Страница 35 из 86
Изложенные выше факты относительно севера Руси полностью согласуются с выводами, уже давно сделанными исследователями применительно ко всей волго-балтийской торговле. «К настоящему времени, — подчеркивал еще в 1956 г. В.Л. Янин, — 25 наиболее ранним восточноевропейским кладам куфических монет конца VIII — первой трети IX в. и трем десяткам отдельных находок того же времени в Восточной Европе может быть противопоставлено в Западной Европе только 16 кладов и 13 отдельных находок. (…) Что касается роли скандинавов на этом начальном этапе торговли, то из 16 кладов конца VIII — первой трети IX в. только три обнаружены на Готланде и один в Упланде, на территории материковой Швеции. Два ранних готландских клада (783 и 812 гг.) очень малы. В одном из них содержалось 8, в другом 11 монет. Третий датируется 824 г., а клад из Упланда — 825 г. Остальные 12 западноевропейских кладов ничего общего со Скандинавией не имеют: пять из них найдены в Померании и датируются 802, 803, 816, 816 и 824 гг.; три — в Восточной Пруссии и датируются 811, 814 и 818 гг.; три в Западной Пруссии — 808, 813 и 816 гг.; один клад 810 г. обнаружен в Мекленбурге.
Таким образом, основная и притом сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов восточных монет обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян. Миф об исконности организующего участия скандинавов в европейско-арабской торговле не находит никакого обоснования в источниках.
(…) Обращение Восточной Европы в основном поглощает приходящую с Востока монету, но торговые связи восточных и западных славян, игравшие, судя по статистике кладов, меньшую роль в экономике восточнославянского общества, приводят к частичному отливу куфической монеты на земли балтийских славян. Эти связи осуществляются непосредственно между населением Восточной Прибалтики и балтийскими славянами и являются по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов. Только в самом конце первой четверти IX в. появляются скандинавские клады куфических монет, сколько-нибудь значительные в количественном отношении»{322}. Если же принять во внимание, что торговые связи с Готландом были в немалой степени обусловлены славянским населением города Висби, то реальное участие собственно скандинавов в торговле с Востоком будет еще менее значительно. О роли этого острова в общескандинавской торговле с Востоком красноречиво говорят следующие цифры: если во всей Скандинавии в кладах найдено 55 900 арабских монет{323}, то из них на долю Готланда приходится 45 тысяч{324}. Как видим, не существуй у готландских купцов связей в славянской среде, количество восточного серебра в Скандинавии было бы весьма незначительно. Удельный вес скандинавов в торговле с Востоком помогает понять еще одна цифра: по утверждению самих норманистов, только в X в. в Северную Европу по Волжско-Балтийскому пути, главным образом через Ладогу, поступило 125 миллионов серебряных дирхемов{325}. В своей совокупности археологические данные показывают, что скандинавам позволялось принять участие в чрезвычайно прибыльной торговле с Востоком, первоначально через посредство живших на Готланде славян, однако к контролю над этой торговлей их никто подпускать не собирался, а ключевой ее участок надежно охранялся славянской Любшанской крепостью.
Аналогичные межславянские связи в балтийской торговле прослеживаются и на материале западноевропейских кладов. По их составу заметно безусловное родство южнобалтийских и древнерусских кладов и их явное отличие от скандинавских, в том числе и готландских. Дело в том, что в скандинавских кладах очень высок процент английских денариев, обусловленный победами викингов над англосаксами, в то время как в западнославянских и древнерусских кладах он незначителен и там преобладают германские монеты. При этом, отмечает В.М. Потин, крупнейшие клады западноевропейских монет X–XI вв. найдены именно в западно- и восточнославянских землях, наглядно показывая, откуда именно шел на Русь основной поток германских денариев{326}. То же самое мы видим и на примере венедок — монет прибалтийских славян. За пределами западнославянского ареала наибольшее количество кладов с ними найдено на территории Восточной Европы — 45 кладов, в то время как в более близкой к ним Дании всего лишь 8 кладов, на острове Борнхольм — 3, в Норвегии — 12, на острове Готланд — 19 кладов{327}. Данные факты показывают не только двусторонний характер славянской торговли по Варяжскому морю, но и то, что она осуществлялась без посредничества скандинавов.
Следует подчеркнуть, что связи западных славян с Ладогой фиксируются археологически именно в эпоху, непосредственно предшествовавшую летописному призванию варягов. Анализируя результаты находки на Рюгене клада из 2000 арабских монет, датируемого 849 г., общим весом в 2,8 кг и серебряных украшений пермского типа, И. Херрман писал: «В целом можно считать, что в середине IX в. мореплаватель, который жил в Ральсвеке на Рюгене, имел прямые связи с Волжским торговым путем или, по крайней мере, со Старой Ладогой. Лодки, на которых можно везти такие богатства, известны из Ральсвека. Керамика, господствовавшая в это время в Ральсвеке, относится к так называемому фрезендорфскому типу. Аналогичный материал известен и в Старой Ладоге»{328}. За пределами Руси рюгенский клад является самым большим кладом арабского серебра на Балтике до 850 г. Поскольку около велетского Менцлина также было найдено серебряное украшение пермского типа, исследователь отмечает, что ни о каком скандинавском посредничестве речи идти не может: «Большое число арабских серебряных кладов на южном берегу Балтийского моря относится ко времени около 850 г., тогда как в скандинавских странах арабские серебряные сокровища (клады) встречаются после середины IX в. (…) Распределение отдельных археологических находок IX в., а также обстоятельства их нахождения указывают на непосредственные регулярные морские связи южного берега Балтийского моря, который был населен полабскими славянами, поморянами со Старой Ладогой»{329}. Надежной основой для регулярных связей славян Варяжского моря между собой стало возникновение в VIII–IX вв. морских торговых портов в Старгарде и Рерике у ободритов, Арконы и Ральсвека у ранов, Менцлина у велетов, Колобжега, а затем Волина и Щецина у поморян и Старой Ладоги у ильменских словен. Исходя из современных нумизматических данных, торговые операции с арабским серебром начинаются в 50–60-х гг. VIII в. и продолжаются почти сто лет без участия скандинавов{330}.0 более чем скромной первоначальной роли скандинавов, даже если брать в расчет Готланд, в торговле с арабским миром свидетельствуют следующие нумизматические данные: «До начала IX в. куфические монеты на о. Готланд не поступали, а три клада, датируемые первой третью IX в., содержали всего 83 экземпляра. Клады же, найденные в Восточной Европе, содержали, по самым приблизительным подсчетам, не менее 6500–7000 монет»{331}.
Изучение хронологии зарытых кладов куфических монет выявило и еще одну интересную закономерность. За пределами Восточной Европы на побережье Балтики все клады распределяются на три большие группы: в Скандинавии, в районе Нижнего Повисленья и в междуречье Эльбы и Одера. Ближе всего к Восточной Европе находится Готланд, но туда арабское серебро поступает позднее всего. После него ближе всего к Волжско-Балтийскому пути находится регион Вислы, однако самые ранние клады обнаружены не там, а в землях полабских славян, на территории современной Германии, наиболее отдаленных от источника серебра{332}. Составленная В.И. Кулаковым карта древнейших кладов дирхемов (рис. 12) красноречиво показывает связь всех четырех мест на Балтийском море, где источники фиксируют присутствие русов, — именно в этих регионах мы видим находки монет до 800 г. включительно. Единственная неточность данной карты состоит в том, что на ней не указан один ранний готландский клад 780 г., однако он весьма незначителен.
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться