Коронованный лев

— А вчера кое-кто угодил только в седло, — безмятежно добавил Рауль.

— И все же, — вздохнула Диана. — Теперь все становится как-то яснее…

— Или только чуть виднее, — подсказал отец.

Но видеть хотя бы какую-то часть цели лучше, чем не видеть ничего.

Похоже, никто не хотел, чтобы я выходил сегодня на улицу. Я оказался не нужен ни во дворце, ни у Таванна, ни у Колиньи, ни у Гиза, ни в испанском посольстве, ни, тем более, в молельном доме хранителей. Вместо этого мне поручили интереснейшее дело — оставаться дома, зачем-то охранять его и ждать всех «в штабе» с новостями, никуда не отлучаясь. Что ж, может быть и стоило немного переждать, никому не мешая и не привлекая лишнего внимания все тех же хранителей. Исчезнуть на день — с глаз долой, из сердца вон.

Поэтому, вместо того, чтобы заняться чем-то вне дома, я собрал всех слуг и прочел им небольшую лекцию из курса гражданской обороны, а заодно выяснил, кто из них умеет стрелять или обладает хоть какими-то навыками обращения с холодным оружием. Получилось довольно негусто.

Так что я превратил наш сад в небольшой полигон, велев принести то, что могло бы сойти за мишени — старые мешки, натянутые на наспех сооруженные рамы с пометками, сделанными известью, и расставить их за розовыми кустами.

— Жозеф, — окликнул я нашего привратника, долговязого парня, стрелявшего очень старательно, высунув язык и серьезно рискуя откусить его себе при отдаче. Он все время попадал чуть не на метр выше мишени, растерзав стоявшую неподалеку злосчастную яблоню. — Ты же видишь, куда улетают пули, целься ниже.

— Но я целюсь в самую середку! — возразил тот с озабоченным видом.

Я подошел к нему и опустил аркебузу так, что ее дуло теперь смотрело чуть не в землю у основания мишени.

— Стреляй.

Мешок дернулся, рама покачнулась, и когда все успокоилось, все со священным трепетом вытаращились на появившуюся в мешке дыру именно в том месте, которое было помечено известью.

— А если вдруг вам доведется стрелять в человека, — прибавил я, — не цельтесь в голову, скорее всего не попадете, цельтесь ниже, хоть в колено, тогда, может быть, попадете в живот, ну а будете целиться в живот, может быть, угодите и в голову.

— А во что ж еще стрелять-то, как не в человеков? — бесхитростно удивился Жозеф.

— Гм… ладно, пойдем дальше.

Огнестрельное оружие отложили в сторону и взялись за палки, а кто и за шпаги, как Мишель с Антуаном. И разыграли несколько довольно «подлых» приемов на выбивание оружия из рук противника и некоторые хитрые, но, в общем-то, простые финты. Достаточно было нескольких эффективных трюков, все равно некогда было подводить какую-то общую базу, и не только потому, что у нас оставалось мало времени, а еще и потому, что у всех было еще полно других дел и обязанностей. Но все-таки и мою блажь никто не обсуждал — зачем все это нужно. Кому-то это просто понравилось, кто-то решил, наверное, что я слишком серьезно отношусь к грядущей фламандской кампании и вообще по какой-то причине скучаю, или что-нибудь еще, довольно безобидное. Тем более что гонять я никого сильно не гонял, так, слегка поднатаскивал, в меру возможностей и даже предрасположенностей. Но разумеется, и Антуан и Мишель понимали, что дело тут не совсем чисто, но если Антуан и решил обо всем справляться, если, конечно, решится на это, у отца, то Мишель все же, после нескольких вопросительных взглядов, спросил:

— Вы думаете, сударь, этого будет достаточно?

— Нет, Мишель, не думаю. Но может пригодится.

— Похоже на обычное ароматное масло, — сказала Изабелла, глядя на просвет на флакончик, который удерживала указательным и большим пальцем за верхушку и донышко. Свет, падающий из окна, и ее превращал в какое-то полупрозрачное сияющее существо. — Светлое, прозрачное, с янтарным оттенком.

— Пожалуй, более молочное, — решил я.

— Но бывает же и такой янтарь, — возразила Изабелла. И я призадумался над тем, что же вообще означает словосочетание «янтарный оттенок». Разных оттенков и даже цветов янтаря я и сам помнил предостаточно. — А может быть, это и есть просто ароматное масло?

— Может быть, не спорю, — я пожал плечами.

— Только у Рауля была какая-то странная реакция на этот запах?

— Только у него.

— Хм, — тихо проговорила Изабелла, будто разговаривая сама с собой. — Но это определенно не что-то, что обычно используют на церковных службах. Хотя и там ведь — трудно сказать, что весь этот дым совсем не оказывает на человека влияния. Даже обычный ладан — антидепрессант, а в больших количествах и галлюциноген. Но влияние оказывает все подряд, вопрос — с какой силой.

— Дым вообще такая штука…

Изабелла рассеянно кивнула:

— Продукты горения, углекислый газ — уже само по себе «хорошо», ничего не скажешь. Значит, говоришь, весь дом пропах этим запахом, но ничего особенного никто из вас кроме Рауля не почувствовал?

— Нет. Разве что немного голова кружилась, но такое бывает и от обычных духов. А у некоторых на них просто аллергия.

Изабелла сняла пробку и осторожно потянула носом воздух.

— Что-то сладкое, вроде ванили, но не ваниль.

Она вдохнула еще раз, задумчиво наклонив голову, и пожала плечами.

— Понятия не имею, на что это похоже. Ты случайно не знаешь, как пахнет марихуана?

— Э… нет, как-то так и не сподобился…

— Ну, я просто подумала, что на юридическом…

— Нет, извини, не пробовали.

— Ну, ведь некоторые знают, хотя и не пробовали, — засмеялась Изабелла.

— Знаю, что упущение — мне тоже как-то не раз говорили: «вот это тот самый запах!» Только я никогда не мог сообразить, какой именно. Может быть, поискать в саду и поджечь для сравнения?

Изабелла вздохнула.

— Думаю, не стоит, и не уверена, что она растет у нас в саду. А вот Рауль наверняка бы узнал, будь это тот самый запах.

— Почему это ты так думаешь?

— Журналисты… — пожала плечами Изабелла.

— Одно точно, — сказал я, подумав о том, что именно растет у нас в саду, — на розовое масло это нечто не тянет.

— Не тянет, — согласилась Изабелла. — А может, его на вкус попробовать?

— Не надо. Готье вчера чуть не попробовал, но Рауль его остановил. Хоть и не смог толком объяснить почему, но был уверен, что это опасно. Все-таки, он был слишком обеспокоен, чтобы ему не верить.

— А если попробовать не на себе, а на каком-нибудь животном?

— Мм… На Дианиной канарейке?

— Ну, не знаю, может, спросить у прислуги, нет ли у них живой мыши в мышеловке. Может, ничего плохого с ней и не случится…

— А если даже и случится, мыши в мышеловке терять нечего, — кивнул я и отправился на поиски того, кто мог бы нам помочь добыть приличную мышь.

Мышь в итоге отыскалась — средней упитанности, Мишель, и сам знавший толк в экспериментах, принес ее в высоком горшке, где зверушка то сидела нахохлившись, будто дуясь на пресловутую крупу, то «мыла» лапками стенки, пытаясь выбраться, и подпрыгивала, помогая себе хвостом.

— Невинная жертва во имя науки, — торжественно объявил я, вручая горшок Изабелле. Она бережно поставила его на стол и заглянула внутрь.

— Подойдет, — одобрила она, открыла флакончик, капнула из него пару капель на печенье и бросила печенье в горшок.

Мышь недоверчиво метнулась в сторонку, потом принюхалась — тонкие усики взволнованно колыхались. Мышь отчетливо чихнула и отвернулась, ожесточенно потерла усики, умываясь, снова потянулась к печенью, снова чихнула, снова умылась, снова потянулась и, все так же тихо чихая, жадно ухватила кусочек.

— Ты смотри-ка, а ей нравится! — пробормотала Изабелла. — Не похоже, что это яд.

— Но крысы же едят крысиный яд? — усомнился я.

— Наверное, — неуверенно согласилась Изабелла.

Мышь отгрызла небольшой кусочек печенья и остервенело впилась в него зубами, придерживая лапками.

— Знаешь, что, — задумчиво пробормотала Изабелла. — Наверное, это все-таки какой-то наркотик, смотри как грызет… Видимо, в этом есть что-то приятное.