Индийская тушь

Флора. «Все в Клубе были очень приветливы, из кожи вон лезли, чтобы сказать, что они не слишком увлекаются поэзией, но и против ничего не имеют, так что, мол, пожалуйста. На ужин был суп, вареная рыба, бараньи котлеты, бисквиты с вишнями и сардинки. И я в толк не возьму, милая, как нам все это сходит с рук. Некоторым из них я не доверила бы заправлять даже имперскими конюшнями. Но все это скоро кончится. Официально. Я слышала из первых уст…»

Резидент и англичанка танцуя появляются на сцене. Оба в радостном настроении.

Резидент (в танце). Пункт первый: остаться здесь – это наш нравственный долг, и, пункт второй, мы от него уклонимся.

Резидент и англичанка удаляются, кружась в танце.

Флора. «Я думала, Клуб будет похож на доходный дом где-нибудь в бойкой части Рейгейта, но вовсе нет… он огромный, белый, с колоннами, точно как тот дом, который, наверное, на твоей памяти первый… дом бедной мамы, который стал нашим на полгода и больше уж никогда. Я так и не возвращалась в Мэйбрук. Может быть, нам нужно совершить туда паломничество».

Пайк. Семья Крю встретила сэра Джорджа Дью-Ловетта из ланкаширского Мэйбрук-Холла в августе тысяча девятьсот одиннадцатого на променаде в Лландадно.

Дюран с возникает в сопровождении слуги, у которого на подносе два стакана с виски и сифон с содовой.

Дюранс. Вот и я. Два больших стакана.

Пайк. Катрин Крю не вернулась в семейный дом в Эшборне.

Флора. Мне, пожалуйста, побольше содовой.

Пайк. У нее начался роман с Дью-Ловеттом, директором пароходства «Белая звезда», и она перевезла дочерей в Мэйбрук.

Дюранс. Я налью.

Слуга кланяется и уходит.

Пайк. Персиваль Крю проявил понимание, и бракоразводный процесс уже шел, когда девочки вернулись в Эшборн к отцу на пасхальные каникулы тысяча девятьсот двенадцатого года, в то время как их мать соединилась с Дью-Ловеттом в Саутхэмптоне.

Дюранс. Скажите, когда хватит. (Управляется с напитками.)

Флора. Хватит.

Пайк. «Титаник» вышел в море десятого апреля, и Ф.К. никогда больше не видела ни мать, ни Мэйбрук.

Флора. Ваше здоровье.

Дюранс. Ваше здоровье.

Дилип возвращается с меню.

Дилип. Элдон! Теперь можно ужинать! Я надеюсь, вам понравится мой Клуб. «Дворец Джуммапура», разумеется, прекрасный отель, но в старые времена это здание действительно было дворцом, частной резиденцией Раджи.

Пайк (проходит за Дилипом). Где он живет сейчас?

Дилип (уходя): В пентхаузе! Здесь обычно хорош рыбный карри, и ни в коем случае не откажите себе в хлебном пудинге!

Флора. Простите, что я вас так утруждаю собой.

Дюранс. Так-то оно лучше. Вы, значит, приехали в Индию поправить здоровье…

Флора. Вас это потешает?

Дюранс. Да, пожалуй. Вы не видели английское кладбище?

Флора. Нет.

Дюранс. Я должен вас туда отвести.

Флора. Ох!

Дюранс. Люди здесь мрут как мухи: холера, тиф, малярия… Мужчины, женщины, дети… сегодня живы, завтра нет. Вы уверены, что доктор посоветовал вам Индию?

Флора. Он не сказал «Индия». Он сказал: морское путешествие и теплый климат. Мне захотелось в Индию.

Дюранс. Молодец. Жизнь на грани. Через месяц… вы не можете себе представить этой жары. Но вы уедете в Холмы, так что все в порядке. (Поворачивается к креслу.) Вот, глубокое кресло. Удобно класть ноги.

Флора. Да, глубокое. Спасибо. У вас славный Клуб.

Дюранс. Да, он довольно пристойный. Здесь не так много британцев, поэтому мы больше перемешиваемся.

Флора. С индийцами?

Дюранс. Нет. Собственно в Индии (я имею в виду нашу Индию) в таком городке было бы два или три клуба. У валлахов был бы свой, и чиновники держались бы сами по себе… знаете, как это бывает… и офицеры тоже…

Флора. Мистер Дас назвал вас капитаном.

Дюранс. Да, я – офицер. Временно командированный, разумеется. Нас, младших чинов, здесь двое. Когда мы путешествуем по штатам, мы представляемся политическими агентами. Джуммапур не из наших штатов… мой шеф распоряжается полудюжиной местных территорий.

Флора. Распоряжается?

Дюранс. О да.

Флора. Он – офицер? Нет… какая я глупая…

Дюранс. Он на индийской государственной службе. Неборожденный. Брамин [48].

Флора. Вы ведь не всерьез?

Дюранс. Да, всерьез. Нет, он не всерьез брамин. Но и-зация может довести и до этого.

Флора. Что?

Дюранс. Индианизация. Конец всему, понимаете? У нас в полку есть индийские офицеры. Мой сослуживец, младший офицер, отличный парень – он тоже на государственной службе, прошел экзамен, отучился год в Кембридже, освоил поло и застольные манеры, и вот он здесь, сахиб на государственной службе Индии. Флора. Он здесь?

Дюранс. В Клубе? Нет, он не может прийти в Клуб.

Флора. О!

Дюранс. Ваше здоровье, Флора. Я пью за ваше здоровье, за которым вы приехали. Мне бы хотелось, чтобы вы здесь остались дольше. В смысле, ради меня.

Флора. Понимаю, но я не останусь. Вот и все. Не смотрите на меня, как побитый пес. Я вам буду нравиться все меньше и меньше, если вы узнаете меня поближе.

Дюранс. Вы со мной поедете утром?

Флора. Серьезно?

Дюранс. Да, серьезно. Поедете?

Флора. На «даймлере»?

Дюранс. Нет. Обещайте, что поедете. Нам придется пойти внутрь через минуту, если никто сюда не выйдет.

Флора. Почему это?

Дюранс. Здесь, кроме сплетен, заниматься нечем. Здесь из-за вас все сгорают от любопытства. Одна из жен утверждает… Вы попадали дома в газеты? Какой-то скандал вокруг вашей книги, что-то в таком роде?

Флора. Понятно, почему вы так нервничаете. Вы угодили в мои силки… давайте войдем…

Дюранс. Нет. Простите меня. Флора… Мир? Пожалуйста.

Флора. Хорошо, мир.

Он целует ее без приглашения, для пробы.

Дюранс. Скреплено поцелуем.

Флора. Больше не надо. Я серьезно, Дэвид. Подумайте о своей карьере.

Дюранс. У вас правда скандальная репутация?

Флора. Когда-то была. Я и в суде побывала. На Боу-стрит.

Дюранс (встревоженно). О, не может быть. Флора. Может. Я была свидетельницей. Под судом был издатель, но стихи были мои… моя первая книга.

Дюранс. Вот как!

Флора. Дело закрыто из-за формальности, и полицейские были крайне милы, они провезли меня сквозь толпу в фургоне. Мою сестру выставили из школы. Но во всем этом я была виновата сама. Мировой судья спросил меня, почему все мои стихотворения – о сексе, а я ответила: «Пишу о том, что знаю» – из чистого эпатажа. Я была практически девственницей, но эта фраза протащила меня по всем газетам, да так, что мое имя узнает теперь жена поганого плантатора посреди Раджпутаны, черт, черт, черт., нет, давайте войдем.

Дюранс. Сядьте, это приказ.

Дюранс, который до сих пор стоял, взлетает на одного из гимнастических коней.

Флора. О господи, вы ведь не начнете командовать, правда?

Дюранс (смеется). Вы любите поло?

Флора. Я не часто в него играю.

Дюранс. Нужно отмерять удар, видите? (Взмахивает клюшкой для поло.) Как у вас с виски?

Флора. Изумительно. Особенно хорошо то, что это запрещено. Боже, откуда взялась эта луна?

Дюранс. Уже лучше. Я люблю эту страну, а вы?

Флора. Что же с ней будет? Эти волнения утром в городе… они часто случаются?

Дюранс. Здесь не часто. В Британской Индии тюрьмы переполнены.

Флора. Значит, да.

Дюранс. Это не про нас. Это индуисты и мусульмане. Соляной марш Ганди сегодня достиг океана. Вы слышали?

Флора. Нет, расскажите.

Дюранс. Наши индуисты из конгресса закрыли магазины в знак солидарности, а мусульмане не присоединились. Вот про что это было.

Флора. Мой повар вернулся домой без двух кур.

Дюранс. Индийский национальный конгресс – это очень хорошо, но для мусульман конгресс то же, что Ганди… партия индуистов во всем, кроме названия.

48

Брамин – представитель духовной или ученой касты.