Страница 58 из 96
— Отбыла наказание? — поинтересовался он, чтобы не молчать.
— Отбыла, — Бранка вдруг зевнула — очень изящно. — Овцы по сю пору перед глазами толпятся. В баню бы сейчас, да и спать подольше. А ты, одно, прижился?
— Вроде так, — солидно согласился Олег. И хотел добавить: «Я часто про тебя думал,» — но смолчал, сказав вместо этого: — Так ты будешь ждать? Он, наверное, скоро уже вернётся.
— Я тут посплю, — указала Бранка на одну из лавок. — По то время, как он сюда будет. Укрыться найди чем, а?
— Вот, — Олег через голову стащил надетую на его ковбойку местную куртку, — подойдёт?
— Чего лучше, — уже сонно ответила Бранка. Она в самом деле очень устала — приняв решение никуда не ходить, начала засыпать сидя и с явным облегчением завалилась на лавку, подложив под голову ладони. Олег накинул ей на ноги куртку и не сразу распрямился, разглядывая профиль горянки — мягкий и совершенный одновременно. Понадобилось сделать физическое усилие над собой, чтобы выпрямиться.
Он отошёл в другой конец комнаты. Факел светил неровно, тени прыгали по лицу мгновенно заснувшей Бранки, и Олег, решительно взявшись за рукоятку, отнёс факел в коридор и воткнул в крепление у дверей. Постоял — и запретил себе возвращаться обратно в комнату...
... Снаружи по-прежнему лило, и он, решив не мокнуть, вернулся в башню. На нижних этажах шумели — похоже, та начали собираться ребята, и Олег спустился туда, попутно размышляя, до чего быстро он привык к оружию на поясе — словно никогда не ходил без него!
В уже хорошо знакомой комнате, где он вроде бы совсем недавно показывал своё умение обращаться с «сайгой», собралось человек тридцать. Все рассматривали прислоненную к стене большую картину, написанную на липовых досках, собранных в рамку из дубовой резьбы. Автор картины — парнишка одних лет с Олегом по имени Одрин — стоял возле своего творения с хорошо знакомым Олегу скромно-отсутствующим видом: именно так выглядел Вадим, когда Олег или ещё кто-то рассматривал его картины. Олег присмотрелся... и невольно тихонько ахнул.
Откуда средневековый мальчишка — пусть даже и знающий, что такое огнестрельное оружие, печатные книги и школа! — мог взять образы, которые положил на дерево отнюдь не средневековой кистью?! Откуда это — тропический лесопарк под куполом, возле которого выстроились северные сосны, любопытно заглядывающие сквозь стекло; стрелы крытых переходов между свободно разбросанными среди скал и ручейков зданиями; лёгкие, красивые летающие машины над знакомым заливом?! Ему что — во сне всё это приснилось? Но в каком сне он мог увидеть ажурную стройную башню, стоящую ногами опор на обоих берегах залива — и аппараты, похожие на дирижабли, причалившие к этой башне на разных уровнях?! Откуда взялись в его фантазиях эти странно одетые мальчишка и девчонка, которые, взявшись за руки, стоят на переднем плане феерии, навалившись грудью на лёгкое ограждение овальной площадки, венчающей хорошо знакомую скалу с водопадом?! По нижнему обрезу рамки шли буквы, и Олег неожиданно понял, что разбирает их...
«Моя Долина: ПОСЛЕ БЕДЫ,» — вот что было написано там.
Почти с ужасом Олег взглянул на Одрина, уверенный, что увидит Вадима. Но... нет, Одрин оставался Одрином — рослым парнем с камасом на широком поясе, с повязкой на светлых волосах. У Олега вырвалось — в полной тишине, все остальные рассматривали картину:
— Одрин, что это?!
Все обернулись на голос. А сам Одрин смущённо ответил:
— Во сне привиделось, Вольг... Похоже ли на те города, что в твоём мире?
Олег вспомнил рисунки из старых журналов «Техника-молодёжи», которые отец выписывал чуть ли не с начала 70-х. Город походил на рисунки оттуда, а не на города, виденные Олегом на Земле. В нём не было ни суетливости мегаполисов, ни напыженной погони за этими мегаполисами, характерной для областных центров, ни сонной тишины районных «столиц»... Только простор и бесстрашная открытость.
— Нет. Он в сто раз лучше, — тихо сказал Олег. — Но что это, что?
— Наше Рысье Логово, — пояснил Одрин. — Говорю же: во сне увидел. Что и нет данванов будто, и Беда сгинула, а вокруг — вот так-то.
Он умолк, и остальные молчали. А Олег видел, что они словно примеривают на себя сказку с картины. И внезапно испытал страшный прилив злости — злости на тех, из-за кого никогда, никогда не будет у этих ребят такого города... а их потомков если и ждёт что-то — так имен-но копия мегаполисов Земли. Или здешнего Юга, о которых рассказывал Йерикка.
— Спору нет — красота, — наконец сказал Горд; из его голоса ещё не ушло искреннее восхищение. — Так ведь то мечта одна.
— Чем плохо — мечта? — вспыхнул Одрин. — Что за жизнь то станется, если не мечтать?!
Йерикка, которого Олег не сразу заметил у стены, сказал под одобрительный шумок:
— Ты на Горда внимания не обращай. Его только рыба интересует. А нарисовал ты красиво... — он умолк, словно бы что-то не договорив. И Олег мог бы поклясться, что удержал он на языке те же горькие слова, что думал про себя Олег.
Ребята столпились около картины, обсуждая её. Олег тоже хотел подойти... но подумал, что ему станут задавать вопросы про его мир, на которые не хочется отвечать — и, сунув руки в карманы джинсов, вышел обратно в сумрачный коридор.
За щелями бойниц лупил красноватый в свете Ока Ночи дождь. На стене масляно поблёскивал зачехлённый ДШК. Кто-то пробежал, накрыв голову курткой, из ворот к дверям башни.
— Вольг!
Голос Гоймира вывел мальчишку из задумчивого состояния. Гоймир шёл по коридору, улыбаясь и обняв за плечо Бранку. Вольг улыбнулся в ответ, вскинув ладонь в салюте, который всё ещё определял для себя, как «фашистский»:
— Вернулся? И уже успел её разбудить?
— Это ты её укрыл? — поинтересовался Гоймир. — Благо... Что Одрин — показал дело?
— Показал, — подтвердил Олег. — А Бранка твоя спать хотела. Раздумала?
— Так он меня развлечь клялся, — насмешливо заметила Бранка. — Так развлекай, коли говорил.
Гоймирово лицо стало слегка растерянным. Он покосился на Олега, и тот, мысленно усмехнувшись, сказал:
— Пойду-ка я, пожалуй.
— Поспешаешь? — с явным облегчением спросил Гоймир. Ясно было, какого ответа он ждёт, и Олег совершенно серьёзно подтвердил:
— Оченно. Падаю от поспешности.
— А постой, — отчеканила Бранка. — Желается мне-е... — она посмотрела на обоих мальчишек и закончила: — Желается мне, чтобы вы подрались. Вот и будет мне развлечение.
— Как? — поперхнулся вопросом Гоймир.
— Куда проще, — задрала она нос. — Вы драться станете, а я — смотреть. В любой комнате.
— Тебе повезло с девчонкой, — от души веселясь про себя, задумчиво сказал Олег вслух. Непонятно почему, но ему одновременно хотелось плакать и смеяться. Гоймир покачал головой:
— Й-ой, слепила...
— Трудно ли подраться? — изобразила возмущение Бранка. — А клятвой клялся, что развлечёшь... Одно я спать иду.
— Да не трудно, не трудно, — поспешно сказал Олег. — Гоймир?
Тот двинул плечом:
— Будь по её... Устроим ей скомрашье глядение. Ой и жадны до крови длиннокосые! — он шутливо дёрнул Бранку за косу...
... Нелепость положения Олег ощущал совершенно отчётливо. Ни черта себе — ни с того ни с сего драться, пусть даже и не всерьёз, со своим лучшим другом ради прихоти девчонки... но в том-то и было всё дело! Скорее всего, Бранка решила приколоться над Гоймиром за то, что он не встретил её — для девчонок в таких случаях не существует объяснений «не мог», «был занят». Это, скорее всего, общее правило для всей Галактики.
В первой же пустой комнате они отодвинули к стене большой стол и две скамьи. Гоймир, ни слова не говоря, начал вылезать из своей рубахи с капюшоном. Олег стащил ковбойку, бросил её на стол, ткнул для разминки кулаками в воздух. Он помнил, как дрался Гоймир на тропе, и сейчас мысленно приноравливался к манере нежданного противника.
Бранка отошла к окну, с интересом разглядывая обоих мальчишек. Олег был великолепно развит, с выпуклыми мышцами под загорелой, чистой кожей. Гоймир — шире в кости, с многочисленными шрамами; когда он двигался, рысья морда на груди вскидывалась и смыкала клыки. Но оба одного роста, стройные, быстрые... Девушка затруднилась бы сказать с первого взгляда, кто из них сильней. Да она и не задумывалась над этим — просто смотрела, испытывая ей самой не до конца понятное волнение... Единственное, что она подумала связно — это что землянин, пожалуй, очень красив — не меньше, чем горцы...