Страница 111 из 113
Китайские общины существуют сейчас практически повсеместно. Эмиграция из Китая в страны Юго-Восточной Азии началась несколько столетий назад, а вот в Корее первые китайские иммигранты появились сравнительно недавно, в самом конце XIX века. В те времена сотни тысяч корейцев выезжали за границу, в том числе и в Китай. Однако существовал и встречный поток, пусть и довольно скромный. Большинство приехавших в Корею китайцев составляли сезонные неквалифицированные рабочие. Они прибывали без семей и, заработав (или, если им не везло, не заработав) денег, вскоре отправлялись обратно домой. Приезжали китайцы обычно морем, и оседали они в основном в Сеуле, а также в Инчхоне – морских воротах корейской столицы. Именно в Инчхоне в конце 1880-х годов возник первый в Корее китайский квартал («чайна-таун»).
Впрочем, далеко не все китайцы были бедны. Некоторые из них разбогатели в Корее и со временем создали там свои компании – чаще всего, рестораны и магазины. Именно эти переселенцы познакомили корейцев с китайской кухней, которая в более ранние времена была в Корее, как ни странно, практически неизвестна. Именно в двадцатые годы в Корее появились первые китайские рестораны. Первоначально они представляли собой довольно непритязательные заведения, в которых китайских грузчик или батрак мог поесть, возвращаясь с работы. Однако вскоре возникли и более дорогие заведения, среди клиентов которых появились и корейцы.
Поскольку главным – после Японии – внешнеторговым партнёром колониальной Кореи также был Китай, то этнические китайцы с 1910-х годов играли огромную роль в корейской внешней торговле. Не случайно, что самым крупным индивидуальным налогоплательщиком в колониальной Корее в 1922 г. был шаньдуский предприниматель Тань Цзя-шэн (по-корейски его имя читалось как «Там Коль-санъ»). Своё состояние Тань Цзя-шэн сделал на внешней торговле, но он активно вкладывался и в иные проекты. В частности, ему принадлежал крупнейший на тот момент таксопарк Кореи. В 1948 г. примерно 52% всего корейского экспорта и импорта было осуществлено фирмами, которые принадлежали местным этническим китайцам.
Однако основная масса китайцев оказалась в Корее позже, в 1945–1950 гг. Тогда в Китае бушевала гражданская война, которая породила немалые потоки беженцев. Многие китайцы, в основном сторонники терпевших поражение за поражением «белых» (то есть Гоминьдана), бежали за границу, в том числе и в Корею. В своём большинстве эти беженцы были выходцами из провинции Шаньдун, которая находится на западном берегу Жёлтого моря, «напротив» Кореи.
Отношение корейских властей к беженцам было неоднозначным. С одной стороны, гоминьдановское правительство Китая было близким союзником правительства Южной Кореи, да и большинство прибывающих в Корею китайцев спасалось от коммунистов – смертельных врагов тогдашнего официального Сеула. Поэтому беженцев принимали, оказывали им минимальную помощь и давали разрешение на проживание в стране. С другой стороны, известно, что корейское правительство до недавнего времени с подозрением относилось к любым попыткам любых иностранцев закрепиться в стране и пустить там корни, тем более что Китай, даже просто в силу его размера, в Корее всегда воспринимали с почтительной опаской. Националистический режим президента Ли Сын-мана, который правил Кореей в пятидесятые годы, не мог не относиться к иммигрантам настороженно, а в правление Пак Чжŏн-хи ситуация осложнилась ещё больше.
Политику, которую корейские власти в 1945–1980 гг. проводили по отношению к иммигрантам из Китая, сейчас в Корее вполне официально называют «репрессивно-ограничительной». Принятие корейского гражданства для «хуацяо» было всячески затруднено, и это сделало корейских китайцев «постоянными иностранцами». Большинство из них было спасавшимися от коммунистов беженцами, или, по крайней мере, выдавало себя за таковых, чтобы лучше устроиться в Корее. Понятно, что они официально остались гражданами гоминьдановского правительства Китая, которое, потерпев окончательное поражение в гражданской войне с коммунистами, закрепилось на острове Тайвань. Будучи формально «иностранцами», корейские китайцы не могли служить в государственных учреждениях и в армии. Закон 1961 г. ограничил права иностранцев на владение землёй, что вынудило многих китайских крестьян срочно продать свои участки или же в экстренном порядке переписать их на имя своих корейских жён или корейских друзей. В некоторых случаях жёны и друзья воспользовались ситуацией, присвоив собственность себе. Сталкивались китайцы и с немалыми проблемами при трудоустройстве в частные корейские фирмы, особенно крупные, так что основным занятием для них оставался независимый мелкий бизнес. Однако ограничительные законы устанавливали максимальную площадь, которую мог занимать магазин формально «иностранного предпринимателя». Это было сделано намерено, чтобы воспрепятствовать росту принадлежавших китайцам заведений.
Поначалу едва ли не большинство китайцев содержало рестораны и прачечные (традиционные для китайских эмигрантов сферы деятельности), но потом всё большее их количество стало заниматься внешней торговлей, в основном – с Тайванем. Это и понятно: Тайвань, несмотря на свой маленький размер, быстро превращался в экономического гиганта мирового масштаба, да и Корея не стояла на месте. В то же самое время, несмотря на все ограничения, китайцам была предоставлена корейскими властями одна немаловажная привилегия – право находиться в стране на постоянной основе. В этом отношении они отличаются от всех иных иностранцев, которые легально находятся в Корее только постольку, поскольку они имеют официальную работу, и для которых потеря рабочего места означает немедленный выезд из страны. Впрочем, и китайцы должны были возобновлять свой вид на жительство раз в два года, оформляя соответствующие бумаги в корейском Иммиграционном управлении (весьма неприятном учреждении, надо отметить).
Золотым веком китайской общины было начало семидесятых годов, когда в Корее проживало около 50 тысяч китайцев-хуацяо. Большинство китайских детей Сеула учились в действующей там Сеульской китайской средней школе, и лишь немногие посещали обычные корейские школы. В стране действовали магазины китайской книги, весьма активно вёл себя китайский культурный центр. В Корее работали китайские кондитерские, продовольственные и промтоварные магазины, аптеки, где можно было купить традиционные медицинские препараты (иногда, увы, поддельные).
Во многом всё это сохранилось и до наших дней, однако с конца семидесятых численность китайского населения и активность китайской общины стала быстро снижаться. Примерно в то время отношение к китайскому меньшинству со стороны властей существенно улучшилось, но, как ни парадоксально, несмотря на явные улучшения и в своём формальном статусе и в реальном положении, китайцы стали во всё больших количествах покидать страну и «возвращаться» на Тайвань. Впрочем, слово «возвращаться» в данном случае не совсем точно: хотя практически все постоянно проживающие в Южной Корее китайцы и являются гражданами Тайваня, число выходцев с этого острова среди них измеряется буквально единицами.
Одной из причин начавшегося «возвращения» стало то, что китайская молодёжь, будучи выпускниками китайских школ, испытывает большие проблемы при поступлении в корейские вузы. Речь идёт не столько о дискриминации в точном смысле слова, сколько о специфике самой школьной программы, которая ориентирована на китайские традиции. Подобно корейцам и японцам, китайцы чрезвычайно высоко ценят образование. Вдобавок, в корейском обществе человек без диплома – это просто никто, у него почти нет шансов ни на карьеру, ни на достижение материального благополучия. Поэтому всё больше семей стало перебираться на Тайвань, где их дети имеют куда больше возможностей поступить в хороший университет и, соответственно, найти приличную работу после его окончания. Многие уезжали на Запад, осбенности – в США. Те же китайцы, что всё же решали связать свою судьбу с Кореей, стали всё чаще переходить в корейское гражданство (благо, условия его принятия были для них несколько облегчены).