Железный замок

Пацан, недолго поискав по карте, ткнул пальцем рядом с тем местом, что недавно показывал Айтер.

— Понятно… — обожжённый убрал карту.

Двери кабины открылись, из них мешком вывалились два трупа, принадлежавшие таким же пацанам. Следом показалась злобная рожа Прута.

— Где патрули? Какие у них маршруты? — спросил Ибар, не обращая внимания на то, что пацан, увидевший тела своих товарищей, побледнел, как накрахмаленная простынь.

— Не знаю, — он задрожал и отвёл взгляд. Наёмник нахмурился.

— И ты думал, я тебе поверю? — он прищурил глаз. — Лучше не шути со мной, пацан. А то узлом завяжу.

— Я не знаю! — почти выкрикнул пленник. Не нужно было учиться пять лет на психолога для того, чтобы понять, что он лжёт. Даже Табас, в голове которого творился полный кавардак, понял это.

— Слушай сюда, — Ибар оскалился и глухо зарычал. — Времени у меня нет. Так что я не буду выпендриваться и просто сломаю тебе руку. Для начала. Где. Патрули? — процедил он таким голосом, что Табасу самому стало страшно. — Говори! Скажешь — отпустим. Ты нам нахрен не сдался, очень скоро мы будем далеко.

Парень недоверчиво насупился, но было заметно, что слова Ибара он принял за чистую монету. Зато Табас понял, что его напарник бесстыдно лжёт, и пацана в ближайшем будущем не ждёт ничего хорошего. С удивлением для самого себя он понял, что не чувствует к пленнику никакого сострадания.

К чёрту. К чёрту всех этих дружинников, помощников полиции, юных стрелков, кадетов, молодых парашютистов и кинологов. Всех, кому государство задурило голову с юных лет, выдало форму с красивыми значками, научило ходить строем и объявило, что на их стороне — Правда.

Пусть Ибар их всех перестреляет, ему, Табасу, будет плевать.

— Ну?! Где?! — рявкнул Ибар, и юнец сбивчиво начал рассказывать, закладывая ему всё, что знал.

— Патрулей много, я точно не знаю, но штук двадцать может. Где-то по десять человек каждый. Весь батальон разбили на отделения и послали прочёсывать эти леса. Где-то тут как раз граница поисков, мы двигались с базы на смену отделению Ювеса.

— То есть, там, южнее, нас не ищут? — обожжённый напрягся и прищурился. Выглядело это жутковато, но Табас понимал, что он больше играет на публику.

— Нет, — сказал парень уверенно.

— Врёшь, сука! — заорал Ибар и направил на пацана автомат. — Врёшь, щенок! В засаду нас хочешь завести?!

— Я правду говорю! — заверещал пленник, дёрнувшись и закрываясь руками от автоматного ствола. Он не удержал равновесие и упал на дорогу, засучив ногами, и таким способом, на заднице, прижимая к себе раненую руку, пополз назад, к грузовику, который Нем и Айтер уже успели завести.

— Точно не врёшь? — спросил Ибар, будто бы смягчаясь. — Не бойся. Ничего тебе не будет, если правду говоришь.

— Не вру… — настороженно сказал пацан, всё ещё опасливо наблюдавший за Ибаром и его ладонью, лежавшей на рукояти автомата.

Машина взревела двигателем и дёрнулась, пацан испуганно обернулся, не желая попасть под колёса, и в тот же миг прозвучали три выстрела. Короткая очередь прошила помощнику полиции грудь и шею. Щуплое тело не было значительной преградой для автоматных пуль — они прошли насквозь, будто и не встретилось ничего на пути.

Табас вздрогнул: он сам отвлёкся на машину, так что смерть пленника стала для него неожиданностью.

— Что там такое? — крикнул Нем, высунувшись из кабины со стороны пассажира.

— Всё нормально! — закричал Ибар, пытаясь переорать рычание двигателя. Машина буксовала, пытаясь выбраться из кустов, из-под колёс летела пыль и мелкие камешки.

— Залезайте в кузов! Айтер, давай в кабину! Прут, сюда!

— Поберегись! — Рыба и Хутта, забравшиеся первыми, выбрасывали трупы подростков-помощников. Они были до неузнаваемости изуродованы пулями — нападение было внезапным и патронов атакующие не жалели. Расколотые головы, пробитые шеи и лица, худые впалые груди, из которых со свистом и красной пеной выходили остатки воздуха — зрелище было то ещё. Табас, состояние которого с каждой минутой ухудшалось, отвернулся, дабы не попрощаться с содержимым желудка.

Пол в кузове был скользким, на нём валялись какие-то подозрительные сгустки, о природе происхождения которых Табас не хотел думать. Зато лавки — три штуки, две у бортов и одна в центре, — наличествовали. Табас сразу, едва сбросив рюкзак, опустился на левую и сумел, наконец, отдышаться. В голове шумело, нос намертво заложило, и предчувствие, что случится что-то плохое, не давало покоя. К тому же начали затекать ноги, которые никак не удавалось удобно пристроить. Ибар уселся рядом, Рыба, Хутта и Прут расположились кто где.

Обожжённый дважды постучал по кабине водителя, и грузовик, дёрнувшись так, что Табас едва не рухнул на пол, помчался по дороге, вздрагивая на многочисленных ямах и кочках.

— Терпи, — жёстко сказал Ибар юноше, который скрежетал зубами. — Дальше будет только хуже.

20

Табас корчился от боли. С каждой секундой ему становилось всё хуже — кожа горела огнём, будто тело окунули в ванну с кислотой, ужасно тянуло внизу живота, а конечности ломило так, будто он сутками сидел без движения.

Тряска в кузове не добавляла комфорта: стоило Табасу устроиться хоть с каким-то подобием удобства, машина подпрыгивала, и юноша вместе с ней. Несколько раз он падал с лавки, и каждый раз ему помогал подняться Ибар. Обожжённый наёмник сидел рядом и присматривал за напарником, непонятно чего ожидая.

Наконец, когда Табаса на лавке скрутило винтом и стошнило прямо себе на грудь, Ибар постучал в кабину. Машина остановилась, хлопнула дверь. Наёмник вылез из кузова и заговорил с Айтером. Табас слышал их негромкий разговор так, словно он происходил в другом измерении. Голова была большой и горячей, как воздушный шар, реальность воспринималась с трудом.

— Аптечка есть в кабине? Достань, — сказал Ибар, и Айтер, судя по шороху и раскачиванию кабины, полез внутрь.

— Есть что-то.

— Давай сюда, ага.

Вжикнула молния. Сидевшие напротив Табаса бойцы смотрели на него с сожалением — покрасневшие от царившей под тентом жары, грязные, как черти, и измазанные в чужой крови.

Ибар выругался.

— Что?

— Да нет тут ни хрена! — рыкнул обожжённый.

— А что ты искал вообще?

— Снотворное.

— Что, совсем плохо? — осторожно спросил Айтер.

— А ты сам как думаешь?.. Ломает его. Ладно, хрен с ним, со снотворным, — снова что-то зашуршало. — На, держи. Трогайтесь, как я постучу.

Табас перевёл взгляд, перед которым всё плыло, на плавно качавшийся брезентовый полог. По ослепительно-яркой полоске света между тентом и кузовом показалась перебинтованная голова, и вскоре с молодецким «Хэть!» внутрь залез Ибар, державший в руках два бумажных блистера с какими-то таблетками. Сняв с пояса флягу, он вытащил две таблетки и поднёс их ко рту Табаса.

— Пей. Обезболивающее и от желудка. Стошнит — пристрелю! — мрачно заявил он, и Табас послушно проглотил два белых кругляша, запив их водой из фляги.

Его сразу же повело, голова закружилась, желудок как будто кто-то сжал в кулаке. Ибар, увидев перекошенное лицо напарника, заорал на весь лес:

— Держи, блядь! В себе держи!.. — он кричал с такой яростью, что Табас перепугался до полусмерти, и, наверное, именно это помогло: тошнота отступила, но во рту всё ещё стоял настойчивый привкус желудочного сока.

Убедившись, что Табас принял таблетки, Ибар снова постучал кулаком по кабине, и грузовик, басовито затарахтев, тронулся, запрыгав дальше по просёлку.

— Сколько?.. — не своим голосом спросил Табас, хватая расплывавшегося перед глазами напарника за рукав. — Когда прекратится?..

Ибар лишь покачал головой:

— Несколько дней. Возможно, неделя или даже две.

Табас выругался.

— Почему после первого раза не было так хреново?

— Потому что это второй шанс, — ухмыльнулся Ибар. — А третьего не дано.

— Что?.. — наёмник закашлялся. — Что со мной будет?