Сегодня - позавчера 2

За время этого моего монолога улыбка сползла с лица Кельша, лицо стало тревожно-сосредоточённое. Эк, тебя пробрало!

- Ну, на этом сегодня закончим, Виктор Иванович. Сейчас ужин принесут, газеты свежие. Должен выразить своё удовлетворение началом нашего сотрудничества.

- Посмотрим, - ответил я ему.

Он ушёл, потом был ужин. Почитал пропаганды газет. Тупой, неумелой, не зажигательной. Потренировался. Быстро устал. Это хорошо - уснул быстрее.

На следующий день, после завтрака, Кельш опять пришёл. Сел на табурет, опять сложил руки на столе. Никаких бумаг с ним не было, писать он ничего не собирался. Об этом я его и спросил. Он пожал плечами:

- Я не Цезарь, говорить, слушать и писать разом не умею. Предпочитаю разговор.

Разговор, так разговор. Я сел напротив.

- Тогда поговорим. С бутылочкой коньяка разговор бы лучше пошёл.

- Можно организовать.

- Но не нужно. Я решил больше не пить.

- Почему?

- Я уже потерял счёт полученным мною контузиям. Боюсь, что алкоголя мой мозг не выдержит. Как мычащее неразумное животное пользы я вообще не принесу. А мне танки с крестами жечь надо.

- Достойное решение. Надеетесь, что вернётесь на фронт?

- Надеюсь. Пусть и покалеченный, но я получше буду воевать, чем пороху не нюхавшие и под танком ни разу штаны не маравшие дети.

- Это так. За одного битого, двух не битых дают. Сколько танков вами уничтожено?

- Я их не считал. Зачем? Ясно же, что их ещё много осталось, на всех хватит. Вот когда таких как я охотников будет больше, чем танков, тогда начнём считать.

- Вы танк за добычу считаете?

- Да. Большой, опасный зверь с толстой шкурой.

- А многие лишь увидев танк - теряют мужество.

- Это болезнь танкобоязни. Она лечиться. Я своих бульдозером обкатывал. Под трактором в штаны пускали, а от танков уже не бежали.

- Да, это интересный опыт. Вы дошли до него одним из первых. Теперь часто новобранцев танками обкатывают. Не всех, к сожалению. Фронт сжирает полки и дивизии быстрее, чем мы успеваем сформировать. Так недоученными и идут в бой. А как вы оцениваете те противотанковые средства, что были у вас на вооружении?

- Нормально оцениваю. Всё зависит от человека и выучки. У нас были "сорокопятки", пара трофейных 37-мм орудий, зенитки 37-мм, ружья противотанковые, гранаты, зажигательная смесь. Наш снабженец добыл где-то ампулы с огнесмесью. Шары такие стеклянные. Но стекло очень толстое. Не всегда даже о броню разбивалось. О землю вообще не билось.

- А зачем о землю?

- Я хотел огневую завесу сделать, чтобы от немцев оторваться, когда сменял позиции. Пришлось шары эти из автомата расстреливать. А огнесмесь хорошая. Вспыхивает сама, горит жарко и долго. С гранатами и так всё понятно - далеко не кинешь, тяжёлая. После взрыва самого же глушит. Оружие последнего довода. Когда танк тебя уже давит, хоть отомстить. Зенитки показали себя отлично. По всем целям. И по воздуху, и по земле. Очередь 37-мм гранат в пехотной цепи - сильный аргумент, сразу срывающий атаку. И по танкам. Бронебойное действие слабое, но высокая скорострельность и способность быстро переносить огонь на разные объекты намного перекрывают этот недостаток. По одному танку на моих глазах долбанули разом с двух зениток. Пробили броню или нет, а танк стал не боеспособным - они ему поотбивали всё на свете, только клочья летели - колёса, траки гусениц, ещё что-то. А другого в бок очередь с пробитием - башня отлетела. Немецкая пушка хороша. Снаряды хорошие. Броню прошивают на раз. Я сам из такой танк подбил. Сорокопятка имеет те же характеристики - приземистая, лёгкая, меткая, мобильная. Легко маскировать и менять позицию. Снаряды только подкачали - раскалывались о броню.

- Кстати, о снарядах. Откуда вы узнали, что дело не в браке изготовителей, а в технологии закалки?

Вот я и попался. Этому не споёшь, что в термичке подсказали - он легко узнает, что завод ╧ 34 не производит 45-мм бронебойные снаряды. Лишь корпуса гаубичных "поросят". А как сказать? Что прочёл это "разоблачение" в 90-е годы 20 века. Так оно ещё не скоро наступит. Интересно, этому матёрому волкодаву удастся зубы заговорить?

- Людей моих опрашивали?

- Конечно, - пожал плечами следователь.

- Что будет с ними?

- Всё хорошо с ними будет. Обе части вашего сильно разросшегося батальона отвели на переформирование. Обычно на фронте дивизии истончаются до рот, а у вас один батальон вырос сам собой до полка, несмотря на потери. Теперь обстрелянный состав вашего батальона составит костяк формируемой истребительной бригады. Сейчас они в Моршанском учебном артиллерийском центре.

- Не помню такого.

- Так они его и создают. А майор Степанов, поведавший мне о вашем конфликте с комбатом из-за бракованных снарядов, и возглавит бригаду. Как отучиться и поправиться. Кстати, вы были не правы.

- Я знаю. Нельзя было этого говорить тогда. Это потом я понял, что отобрал у людей веру в оружие, а Ё-комбат сразу просёк, потому и вспылил.

- Вы отвлеклись, Виктор Иванович. Так откуда познания технологии закалки?

Вот ведь волчара!

- Сорока принесла на хвосте. Слухи.

- Никто не слышал этих слухов, а вы услышали.

- Не слышали или не хотели слышать? Кто-то же за это головы потеряет! Столько лет производили бракованные снаряды, сколько успели сделать? А услышав, реагировали, как Владимир Васильевич - нельзя армию оставить без снарядов к основному орудию. Так ведь?

- Как сотрудники НКВД проявили себя в бою?

Похоже, удалось зубы заговорить. Запомним, на что ведётся. Или сделал вид, что его удалось заболтать. Не важно. Закрепим успех:

- О! Вот тут мне есть чем гордиться, хотя я попал в батальон случайно. И вы можете гордиться своими сотрудниками. Когда будите писать отчет о наших беседах, прошу особо отметить, что я очень сильно прошу направить меня в формируемую бригаду. У вас, наверное, особый спецотбор в органы? Это элита. Цвет нации. За всё время, что я был с ними ни одного случая бегства перед лицом противника, ни одного труса или паникёра, ни одного самострела, даже случайного. Массовый героизм. Поголовная сознательность, мужество, самопожертвование, отрицание страха перед долгом. Как мне было жалко терять таких ребят! Ведь они первыми гибнут, а трусы выживают. Цвет нации гибнет. Так и до вырождения не долго дойти, - я тяжело вздохнул, - выживут не лучшие, а наиподлейшие. И детей своих научат "правильно" жить. Без чести, но жить. И посмеиваться над нами будут: "Дураки, с гранатой под танк! А я вот бросил всё и сбёг. И вот я живу, а от них и костей не осталось!" Фанатиками нас выставят. И продадут всё, за что мы погибли за красивые фантики.

- Это вам ваш пленник из будущего рассказал? Как вы его звали? Голум? А почему Голум?

- На эту тему я с вами разговаривать не буду.

- Ваше право. Мы уговорились. Но, позвольте полюбопытствовать, почему?

- Я понял, что вы кое-что уже знаете о нашей лесной находке?

- Очень многое знаю. Более того, для этого я и здесь.

- Ну, вот. Карты и открыты. О нём я не буду с вами разговаривать.

- Почему?

- А я вас не знаю. Знания о будущем - великая сила. И от того, в чьих руках окажется, зависит это будущее.

- Как зависит будущее?

- Будущего нет. Оно изменчиво. Есть неодолимые предпосылки, есть случайность, которая эти предпосылки способна перевернуть наизнанку. И от каждого из нас, каждую секунду зависит, каким будет будущее.

- Получается, что добытые вами сведения бесполезны?

Я пожал плечами. Кельш постучал пальцами по столу, задумавшись.

- Со мной вы не будите разговаривать. А с кем будите?

- С тем, кому смогу верить. В ком уверен. И буду уверен, что человек этот не обратит полученные знания против моего народа. Там и так всё беспросветно. Но, всё можно изменить. Исправить уже не выйдет, а вот избежать ошибок - возможно.

- И нагородить новых. А в ком вы уверены?