Страница 7 из 56
Вдалеке показался Савва, который, опираясь на костыли, с трудом передвигал распухшие, почерневшие ноги. Подойдя, он посмотрел Даниле в глаза и улыбнулся:
— Я пойду…
Карий почувствовал толчок — изба вздрогнула, загудела и занялась разом, как просмоленная.
— Лошадь, лошадь спасайте! — истошно кричал Савва, спросонья путаясь в штанинах. — Без лошади пропадем!
В горящей конюшне Василько, в порванном и перемазанном кровью исподнем, стараясь лишить хищника маневра, саблею загонял волка в угол. Вбежавший Данила понял, что с матерым зверем казаку не управиться, что скоро волк перестанет пугаться огня и в два счета растерзает казака.
Карий вытащил ятаган и пошел на зверя.
— Куцы! — завопил Василько. — Я сам с него шкуру спущать буду!
Карий медленно приближался к волку, предугадывая каждое его движение. Волк, почувствовав силу врага, прекратил метаться и приготовился к схватке. Шерсть встала дыбом, морда ощерилась, обнажая ровные ряды смертоносных зубов, и только в глазах блеснуло ледяное отчаянье.
Зверь бросился вперед, одним прыжком преодолевая пять человеческих шагов, намереваясь вцепиться врагу в горло. Карий увернулся, по скорпионьи выбрасывая клинок вперед, на лету распарывая волчье брюхо. Вторым молниеносным ударом проткнул сердце, загоняя лезвие ятагана по рукоять.
Зверь забился в конвульсиях и, соскальзывая с клинка, рухнул вниз, к ногам Карего. Данила провел по лезвию ладонью и попробовал кровь на вкус: горячая, злая, ярая…
Возле выхода из конюшни над умирающей кобылой плакал казак:
— Прости меня, родная, недоглядел…
— Иди, забирай одежду, пока не сгорела. Я ей помогу…
— Что ты, Данила! — казак вцепился Карему в руки. — Разве она лютый зверь, чтобы ее как волка прирезать? С ней же по-человечески, по христиански надо!
— Как знаешь, — Карий оттолкнул казака. — Верст десять прошагаешь по морозу в исподнем, не так заговоришь.
Возле горящей избы суетился Савва, складывая пожитки:
— Все вынес! Ничто не пропало!
Увидев на лице Данилы кровь, протянул рушник:
— Ты ранен?
— Это волчья кровь, — Карий протер лицо снегом. — Иди, выводи казака, не то вместе со своей кобылой заживо сгорит…
— Надо разобраться, кто избу поджег, — Карий посмотрел на поспешно одевавшегося казака. — Ты караул держать был должен, как в исподнем оказался?
— Все тихо было, покойно… Вот и решил вздремнуть на лавочке по людскому обычаю… А изба сама занялась, мало ли от чего…
— Плетей тебе всыпать за такое «вздремнуть», — Карий подошел к казаку и схватил его за грудки. — В следующий раз сам шкуру с тебя спущу!
— Не добрый ты человек, — казак угрюмо помотал головой. — Хуже лютого зверя.
— Строгановы мне платят не за доброту и сострадание, а за злобу! Ты, казак, почему завалился спать? Все спокойно, говоришь, было? А если бы не волки, а люди сюда пришли? Нас бы всех как курей сонными передушили! Поэтому не вам судить обо мне!
— Мы и не судим, просто не понимаем, — Савва подошел к Даниле и протянул кусок хлеба. — Другой ты…
Карий, вспомнив ночное виденье, вздрогнул. На какое-то мгновенье лицо Саввы, освещенное догорающими руинами ямы, напомнило Спаса, с взыскательным взглядом которого он столкнулся в палатах Аники. Карий не взял хлеб, отвернулся:
— Дождемся рассвета. Путь предстоит неблизкий.
Глава 5. Орел-городок
— Приедем в Орел-городок, или как его по-пермяцки, Кергедан, то ей-ей, загуляю! — запальчиво божился казак. — Сначала все деньги пропью, а потом всех девок перещупаю!
— У Григория Аникиевича порядки построже московских, — усмехнулся Савва. — Станешь охальничать да озорничать, быстро на цепи окажешься, хуже пса выть будешь.
— Пустое, — Василько махнул рукой. — Коли пришли званы, так и уйдем не драны. С такой грамотой, как у нашего атамана, никто обидеть не посмеет. Так что чую, вволю потешится здесь душа казацкая!
Черномыс с надеждой посмотрел на Карего:
— Если что случится, ты ведь не выдашь, атаман?
— Гуляй, Василько, — Данила хлопнул его по плечу. — Только смотри, местные солевары так отделать могут, что и цепи Строгановские милы будут.
Вдалеке показались срубные крепостные стены с двумя восьмигранными башнями у ворот.
— Ай да Орел-городок! — казак заломил набекрень шапку. — Стоит без году неделя, а стены потверже Сольвычегодских будут! Нет, посмотрите, обламы-то какие! Сунься к такой стене, так из тебя в подошвенном бое решето сделают!
— Ты никак и сам городки брал? — усмехнулся Карий. — Говоришь так, будто пули на своей шкуре прочувствовал.
— Так то татарские, да турецкие! — рассмеялся казак. — В общем, случалось. Да кто из нас без греха?
— Вот Савва Снегов безгрешен. Истинно агнец среди волчищ.
— Да бес его знает: не то монах, не то ведун, — казак выпучил глаза. — Прижился у Строгановых, а то по доносу давно бы на кол посадили.
Василько посмотрел на Савву и потянулся за самопалом.
— Не балуй, дурень! — Савва спрыгнул с саней. — По-хорошему пищаль-то оставь!
— На кой леший ты мне сдался, — чертыхнулся Василько. — Гляди, над нами полдороги ворон кружит. Вишь, что-то у него поблескивает. Никак, шельма, кольцо увел!
Казак остановил лошадь, прицелился и выстрелил. Птица перекрутившись в воздухе, замертво рухнула вниз.
— Попал! Ей Богу, попал! Сшиб паршивца влет! Айда за добычей, — казак со всех ног бросился к убитой птице.
Он вернулся к саням и бросил мертвого ворона на снег. Ниже крыльев, между шеей и животом среди черных перьев поблескивал медный православный крест.
— Братцы, что же творится на белом свете?
— Вот тебе и Орел-городок, — Савва перекрестился и поднял птицу.
— Приедем в город, покажем Григорию Аникиевичу, — ответил Карий. — Савва, подбери ворона. Пусть Строганов своими глазами увидит.
По прибытии в Кергедан, Данилу и его спутников сразу же заперли в съезжей избе, а представленную грамоту за подписью Аники отобрали.
— В печенках сидит милость Строгановская! — казак с размаха ударил кулаком в дверь. — Приехали до полудня, а теперь, почитай, смеркается, а мы все под засовом как воры сидим!
— А ты хотел, чтобы тебя как добра молодца, накормили, напоили да в бане выпарили? — усмехнулся Савва. — Поди, знал, что не к теще ехал.
— Хоть бы харч какой дали. Со служилыми полюдски поступать надобно.
— Значит, рожей не вышел, чтобы тебя Строгановы не знамо про что кормить и поить стали.
Казак насупился и попер на Снегова с кулаками:
— Что сказал?
— Рожей не вышел, — ответил спокойно Савва.
— Ах ты, собака поповская! Рожей, говоришь, не вышел! Да я тебя сейчас об пол побрею!
— Угомонись… — Данила чуть повел бровью. — Разжужжались, как жуки майские в коробке.
Дверь скрипнула и, кряхтя с мороза, в караулку ввалился строгановский приказчик. Не снимая шапки и не перекрестясь на образа, презрительно осмотрел прибывших:
— Карий кто? Собирайся, Григорий Аникиевич ждет.
— А мы что же?
Казак пошел вслед за Данилой, но приказчик властно остановил его, ткнув плетью в грудь:
— Раз не велят кликать, значит, рожей не вышли!
** *
Придя на строгановский двор, приказчик провел Карего к погребу:
— Полезай, Григорий Аникеич припасы проверяет, там обо всем и поговорите. Недосуг ему запросто тебя видеть…
Григорий деловито осматривал каждый сосуд, принюхивался, не появился ли у рассола дурной запах, приподнимал дощечки, с удовольствием пробуя хрустящие огурчики на вкус. Завидев Карего, усмехнулся:
— Аминь, да не ходи один… К батюшке татем пробрался, чего же ко мне один да под охраной пришел? Или удаль по дороге выветрилась?
— Не один я к тебе пришел, — ответил Карий, — да не с пустыми руками, а знатный гостинец принес.