Страница 44 из 60
18
Входная дверь шлюза открыта. На мгновение я подумал, что кто-то мог войти, но, конечно, это был абсурд. Она была открыта, потому что ждала. Ждала меня.
Я вошел, открыл внешнюю дверь и перешел в камеру с воздухом. Однако не стал снимать шлем. У корабля могли быть повреждения и течи. В шлюзе было давление, но градуировка приборов была хормонской, и я не мог определить показания. Я открыл внутреннюю дверь.
Коридор тянулся вдоль периметра корабля, и лестница вела вниз от металлической платформы, на которой я стоял. В отличие от «Хохлатого Лебедя» этот корабль был ориентирован не горизонтально, а вертикально. Я ступил на лестницу. Гравитационное поле все еще работало, что было обнадеживающим признаком. Это означало, что силовая установка не была полностью выведена из строя, даже если двигатель нельзя использовать на полную мощность. Одним из преимуществ раздельной двигательной системы было то, что авария не выводила из строя систему жизнеобеспечения. Тепло и свет оставались до конца. Тогда почему сигнал маяка умолк? Я заинтересовался. Отключил ли ее Алахак (в таком случае он должен был остаться жив)? Но возможно, то, что маяк отключится вместе с последним призывным воплем, было предусмотрено автоматикой. Это означало конец его возможностей — трасса «Гимнии» была переписана, ее знания переданы. Постаревший или нет, Алахак все еще сохранил свой пунктуальный аналитический ум.
Алахак сидел в рубке управления, откинувшись в своем большом кресле, пристегнутый и выглядевший для всех так, словно он летел… Но корабль был мертв, и он тоже.
Он был разрушен естественным взрывом энергии, который уничтожил привод и истощил силовую батарею. После бедствия он прожил в капоре еще несколько часов. Я пришел слишком поздно, но он знал, что я приду. К приборной панели было приколото письмо. Оно было без адреса, но я знал, кому оно предназначено.
Я спустился по лестнице в двигательный отсек, чтобы помочь Кувио.
Двигатель был взорван, и Кувио сгорел в этой адской топке. Я быстро закрыл люк, отрезав пышущий из него жар. Радиация находилась в пределах нормы. Сырая масса горючего разлетелась в разные стороны. То же самое произошло на борту «Джевелин», когда она разбилась. Все было очень похоже.
Я вернулся в рубку управления и вгляделся в труп Алахака. Он был напряжен и жесток в своей суровой гибели. Я подумал, что смерть Алахака была не более приятной, чем у его инженера. Точно так же как боль «Хохлатого Лебедя» была моей болью, так и боль «Гимнии» — его болью.
Я вскрыл письмо и прочитал.
Друг мой.
Как ты догадываешься, это письмо написано несколько дней назад, на Холстхэммере. Я пишу его, пока Кувио относит устройство для вашего корабля, сразу же после нашей беседы. Теперь, когда ты его читаешь, я, конечно, мертв. Я произношу эти слова как мертвый.
Год назад я нашел мир за пределами того, что люди называют. Венцом. Это мир, о существовании которого кое-кто из хормонцев знает, а другие подозревают о его существовании. Он увековечен в нашем языке только словом Мейстрид, которое ты, предположительно, мог бы перевести как «земля, совершенно невозможная».
Это мир, из которого вышла раса, известная как хормонцы. Существует доказательство — на Хоре, — но оно запрещено и уничтожено. Хормонцы, большая наша часть, чтобы быть точным, уверяют себя, что мы — уроженцы Хормона. Мы лгали всем другим расам, перемещающимся в космосе. Это дело гордости.
Прошу тебя, не разглашай эту информацию кому-либо еще — чьей-то расе. Я прошу не ради себя, но ради тех хормонцев, которые не знают, и тех, кто не желает, чтобы другие знали об этом. Я не скажу тебе, где нашли Мейстрид. Надеюсь, что его не откроют вновь. Там сейчас находятся несколько моих друзей, которые пытаются сделать все, чтобы этот мир не нашли. Мы хотим постепенно стереть Мейстрид, сохранить его лишь как слово, используемое детьми.
Мы — реликтовая раса, которая называет себя теперь хормонцы. Наш дом забыт, но колония на Хоре выжила. Мы не нашли следов других колоний, но сейчас наши корабли исследуют пространство за пределами Венца.
«Потерянная Звезда» тоже нашла Мейстрид. Ее следы я безошибочно определил в нескольких мертвых городах — вы, люди, хвастливый народ и, похоже, оставляете свои отметки на каждом мире, который посещаете. Я не уверен, что корабль взял свой груз на Мейстриде, но уверен, что для изучения планеты ее экипаж был достаточно квалифицирован, чтобы не ошибиться в идентификации родной расы Мейстрида. Это питало мое безрассудство и — если ты получил это послание — тщетную попытку достигнуть ядра Алкиона. Я не собирался брать груз, а только уничтожил бы его. В то время, когда я пишу это, не знаю, насколько мне удастся приблизиться к цели.
Теперь «Потерянная Звезда» твоя. Ее груз принадлежит тебе и другим людям на борту твоего корабля. Тайна Мейстрида тоже твоя. Было бы не этично просить тебя, чтобы ты поступил с грузом так же, как поступил бы я. Может быть, он понадобится тебе. Ты можешь получить большую выгоду, передав его своим нанимателям.
Ты был другом мне, Грейнджер, вот почему я передал тебе все, что знаю сам. Надеюсь, ты доберешься до «Потерянной Звезды», потому что, если ты этого не сделаешь, попробуют другие хормонские корабли и будут потеряны другие хормонские жизни. Если уж «Гимния» не смогла пробиться, то нет корабля, который сумеет преуспеть в этом деле, но это их не остановит. Если ты полагаешь, что это знание будет обременительно, тогда я прошу прощения за то, что взвалил все это на тебя.
Как бы ты ни поступил, можешь быть уверен, что Алахак согласится с тобой.
Координаты, которые ты уже имеешь, приведут тебя к «Потерянной Звезде». Надеюсь, твой поход будет успешным. Прощай.
Алахак-мейстридианин.
«Ну, какой теперь из этого толк?» — сказал я себе и сунул письмо в карман Алахака.
Я стоял перед креслом, стараясь не беспокоить человека внутри него. Осмотрел приборы, показания которых достаточно легко считывались. Я направился к его детекторам и изучил курс, который вел корабль в ближайшую солнечную систему, — курс, на котором он не мог не попасть в солнце. Я тщательно выставил приборы управления. Конечно, у «Гимнии» не было мощности для движения, но момент инерции движущегося тела нес ее в соответствии с заданным курсом. Все, что ему нужно было, так это слегка ускорить ее на этом пути. Я выпустил внутреннюю энергию, чтобы дать ей этот толчок. Тогда она совершенно умрет. Ни света, ни жизни. На это могло уйти несколько лет, но она непременно достигла бы заданной цели и своего конца, если только временные штормы не собьют ее с курса или пылевые облака не сожрут ее в то время, как она движется на тахионных ветрах.