Страница 120 из 153
— Тысяч сорок скучковалось, куда! А какой наигрыш — упад!
— Придурь это, мне такое не прет...
— Да у тебя задвиги по наигрышу, все не как у людей...
По подошве щелкнули. Олег обернулся — это был Йерикка, лицо холодно-азартное. Он провел пальцем по горлу и показал на удаляющиеся спины. Потом дернул себя за плащ.
Олег кивнул, выставив большой палец — жест неизвестный тут, но понятный. Он понял — нужна форма. Йерикка подал сигнал Святомиру.
Олег вытащил камас и, мягко поднявшись, прыжками начал нагонять тех двоих. Они еще шли, разговаривали о чем-то своем, смеялись, спорили... Олег сделал два последних больших уже не шага, а прыжка — метнулся на спину тому, что справа, рванул за волосы на себя его голову и полоснул изгибом клинка по шее — вмах, слева направо. И вдавил лицо уже упавшего в мох, чувствуя, как содрогается умиравшее тело. Он не видел, как Святомир, выскочив буквально из-под ног второго артиллериста, зажал ему рот ладонью, толкнул голову от себя и вогнал камас под челюсть. Потом, уже опуская убитого на мох, выдернул окровавленное лезвие и встал на колено, оглядываясь...
...Переодевались Рван и Святомир. Длинные волосы пришлось оттянуть назад и убрать за воротники курток, оружие оставить. В целом ребята были довольно похожи на погибших артиллеристов — лицами, цветом волос и глаз, сложением... конечно, и на батарее все друг друга знают, маскировка может оказаться ненадежной, но лучше так, чем никак.
Рван и Святомир неспешно зашагали дальше. Олегу и Йерикке оставалось лишь ползти, проклиная все на свете. Часовые издалека взглянули на приближающихся людей и больше не смотрели — свои. А зря — свои-то лежали сейчас в вереске, и шли самые что ни на есть чужие.
«И чего я в это ввязался? — мрачно размышлял Олег, то и дело попадая коленками и локтями на камни. — Стреляю я неплохо, чего скромничать, но вот ползать мне как-то...»
Святомир и Рван поступили очень умно — подошли с таким расчетом, чтобы один из часовых находился к ним спиной, а второго отделяло орудие. Бросок — часовой рухнул с камасом в затылке. Рван, выждав момент, вывернулся из-за пушки лицо в лицо со вторым часовым и ударил его в горло.
Теперь Йерикка и Олег вскочили и, подбежав в рост, присели возле лафетов. Йерикка отдал команду:
— Рван, займись вельботом, Святомир — палатками, Вольг — снимай приделы.
Сам Йерикка, открывая затворы орудий, заталкивал туда обтянутые пленкой заряды пластита и выводил наружу детонационные шнуры. Олег прикладом «калаша» калечил прицелы — благо, их, как и всякую тонкую технику, легко было вывести из строя.
Артиллеристы спали, наломавшись за ночь. Святомир размещал у входов те же заряды взрывчатки, используя как инициаторы РГД на растяжках. Рван устроил два заряда под днищем вельбота. И все-таки слишком уж гладко все было. А подобная гладкость кончается плохо. Из крайней палатки, к которой как раз подобрался Святомир, зевая, вышел солдат. На самого Святомира, возившегося у входа, что самое интересное, артиллерист не обратил внимания — тот все еще был в форме — а вот Йерикку и Олега увидел. Широко раскрыл глаза и завопил:
— Партизаны-ы!!!
Йерикка, взвившись в прыжке, обеими руками обрушил меч на плечо крикуна, разрубив его до паха наискось. Олег побежал вдоль пушек, поджигая шнуры и с трудом подавляя желание оглянуться — позади вовсю гремели уже взрывы, пытавшиеся выскочить из палаток, гибли сами и убивали своих товарищей. Йерикка без размышлений полоснул огнем по единственной не заминированной палатке, свалив ее пулями — судя по тому, что под оливковой грудой никто не шевелился, пули достали всех.
Олег поспешно отбежал от орудий — вовремя, первый взрыв разорвал крайнему казенник. Махнув рукой Йерикке, Олег огляделся... и совершенно неожиданно увидел офицера. То, что это офицер, он понял сразу — хотя так и не научился до сих пор разбираться в званиях и знаках различий врагов — еще до того, как офицер начал поднимать пистолет... медленно, будто раздумывал, стрелять или нет, хотя — над чем тут можно было раздумывать? Олег врезал ему в пояс из автомата, яростно завопив:
— Откуда он выскочил?!
— Должно, задом выполз, — ответил Рван. Олег, перепрыгнув через остатки взорванной взрывом палатки, подскочил к офицеру.
Тот был еще жив. Правда, судя по всему, всей жизни ему оставалось несколько минут — он буквально плавал в своей крови, дымившейся на прохладном воздухе. Однако лицо офицера оставалось спокойным, а глаза — внимательными и чистыми.
Брезгливо-осторожным ударом ноги Олег отшвырнул подальше пистолет и опустился на колено.
— Молодцы, — негромко, но без предсмертной одышки оказал офицер. Олегу показалось, что он ослышался, но тот повторил со странным удовлетворением: — Молодцы, отлично сделано...
— Почему ты хвалишь нас? — спросил Олег, ощущая неожиданную робость и уважение: — Мы убили тебя, и ты должен нас ненавидеть.
Офицер застонал, но тут же улыбнулся:
— Я вас ненавижу... Вы не даете нашему народу умереть спокойно... пробуждаете ложные надежды и заставляете испытывать стыд... Но данванов я ненавижу еще больше — они отняли у нас разум... — он судорожно свел ладони на окровавленном животе, со свистом втянул воздух и продолжал: — А больше всего я ненавижу себя... за то, что сражался против вас... запомни, горец, нас надо перебить без жалости, мы — смертельно больны, мы — зараза... мы — вот наши враги, не... не данваны... кххха... — он выплюнул кровь.
— Мы никого не хотели убивать, — сказал Олег. Сказал правду... и ему почему-то стало очень горько, словно его незаслуженно и больно оскорбили. — И не хотим.
Но офицер уже не слышал. Его глаза покрывала пыль, оскал блестел алым,
Мальчишка, помедлив, закрыл ему глаза и вытер о мох испачканную в крови ладонь. Потом огляделся.
Остальные стояли за подорванными орудиями, внимательно глядя в сторону каменного гребня. Олег взглянул в другую сторону... и оказался лицом к лицу с солдатом.
В его глазах — огромных от ужаса — были слезы и животный страх. Артиллерист, стоя на четвереньках, смотрел из-под сорванного полотнища палатки. С виска капала кровь. Умоляющим медленным жестом он протянул руку с пляшущими пальцами к Олегу;
— Не стреляй... — послышался севший голос. — Пожалуйста, не стреляй... П-пожалуйста... не убивай меня... — он плакал, и рука, протянутая к Олегу, тряслась.
— Откуда ты такой взялся на мою голову...— проворчал Олег, убирая автомат. Оглянулся на горцев еще раз и указал рукой: — Мотай отсюда. Давай, бегом! — и слегка хлопнул по земле ладонью, словно спугивал животное.
Артиллерист выскочил из-под брезента и, вскочив на ноги, побежал, спотыкаясь, к соснам неподалеку. Однако, было ему суждено пробежать шагов полсотни, не больше. Загремел «дегтярев», и бедняга, кувыркнувшись через голову, скорчился в вереске.
— На х...?! — разъяренно обернулся Олег. Йерикка, спокойно поднимая ствол пулемета вверх, скользнул по другу отсутствующим взглядом и пояснил:
— Потому что ты повел себя, как дурак.
Конкретнее объяснить не успел — подскочил пышущий волнением Святомир:
— Й-ой, идут! Там!
В самом деле, с гребня спускались полдюжины стрелков, следом — еще столько же.. Судя по рассыпному строю и тому, как они пригибались, враг понял — на батарее нелады.
Олег оглянулся на сосновый лес. До него было не больше ста сажен. Бросок — и ни один черт не найдет их в чаще. А дальше... дальше — свобода. Жизнь. Кто их осудит за это? Ведь иначе погибнут все... а так спасется хоть половина четы... Хоть половина!
«И ты», — услышал Олег беспощадный, хорошо знакомый ему голос, Голос совести; голос мертвого.
«Да, и я! Я вызвался добровольцем, я полез по этим скалам, я десять раз мог погибнуть — как Хмур, или в бою! Так неужели я не заслужил жизнь?! Мне и пятнадцати нет! Я хочу жить! Я хочу вернуться домой, я хочу Бранку обнять! Я...»
«Бранка плюнет тебе в лицо, если узнает, как ты спасся. А что до остального... выходит, ты на это пошел, спасая свою жизнь?»