Коронованный лев

— Ну а до того, он много делился? — видя мой все еще недоуменный взгляд, он добавил. — Должно быть, это все кажется ему несущественным.

— Несущественным? Отчего они тогда все дружно выглядели как на похоронах?

— Мало ли. — Готье пожал плечами. — Тут может быть целая прорва причин. А если будет что-то важное, нас это все-таки не обойдет.

— Не обойдет? — непонятно отчего вскипел я. — Да ведь уже двадцать четвертое!

— Знаю, — меланхолично отозвался Готье. — А что поделаешь?

— А где Рауль? — спросил я.

— В церкви, с дамами. Сегодня ведь воскресенье.

— Угу, я и забыл, — соврал я мрачно. — Тогда почему ты здесь?

— А — потому, что я безбожник, Б — мне все опротивело, В — потому что кто-то же должен быть здесь.

— Гениально. А в планах у нас что-нибудь изменилось?

— Пока нет.

— Что ж, может быть, это и хорошо.

— Но тебе придется встречать здесь гостей.

— В каком смысле?

— Ты не забыл, что я, твой отец и Рауль отправляемся вечером в Лувр?

— А, ну да… — Я сделал вид, что меня это ничуть не тревожит. — Но надеюсь, вы не забыли, что у нас есть еще и девушки, которых вы в Лувр не берете, и что мы с Огюстом сегодня прячем Колиньи? Правда, не исключено, что повезем мы его не в дом Уолсингема, а прямо сюда.

— Что? — изумился Готье.

— По-моему, здесь будет безопаснее. Если вообще где-то есть безопасное место. За его домом присматривают хранители.

— Зачем?!

— Вот и я тебя спрашиваю — зачем? Значит, для них это почему-то важно?

— О господи, — устало вздохнул Готье. — Дался вам этот старый пень!

— Но он ведь зачем-то дался им. По какой-то причине им надо, чтобы какие-то события протекали так же, иначе не пришлось бы им самим тут что-то подстраивать. Наверное, он все-таки нужен им как клин — разделяй и властвуй.

— Как будто других способов нет…

— Но ведь этот-то проверенный.

Готье уставился на меня и смешливо булькнул, старательно подавляя смех.

— Извини, — сказал он. — Как-то не получается все это воспринимать всерьез.

— Ну и ладно, само приложится, — утешил я.

Рауль с девушками вернулись примерно через час.

— Как впечатление от шоу? — громогласно вопросил, встречая их с нетерпением, Готье.

— Мир прекрасен, — сдержанно сказал Рауль. — Когда священник спрашивает, нужно ли хранить мир божий — насколько это нормально? С одной стороны, вполне нормально. Бывает и не такое, сплошь и рядом. Но почему именно такими словами? Тут явно больше одного смысла.

Назначенный час все близился, а отец, как обычно, не появлялся. Я начал нервничать, если слово «начал» хоть как-то применимо к двухнедельному полному, но продолженному, как определенная форма глагола, крушению нервной системы. Наконец от него пришла скучная записка о том, что он в Лувре и все идет по плану, Рауль и Готье тут же засобирались туда же, во дворец. Я пожелал им удачи и засобирался снова к Колиньи. Диана и Изабелла оставались одни встречать гостей и объяснять им, что не происходит ничего особенного. Я надеялся, что Жанна поможет им справиться. Мы же с Огюстом должны были, в зависимости от ситуации, доставить Колиньи или в дом Уолсингема, или к нам, и в любом случае, вернуться затем домой, посмотреть, что будет происходить. И если здесь все будет в порядке, возможно, тоже наведаться во дворец. Это была одна из причин, по которой мы еще не окончательно отказались от идеи с домом Уолсингема — все же очень трудно находиться в нескольких местах одновременно.

Напоследок я выглянул в окно и посмотрел на идиллический, мирный, тихий сад. Сколько измерений реальности постоянно сосуществуют рядом? Столько же, сколько мнений? Сколько живых существ, и неживых тоже? Сколько существует точек отсчета — от ядра каждого атома? И более, возможно, до бесконечности? И это не имеет значения только потому, что это невозможно представить. Но может быть, когда-нибудь, это будет возможно. До определенной степени. Всегда и везде только до определенной… Казалось, стоит только сделать один шаг в этот покой и все изменится, вся система координат, вся реальность. Надо только закрыть дверь, за которой бушуют штормы.

Я закрыл окно и позвал Мишеля. Пусть уж заодно и он глянет на Колиньи, если Огюст все еще беспокоится.

Сегодня дом адмирала выглядел еще более обычно и печально, чем вчера. На улице рядом с ним не было вообще никого — случайные прохожие, разумеется, не в счет. Я не увидел поблизости даже хранителей, хотя наверняка кто-то из них присматривал за домом и днем, возможно, из соседних домов.

— Фортуна — продажная девка, — вздохнув, философски пробормотал себе под нос Мишель, чем несказанно меня удивил. Неужели и ему было до этого какое-то дело? Хотя, отчего же не быть? Ему этот мир, как ни крути, ближе чем мне.

— Ты говоришь о том, что видишь? — на всякий случай поинтересовался я.

— В точности так, сударь, — ответил Мишель, педантично прибавив: — Доверять можно лишь тому, что очевидно и проистекает из опыта.

— А как по-твоему, Мишель, проистекает ли из опыта существование такой особы как Фортуна?

Мишель рассмеялся.

— Едва ли, но говорить обиняками можно и о том, что истинно, не греша этим против истины.

Я кивнул.

— Что ж, «если боги ополчились на меня и мое семейство, — повторил я слова Марка Аврелия, — значит, у них есть на то какие-то причины».

— Прошу прощения, — с тревогой сказал Мишель. — Неужели ополчились?

— Ну, не считая того, что их не существует, людей они, похоже, не любят, — пошутил я. Мишель неуверенно промолчал, не ведая точно, в каком месте заканчивается шутка.

В доме адмирала было почти так же пустынно и печально как снаружи. Хотя, почему это печально? Снаружи стоял веселый теплый воскресный денек. А если «многие знания — многие печали», то это несчастье лишь тех, кто что-то знает. Прибыл я ничуть не рано, бедный Огюст едва сдерживался, чтобы не начать бегать по потолку.

— Он отказывается наотрез! — вымученно воскликнул он, едва снова меня увидев.

— Поздно, — сказал я, мысленно даже поблагодарив Колиньи за такое поведение — он не давал Огюсту всерьез ни о чем задуматься, отвлекая и заставляя беспокоиться по пустякам. — Сидни и Роли скоро будут здесь. Пожалуй, мне стоит с ним поговорить…

— Да! — не сумел сдержать энтузиазма Огюст. — Рад, что ты захватил с собой Мишеля, — заметил он уже спокойнее, кивнув приветственно и одобрительно и ему.

Мы дружно и решительно вошли в спальню. Адмирал ответил нам взглядом исподлобья. Сегодня в комнате даже никто и не толокся, видимо, из-за его дурного настроения.

— Вы не собираетесь оставить меня в покое, де Флеррн?

— Вы знаете, что за вашим домом следят, господин адмирал? — спросил я, не обращая внимания на его выражение лица, отчего оно, кстати, тут же и смягчилось. Я бы даже решил, что на нем промелькнуло сдержанное оживление.

— Следят? Что это значит? — Значит, он еще не всем стал безразличен?

— Полагаю, то же, что и… — я повел рукой, показывая, что деликатно умалчиваю о состоянии его здоровья, ибо оно и так очевидно.

— Не понимаю, — капризно сказал Колиньи.

— За вашим домом следят, — повторил я. — Полагаю, затем, чтобы вы не вздумали его покинуть.

Вены на его сухих висках заметно взбухли.

— С чего вы взяли?

— С того, что за вашим домом следят ночью, чтобы под покровом темноты вы никуда не ускользнули. Мне не хочется думать, для чего именно, но боюсь, ваша жизнь может быть в опасности.

— А вы уверены в том, что это мои враги?

— А вы полагаете, что это могут быть ваши друзья?

Колиньи перевел взгляд на Огюста.

— Это действительно так? Вы их видели?

Огюст кивнул утвердительно.

— Почему же вы мне не сказали, де Флёррн?

— Я не хотел вас беспокоить…

Колиньи насупился. И снова перевел взгляд на меня.

— И кто это, по-вашему, мог быть?

— Понятия не имею, — ответил я с самым честным видом, на какой был способен. Разумеется, он мне не поверил. Но больше идее покинуть свой дом он всерьез не противился, хоть и не переставал ворчать. На это его непостоянство я и рассчитывал.