Страница 25 из 38
В августе, после того как правительства всех стран – участниц конфликта опубликовали предшествовавшие ему дипломатические телеграммы и меморандумы, подобрав их таким образом, чтобы переложить ответственность на противника, стали известны имена дипломатов, причастных к развязыванию войны. Издавая свою антивоенную статью отдельной брошюрой, Клиффорд Аллен подчеркнул: «Страдания людей нельзя оправдать расписанными по дням и часам посольскими депешами».
Пока антивоенные настроения боролись с вспышками патриотизма, резко возросло число желающих воевать в Европе, вступавших в расположенный в Северной Африке французский Иностранный легион из 10 000 солдат. Через семь месяцев после 21 августа, когда началась вербовка, к нему присоединились 32 000 человек, не являющихся французами, в том числе около 5000 итальянцев, более 3000 русских, 1467 швейцарцев, 1369 чехов, 1000 немцев, желавших воевать против Германии, и более ста американцев. Среди американцев был Уильям Тоу из Питсбурга, который 30 августа писал домой из базового лагеря: «Я намерен принять участие, пусть и небольшое, в величайшей и, вероятно, последней войне в истории, которая, судя по всему, превратилась в битву цивилизации против варварства. Пусть это и покажется преувеличением, но вы бы согласились со мной, послушав рассказы французских, бельгийских и английских солдат, которые пришли сюда с фронта».
Тоу описывал легионеров, которые вместе с ним проходили военную подготовку: «колумбийского профессора по прозвищу Коротышка – опытного преподавателя с множеством ученых званий, проповедника из Джорджии, профессионального игрока из Миссури, бывшего боксера в легком весе, двух смуглых джентльменов из Луизианы и с Цейлона, двух крутых парней из уличной банды, контролировавшей Манхэттен, шведа, норвежца, нескольких поляков, бразильцев, бельгийцев и т. д.». По словам Тоу, это походило на школу, не считая того, что «за шалости здесь не отчитывали, а сажали на голодный паек или в тюрьму».
В конце августа отступлению британских войск существенно помогло французское контрнаступление под Гизом. В дальнейшем внимание противника было до некоторой степени отвлечено переправой через Северное море в Остенде 3000 бойцов Британской королевской морской бригады, вполне успешной, несмотря на присутствие немецких подводных лодок. Германское Верховное командование было обеспокоено сообщением, что силы морских пехотинцев намного значительнее. Распространился слух, что речь шла не о британских, а о русских войсках, которые морским путем переправились с севера России в Шотландию, а затем по железной дороге были быстро доставлены в порты Ла-Манша. Называли цифру 80 000, которая вскоре возросла до «чуть меньше миллиона».
Британцы, путешествовавшие по железной дороге, видели на станциях русских в «сапогах, на которые налип снег», направлявшихся на юг. Times писала, что русские высаживались в порту шотландского города Лит «и ночью пересаживались на поезда, доставлявшие их в порты на южном побережье». Оттуда их через Северное море переправляли в Бельгию. «В подтверждение скажем, что по всей стране запоздалые путники видели на железнодорожных станциях проносившиеся мимо длинные составы с опущенными шторами на окнах, а также множество вагонов со свирепого вида бородатыми мужиками в меховых шапках».
Но в течение семи дней вблизи Остенде действовали не русские, о прибытии которых прошел слух, а бойцы Королевской морской бригады, заставившие немцев поверить, что их гораздо больше, чем на самом деле. Затем они вернулись в Британию. Последнее подразделение профессиональной армии, оставшееся в Великобритании, к тому времени отправили во Францию, оставив Британские острова беззащитными в случае нападения Германии. Для Британии то было опасное время. Германия располагала силами, вполне достаточными для того, чтобы направить значительную группировку на британское Восточное побережье. С некоторой долей удачи, в густом тумане, немецкие корабли могли ускользнуть от Королевского военно-морского флота. Но 28 августа в морском сражении в Гельголандской бухте были разрушены три немецких крейсера, еще три серьезно повреждены. Погибло 700 немцев и 35 британцев, ни один британский корабль не утонул. Вероятность вторжения отступила. «Все без ума от радости из-за успеха нашего первого морского боя», – писал жене британский адмирал, командовавший сражением. К тому же британцы спасли двести моряков с одного из потопленных крейсеров, тем самым доказав свое благородство.
В Германии привычным зрелищем становилось прибытие военнопленных. 30 августа в Ландсхуте школьник Гиммлер написал в дневнике: «На вокзале толпились зеваки, проявившие грубость и даже жестокость, давая тяжело раненным французам (которые, конечно, хуже наших раненых, раз оказались в плену) хлеб и воду».
30 августа в воскресном выпуске Times, посвященном военным действиям, появился репортаж одного из самых известных корреспондентов, Артура Мура, видевшего отступление британских войск от Монса. Мур сообщал из Амьена о «страшном поражении», нанесенном союзникам при Монсе неделей раньше, и описывал «жалкие остатки многих полков» и «потрепанных маршем» британских солдат. Британское общество было в шоке. Амьенский репортаж, по словам историка, «разразился как удар грома в стране, уверенной в скорой победе и ожидавшей только победных сообщений, и посеял ужас в кабинете министров, и без того встревоженном отсутствием важных новостей с фронта»[29]. В тот день британское правительство, за двенадцать дней до того заказавшее 162 000 осколочных снарядов, вдвое увеличило заказ.
Главнокомандующий сэр Джон Френч сомневался, что французские войска, численно превосходящие его собственные, способны остановить продвижение немцев, 30 августа вынудивших англо-французские силы отступить через Эну на юг. 31 августа французские колониальные войска, наступавшие к востоку от Жербевилле, были практически уничтожены немецкими пулеметными расчетами. Расположенный неподалеку резервный полк за полчаса смял немецкую оборону, но французский план боя предполагал трехчасовой штурм немецких позиций, и артиллерия продолжила обстрел, когда они уже были заняты французами. Под сильным огнем одержавшие победу войска отступили на исходные позиции. Всего за несколько дней в дивизии из 14 500 осталось 8000 человек.
31 августа сэр Джон Френч известил Лондон о своем намерении отвести Британский экспедиционный корпус за Париж, оставив французскую армию на произвол судьбы. В письме другу он признавался, что британские войска «измотаны». Они нуждаются в «отдыхе и восстановлении». Если бы Лондон увеличил число пехотинцев под его командованием в шесть раз, а кавалеристов в четыре, добавлял он не без сарказма, «я добрался бы до Берлина за шесть недель и без помощи французов». Не имея возможности получить подкрепление, он решил отделить свои войска от французских и отойти от линии фронта.
Новость о решении Френча потрясла тех, кто рассчитывал на его поддержку. 31 августа Жоффр напрямую обратился к премьер-министру Франции, Рене Вивиани, с просьбой вмешаться и «убедить фельдмаршала Френча не отступать слишком быстро и сдерживать противника на британском участке фронта». Недавно созданный британский Военный совет был настолько обеспокоен поведением главнокомандующего, что лорд Китченер лично отправился во Францию, чтобы напомнить Френчу о его обязанности постоянно поддерживать французские войска. 1 сентября Френч и Китченер встретились в Париже. По окончании встречи Китченер телеграфом передал в Лондон хорошие новости: «Войска Френча на данный момент находятся на линии фронта, где и будут оставаться и оказывать всяческую помощь французской армии».
После шести дней непрерывного марша на юг 5-я армия генерала Ланрезака достигла Краона. Капитан Спирс стал свидетелем страданий французских солдат. «Головы опущены, красные брюки и синие мундиры неразличимы под слоем пыли. Они бредут по нескончаемым дорогам, натыкаясь на транспорт, на брошенные повозки и друг на друга, их запорошенные пылью глаза уже не различают раскаленных солнцем пейзажей, они видят только брошенную поклажу и распростертых на земле людей, изредка – оставленные орудия. Повсюду на обочине валяются лошади, павшие в пути от усталости. Хуже того, лошади, полудохлые, но все еще боровшиеся со смертью, скорбно смотрели на проходящие колонны, покрывавшие их пылью от шагающих ног, подергивая пересохшими губами и ноздрями». Стояла сильная жара. Многие солдаты, «вконец измученные, сраженные усталостью или палящим солнцем, падали и уже не вставали, но сохранившееся чувство долга и дух самопожертвования гнали армию вперед».
29
Bernhard Ash. The Lost Dictator. A Biographie of Field-Marshal Sir Henry Wilson. L.: Cassel, 1968. P. 159. Авт.