Страница 16 из 58
Проблема для человека, который хочет стать Незаменимым только на основании своих ремесленных навыков, состоит в том, что на рынке на удивление легко найти других людей с такими же навыками. Масса людей может не хуже вас играть на флейте, убирать в доме или программировать на Pyton. Если все, что вы умеете, — это выполнять задания и вы не входите в свою собственную лигу по уровню своих навыков, то вы не будете Незаменимым.
Статистика — опасная вещь, потому что она делает предельно ясным тот факт, что вы не лучше своего конкурента. А может быть, не лучше никого.
Когда вы начинаете борьбу за победу в конкурентной борьбе, основанную на легко измеримых показателях, вы рассчитываете на то, что, если вы приложите все силы, вы можете добиться результатов лучших, чем Гарфилд Соберс и Джек Хоббс добились в крикете. Не чуть-чуть лучших, а таких, каких добился Дональд Брэдман.
Но у вас так не получится.
С другой стороны...
Быть таким очаровательным, как Джулия Роберте, или таким прямым, как Марлон Брандо, или таким вызывающим, как Дэнни Бойл, — это более легкий путь, чем играть в крикет лучше всех в мире.
Эмоциональный труд доступен почти для всех, но очень редко он используется как источник конкурентного преимущества. Мы тратим время и энергию, пытаясь отшлифовать наше ремесло, но не фокусируемся на навыках и воздействии друг на друга, которые способны помочь нам выделиться из толпы и стать незаменимыми для нашей организации.
Эмоциональный труд первоначально рассматривался как негативное явление — например, как источник психологического истощения у стюардесс, которое изучала Хохшильд для своей книги. Ошибкой в ее анализе был отказ от рассмотрения альтернативы. А альтернативой является работа в угольной шахте. Альтернатива — это работа на конвейере и в мастерской в потогонном режиме. Эмоциональный труд назван трудом, потому что он труден, но именно для его выполнения мы больше всего приспособлены. Он может быть изматывающим, но он ценен.
(Взаимопонимание Кольбера)
Почему столько товаров категории люкс ручной работы делается во Франции?
Это не случайность. Это результат деятельности одного человека, Жана-Батиста Кольбера. Он служил при короле Франции Людовике XIV в семнадцатом веке. Он придумал, что можно противопоставить империалистическим успехам стран, окружающих Францию. Англия, Португалия, Испания и другие страны колонизировали мир, а Франция в этой гонке не участвовала.
Поэтому Кольбер организовал, регламентировал и стимулировал развитие индустрии роскоши. Он понял, чего хотят богатые потребители во всем мире, и помог французским компаниям это произвести и доставить. Пусть другие страны ищут сырье — во Франции из него сделают шикарные вещи, дадут им имена своих брендов и продадут обратно поставщикам сырья по заоблачным ценам.
Ключевым элементом этого подхода была работа незаменимых ремесленников. Луи Вюиттон делал свои чемоданы вручную в маленькой мастерской. Знаменитые виноделы Шампани полагались на подготовленных профессионалов — людей, которые всю свою жизнь работали с вином, для того чтобы создавать вина, которые могли бы путешествовать по всему миру.
В то время как Франция развивала ручное производство предметов роскоши, Великобритания делала ставку на безликие фабрики: на ткацкие станки, которые могли превращать хлопок в ткань с минимальными затратами человеческого труда, или керамические фабрики, которые могли производить дешевую посуду.
Знак «Сделано во Франции» появился, чтобы обозначать нечто важное и ценное (и по-прежнему означает, спустя три сотни лет) благодаря слову сделано. Механизация и удешевление процессов позволяют кому угодно копировать их. Опора на человеческий фактор затрудняет копирование — вещи, сделанные во Франции, редки, а редкость создает и ценность.
Бесстрашие, безрассудство и безответственность
Организации ищут бесстрашных людей, но при этом всеми способами выпалывают любые признаки безрассудства. Какая между ними разница?
Бесстрашие на самом деле не значит «без страха». На практике оно означает «не боясь того, чего не надо бояться». Быть бесстрашным — это, например, провести презентацию для важного клиента и спать перед этим так же спокойно, как всегда. Это означает желание принять на себя интеллектуальный риск и искать новые пути развития. Страх вызывает угроза, которую мы можем заранее вообразить себе, поэтому избегание страха позволяет вам выполнить то, что вами было намечено.
С другой стороны, безрассудство означает отсутствие оценки обстановки, попадание в такие места и ситуации, в которые попадают только дураки. Безрассудство — это источник больших проблем, особенно с точки зрения босса. Именно безрассудство привело американцев к кризису закладных и кризису ликвидности.
А что такое безответственность? Это еще хуже. Это неэффективность, безразличие, лень.
Куда вы прячете страх?
Когда люди строили железные дороги или когда великие чемпионы устанавливали свои рекорды, всем было ясно, что ключ к успеху — борьба с усталостью. Вы устаете, но не выходите из игры. Если вы выйдете, вы проиграете (забег, соревнование или свою работу). Никто почему-то не спрашивает: «А куда вы прячете свою усталость?», а это ведь замечательный вопрос. Куда она девается? Никуда не девается, она остается с нами, но некоторые люди сумели понять, что умение отстраниться от нее — это единственный путь к успеху.
Если вы ищете способ стать Незаменимым, вам стоит задаться аналогичным вопросом: «Куда спрятать страх?» Незаменимых отличает от обычных людей ответ именно на этот вопрос. Большинство из нас чувствуют страх и реагируют на него. И самая обычная реакция — прекратить делать то, что вызывает у нас страх. Тогда он уходит.
Незаменимый же чувствует страх, признает его и продолжает действовать. Я не могу объяснить, как это делается. Я думаю, что ответ для каждого из нас будет разным. Что я могу сказать точно — так это то, что в сегодняшней экономике именно продолжение действия и является главным условием успеха.
Проблема почти идеального
Асимптота — это очень скучная штука. Асимптота — это линия, которая все приближается и приближается к идеалу, но никогда его не достигает.
Если вы делаете какие-нибудь гаджеты и один из десяти оказывается дефектным, то улучшение качества будет иметь большую ценность для вас и ваших потребителей.
Если вам удастся добиться того, чтобы дефектным был только один гаджет из сотни, то это будет значительным ростом качества, но не ошеломляющим.
Если дефектным будет один гаджет из тысячи, это будет замечательно, но это далеко не предел.
Один дефект из десяти тысяч — это хороший уровень качества почти для любого производства, за исключением, пожалуй, лидеров отрасли.
Достичь уровня дефектности в один на сто тысяч очень трудно, но это заметный рост.
Один дефект на миллион — это близкий к идеалу уровень качества, но если вы делаете меньше миллиона единиц гаджетов, этого могут и не заметить.
На графике эта асимптота выглядит так:
Усилия
Когда вы приближаетесь к идеалу, любые улучшения становятся все более и более трудными, а рынок оценивает их все меньше и меньше. Увеличение процента ваших шестиметровых бросков с 98 до 99 может переместить вас значительно выше в книге рекордов, но это не позволит вам выиграть больше игр, а усилия по достижению последнего процента точности потребуют от вас усилий не меньших, чем те, которые пошли на достижение предыдущих 98 процентов.
Десять процентов заявлений о приеме в Гарвард исходят от людей, имеющих максимально возможный результат в тесте SAT (800 баллов). Примерно десять процентов — это ученики, окончившие школу на первом месте в своем классе. Это вроде бы идеальные результаты — невозможно ведь при окончании занять более высокое место, чем первое, и невозможно получить 820 баллов в тесте SAT. И все же более тысячи таких замечательных абитуриентов отвергаются Гарвардом каждый год. То есть даже идеальных показателей оказывается недостаточно.