Радуйся, пока живой

Полковник дисциплинированно, но мельком просмотрел бумаги, поднял на собеседника просветленный взгляд:

— Действительно интересно… Столько невинных жертв — и сплошь загадки. Сплошь висяки. Прежде такого не бывало. Но ведь время лихое, Иван Романович, нехорошее время. Для криминала раздолье. Как говорится, кому война, а кому — мать родна.

Не обратив внимания на издевку, Самуилов продемонстрировал еще один отксеренный документ.

— А это, дорогой полковник, график ваших таинственных несанкционированных отлучек. Поразительные совпадения, не правда ли? Тютелька-в-тютельку. Даже не верится, что можно так наследить.

Санин ознакомился с графиком, где скрупулезно были зафиксированы не только дни, но и часы его исчезновений. Его лицо ничуть не изменилось, но словно самую малость подсохло.

— Кажется, пугать изволите, Иван Романович? Но это же глупо, бесперспективно.

— Не совсем так, — генерал в третий раз вздохнул, отчего могло сложиться впечатление, что он перемогает почечную колику, — Насчет перспективности не совсем так. Да вы сами понимаете. Отыскать свидетелей вашего пребывания в тех местах — плевое дело. А дальше только потянуть… Но это так, к слову. Не берите в голову.

Санин откинулся на стуле, достал сигареты и, дождавшись кивка генерала, закурил. Новость для Самуилова: в досье не было ни строчки о том, что полковник курит.

— Поверьте, Иван Романович, — Санин заговорил задушевно, как говорят поздним вечером с любимой женой. — Я пришел только потому, что позвали вы. Ни с одним другим человеком из конторы не стал бы встречаться. У меня с ней счеты сведены. На эти филькины грамоты, — ткнул пальцем в бумаги, которые генерал тут же заботливо убрал в кейс, — мне, конечно, наплевать, но вы меня разочаровали. Не так я про вас думал.

Самуилов услышал то, что хотел услышать, и ему полегчало. В Санине он не ошибся, детали — ерунда.

— Зачем себя обманываете, Павел Арнольдович? С конторой не расстаются. У таких, как мы, она в крови. Хотите со мной поработать? Да что я спрашиваю. Иначе мы и впрямь не сидели бы здесь. Верно?

— После этого, — полковник показал на кейс, — вряд ли мы сможем сотрудничать. Не выношу, когда пугают. Натура не позволяет. Уж извините, генерал.

— Считаете, если бы я это утаил, — он положил руку на кейс, — было бы честнее?

— Пожалуй, нет, — Санин задумался на мгновение. — Но…

— Все документы в единственном экземпляре и хранятся у меня, — скромно поделился генерал. — Про них никто не знает. Ни одна Чебурашка.

— Приятно слышать. А вам-то они зачем?

— Поверьте, не для того, чтобы держать вас на поводке. Чистое любопытство. Игра ума на досуге. Давайте забудем.

Санин засмеялся, приоткрыв чистейшие, без единого изъяна белоснежные зубы. Вот оно как бывает в сорок три года.

— Вернее всего пристукнуть вас, генерал, в темном уголке.

— При иных обстоятельствах, разумеется, — совершенно серьезно согласился Самуилов, — Но не сегодня и не завтра… Кстати, почему вы курите?

Санин не удивился неожиданному переходу.

— Я и жру, как боров. И винцо попиваю. Под банкирами вы не ходили, Иван Романович. А то бы не спрашивали.

— Так в чем же дело?.. — Самуилов легко, изящно для своих семидесяти с лишним лет поднялся и пошел к стенному морозильнику…

Первая пробная акция «Варана» — устранение банды Саввы-Любимчика из города С. Среди десятков оборзевших подмосковных паханков Любимчик выделялся наглостью. На отвоеванной территории зацепить его было практически невозможно. Он пророс корнями в местные органы власти, а его правая рука Кеша-Стрелок был депутатом Государственной Думы. Про милицию и прокуратуру говорить нечего, с его руки кормились. Ситуация для нынешнего времени типичная и поучительная. Выходец из школьных учителей, философ и балагур, Любимчик был справедливым бандитом, город его боготворил. Обиженные люди искали у него защиты, как прежде в партийных комитетах, и если не слишком зарывались, то почти всегда находили. Год назад, мобилизовав местный ОМОН, он нанес сокрушительное поражение доселе процветавшим в городе кавказцам. Вечером жители расходились по домам под привычные, веселые, гортанные крики свободолюбивых абреков, готовившихся к ночному отдыху, а утром, выглянув в окна, увидели улицы, побуревшие от свежей крови. После этого подвига Савва-Любимчик стал для горожан кем-то вроде Козьмы Минина для москвичей 1612 года. В своих страстных обличительных выступлениях по телевидению Любимчик обрушивал громы и молнии на головы ублюдков, разворовавших страну, и вслед за президентом не уставал повторять, что никто не поможет ограбленным россиянам, кроме них самих. Ему верили, потому что больше некому было верить.

Основной доход Любимчик получал от наркоты и продажи девок. Девок в основном рассылали по московским борделям, наркотой снабжали регионы: несмотря на «ночь длинных ножей», Любимчик ухитрился сохранить прочные коммерческие связи с азиатскими и кавказскими поставщиками «дури», что свидетельствовало о его необыкновенной изворотливости и таланте бизнесмена. В сущности, Савва-Любимчик соответствовал всем среднестатистическим параметрам на карте российской преступности: не слишком видная фигура, но и не щуренок под корягой, — поэтому именно его Самуилов выбрал для, можно сказать, репетиционной операции.

В группе «Варан» к этому времени насчитывалось десять бойцов, их отбирал лично Санин и подчинялись они только ему, и знали только его, как и Санин, в свою очередь, по условиям приватного соглашения, имел выход исключительно на генерала и ни на кого больше. Десять — число смешное, незначительное, хотя и с нулем, но, возможно, к концу тысячелетия не было в Москве армии сокрушительнее, чем эта. Самуилову пришлось верить полковнику на слово, потому что ни на кого из новобранцев тот не дал сведений, что тоже входило в договоренность. Да и какие это могли быть сведения? Как понял генерал, десятеро бойцов группы «Варан», составившие ее первоначальное ядро, представляли собой сугубо фантомное образование: даже их вымышленные фамилии, имена, биографии, послужные списки не были занесены ни в одну конторскую книгу, не числились в реестрах никакого официального учреждения. В живой природе они как бы не существовали — идеальные заготовки для неопознанных трупов. Однако Самуилов был одним из немногих, кто знал истинную цену людям, обладающим особыми качествами, обученным для действий в исключительных, сверхэкстремальных обстоятельствах. Не дьяволы, но близко к тому. Про них лучше не думать на ночь глядя. Где Санин раскопал сразу десятерых — тоже непростой вопрос. Для проживания, отдыха и тренировок «списанных» элитников Самуилов выделил загородный особняк на Ярославском шоссе, в двадцати километрах от Москвы, и это все, что он мог для них сделать. Но большего и не требовалось.

Самуилов болезненно ощущал, что в истории с созданием «Варана» много нелепого романтизма, поспешности, мальчишества, неуклюжего задора, против чего восставал весь его профессионализм да и просто наращенная десятилетиями интеллектуальная осторожность, но иного выхода не видел. Разверзшаяся на территории России криминальная бездна требовала адекватного неординарного реагирования, высочайшие ставки соответствовали безумным игровым рискам. За годы службы, пока поднимался к своему нынешнему положению, он, разумеется, привык балансировать на грани фола, нарушать все мыслимые и немыслимые правовые барьеры, но впервые по доброй воле перешел грань, где над ним уже не осталось никаких законов, кроме хрупкого морального чувства. В нравственном смысле группа «Варан» явилась его могильщиком в той самой мере, в какой он был ее создателем.

Получив приказ, Санин поехал в город С. Сперва один провел трехдневную рекогносцировку, затем вернулся за бойцами, но забрал не всех, а только четверых. С генералом после свидания на конспиративной квартире больше не встречался (тоже условие контракта), только доложил по кодовой связи: в субботу, 21-го. Полная дезинфекция.