, слава Богу. Жениться бы ему, конечно, но Юджиния в Европу уехала, а Полина..., - она искоса взглянула на девушку, - Полина, хоть мне и племянница, а все равно, не приведи Господь, путем своей матери пойдет. И как ее воспитывали? Джоанна невенчанной с Полем живет, а дочь от государственного преступника родила. И за обедом Полина говорила о правах женщин. Какие права? - Вероника, незаметно, вздохнула: «С обязанностями бы справиться. Муж, дети, хозяйство…, За всем этим и не найдешь время голосовать. Что я и Сидония на булавки себе зарабатываем, это хорошо, конечно, но разве женщина может управлять производством, как Мартин? Тетя Изабелла строила, но это не для дамы занятие. Что Полина преподавать хочет, пусть девочкам и преподает. А в университетах нужны мужчины».
Полина и Питер-младший устроились на кушетке у открытого в сад окна. Дул теплый ветер. Кузен, смешливо, сказал: «Это и есть тот самый крестик. Ему три сотни лет, а то и больше».
Полина положила на узкую ладонь маленький, играющий алмазами крест.
- Мама мне рассказывала, - задумчиво проговорила девушка, - рассказывала, что второй, с изумрудами, был у вашей тети Юджинии.
Питер грустно кивнул: «Сейчас и не найдем его. И сабля родовая, что у дяди Теодора была, тоже в Сибири сгинула, и образ Богоматери. Жаль, конечно, - он развел руками, - хотя во время французской революции потерялся портрет бабушки Марты. Тот, что дядя Теодор писал. Да и вообще, кузина, в лондонском пожаре вся старая усадьба Кроу сгорела. Она у церкви святой Елены стояла. Но портрет тети Тео остался. Завтра сходим с вами, посмотрим на него, - он улыбнулся. «И портрет миссис де ла Марк вы увидите. Он в Мейденхеде висит».
- С ним, подумала Полина, было легко.
У него были веселые, лазоревые глаза, он рассказывал ей об Индии и Китае, шутил. Девушка спросила: «Вы опять в Бомбей едете, кузен Питер?»
- Еду, - мужчина подмигнул ей: «Там железную дорогу начинают прокладывать. Это для нашей компании очень на руку. Кузен мой, Виллем де ла Марк, я вам о нем рассказывал, женился, двое детей у него, а я их так и не видел. Мальчик и девочка, Виллем и Маргарита».
- Он на местной девушке женился? - поинтересовалась Полина.
Питер отчего-то покраснел.
- В колониях так не принято, - коротко ответил он.
- Даже если девушка англиканка, все равно..., - он вздохнул: «Как по мне, это ерунда, конечно. У Виллема жена из Батавии, из старой голландской семьи. Они там двести лет, как обосновались. Луиза ее зовут».
Питер замолчал и посмотрел в окно, на нежный, весенний закат. Тогда, в Бомбее, Виллем усмехнулся: «Даже не думай. Хочешь, возьми ее в сожительницы. Ты в Индии все равно на год, а то и больше, пока в Кантон не поедешь. Надо же тебе как-то устраиваться. Я устроился».
- Я не хочу устраиваться! - яростно ответил Питер.
Они сидели в саду усадьбы де ла Марков, на Малабарском холме. Вдали поблескивала гладь океана, шелестели листья пальм. Виллем разлил кокосовое молоко: «В следующем году мне привезут Луизу, из Батавии, а ее, - он кивнул на дом, - я отправлю куда-нибудь. В деревню. Подальше отсюда, в общем. Станет танцовщицей, ничего страшного».
- То есть проституткой, - гневно отозвался Питер.
Кузен пожал плечами: «Я ее обеспечу, на первое время, но не могу, же я всю жизнь давать ей деньги. Ребенка у нее нет, я был весьма осторожен. Она, может быть, даже замуж выйдет. Не бледней, в колониях, так все поступают».
- Я не собираюсь, - отрезал Питер: «Я пойду к ее родителям, и сделаю...»
Виллем расхохотался, показав крупные, белые зубы: «Они язычники, идолопоклонники, из касты неприкасаемых. Ее отец пол у меня в конторе подметает. Они просто не поймут, о чем ты говоришь. Хочешь, - он подмигнул Питеру, - я сам все устрою? Дам им денег. Считай это подарком».
Питер осушил серебряный бокал: «Нет, спасибо. Бесчестно калечить судьбу невинной девушки».
- Ей шестнадцать лет, - протянул Виллем, - скоро родители выдадут ее замуж за какого-нибудь, как они, мусорщика. Она умрет, не дотянув до сорока, рожая бесконечных детей. А так хоть немного поживет в холе и неге, - он усмехнулся: «Смотри, Питер, к шлюхам лучше не ходить. Сифилиса, что здесь, что в Кантоне, полным-полно».
- Я не хожу к шлюхам, - оборвал его Питер и больше они об этом не говорили.
- Надо было мне тогда настоять на своем, - горько подумал мужчина, вспомнив ее изящную фигурку в бедном, темном сари, кожу цвета корицы, и огромные, опущенные вниз глаза. Она помогала родителям убирать контору «Клюге и Кроу» в Бомбее. Там Питер ее и увидел, в первый раз. «Подумаешь, - вздохнул он про себя, - мама и папа бы поняли. Наверное. А я испугался. Какой я был дурак».
- В общем, - весело сказал Питер, глядя в синие глаза кузины, - может быть, я там встречу девушку, что мне по душе придется. А вы уже встретили, - он понизил голос.
- Кузен Питер! - удивилась Полина.
- Это у меня от бабушки Марты, - он оглянулся на родителей, что еще сидели за столом: «Она тоже смотрит на человека и все видит. Но я никому не скажу, не бойтесь».
- Спасибо, - Полина протянула ему маленькую, сильную руку. Питер, бережно, ее пожал.
- Мне в Уайтчепел надо будет вернуться, - подумала девушка, отпив кофе с кардамоном: «Я обещала. Тем более, я в каюте первого класса буду ехать. К моему багажу вообще не притронутся. Джон меня туда проводит. Заберу у Гликштейна материалы, и забуду обо всем этом».
Джон, несколько раз, порывался ей объяснить, что он делал на собрании. Полина только качала головой: «Не надо. Все, что было, то было. Ты сам сказал, такое больше не повторится. И у меня, -девушка прижалась к нему, - тоже».
- Чайка, - Джон, ласково, погладил ее по щеке: «Когда наши дети вырастут, мы им расскажем, как встретились. Кое-что, - он обнял Полину, - выпустим, конечно. До поры до времени».
- Я возвращаюсь в Бомбей, - добавил Питер, - еще и потому, что де ла Марки едут в Европу. Устали они жить в колониях. Там будет новый глава представительства, индиец. Я ему помогу на первое время.
- Мой брат покойный, - отчего-то сказала Полина, - он работал с шахтерами в «Угольной компании де ла Марков». Я слышала, у них и замок есть?
- Виллем его восстанавливать хочет, - заключил Питер: «Может быть, ваш бельгийский король ему еще и титул даст. Хотя они не католики, де ла Марки. Протестанты».
- В Бельгии сам король протестант, - отмахнулась Полина: «Ничего страшного. Леопольд очень свободомыслящий человек, увлекается техникой, наукой. Мы приняты при дворе, - улыбнулась Полина, - бабушка Мадлен дружила, чуть ли ни со всеми монархами европейскими».
Когда Кроу отправились домой и Полина пошла, спать, Франческо, проводил глазами жену. Вероника тоже поднялась по лестнице в их комнаты. Он постучал в дверь к сыну.