Прощание

В этот день, выйдя из института, он вдруг увидел впереди Ольгу Степановну, догнал ее, взял под руку, а потом, на углу, купил ей букетик фиалок — точно такой же (странно, но время фиалок все продолжалось), как был приколот к жакету Анны Евгеньевны. «Не думайте, что это просто цветы — это взятка, чтобы вы палец в чернилах держали, когда я буду дрожать перед академиками», — сказал он, отчасти в шутку, а отчасти опасаясь, как бы Ольга Степановна по своей кроткой наивности не приняла цветочное подношение за что-то серьезное. Но когда он вернулся из Москвы (заседание, как и должно было, обернулось пустой говорильней) и Ольга Степановна с гордостью показала ему густо-лиловый палец, то не подумал «феноменально глупа», или «не по летам инфантильна», или еще что-нибудь, столь же разумное и подобающее случаю, а умилился всерьез и очень подробно рассказал ей, «как все было».

Летом, в конце июня, когда они вместе гуляли на Островах, он впервые подумал отчетливо: «А почему бы и нет? Всё ведь скорее „за“, чем „против“. И возраст у нее подходящий, и решено будет сразу много проблем». Он повернул к себе ее голову. Ее голубые глаза смотрели доверчиво и испуганно; и просяще. Губы были какие-то удивительно мягкие, и волосы мягкие, и очень нежной была молочная кожа плеча, а сердце испуганно колотилось. «Ну что ты, зайчишка?» — сказал ей Котельников и понял, что никогда, пожалуй, не относился к женщине вот так. Он вспомнил ее с завязанным горлом. Хрупкость и беззащитность. Она была первой за долгие годы женщиной, которая не пугала, не вызывала желания обороняться, и он неожиданно понял, что да, хочет идти по жизни рядом с этим забавным, слабым и милым существом. Подавить это желание было нетрудно. Но стоило ли? Чем, собственно говоря, мог быть чреват такой брак? Мягкая и, как оказалось при более близком знакомстве, вовсе не глупая женщина. Отчетливо хочет замуж; будет, скорее всего, хорошей женой и хорошей матерью его детям. Котельников на минуту нахмурился. В самом ли деле он хочет детей? Вернувшись из армии, он, правда, ясно определял свое будущее словами «женитьба», «дети», «семья», но был ли он вполне искренен в те моменты — точнее, осознавал ли весь смысл скрывавшегося за этими внешне простыми словами?

Он медлил какое-то время, боясь опрометчивого решения. Потом однажды вспомнились похороны отца. Жаркий день, синее небо. Провожающих было немало, но почему-то они смотрелись на кладбище маленькой серой кучкой. Он снова увидел все это словно со стороны и вдруг сказал вслух: «Я хочу иметь сына». И все-таки сделать решительный шаг было трудно. Что-то мешало. Уж не соседство ли Анны Евгеньевны? Как-то вечером он постучал к ней. Она была дома и, улыбнувшись, провела гостя в комнату. На круглом столе под низко висящей лампой разложены листы с эскизами, краски, кисточки. «Я помешал вам?» — «Нисколько. Я как раз собиралась передохнуть. Хотите рюмку напареули?» — «Да, с удовольствием». Плавными точными движениями она расставила ка столе рюмки, тарелку с печеньем, вино. Сколько в ней женственности и сколько силы. «Расскажите о вашем муже», — неожиданно попросил он. Она как будто не удивилась. «Его убили в декабре сорок первого. Мы поженились студентами. Вскоре стало понятно, что этот брак — ненадолго. Ссор не было: было какое-то постоянное напряжение. И разрешилось оно двухлетней разлукой. Его отправили на Урал, а я с ним не поехала. Но когда он вернулся, у нас был настоящий медовый месяц длиною в год. Прекрасный медовый месяц, который, однако, не мешал понимать, что пройдет сколько-то времени и мы все же расстанемся. Потом началась война. Он ушел, ушел, зная, что не вернется. Так оно и случилось». — «Экая вы инфернальная женщина», — растерянно выговорил Котельников. Хотел, чтобы вышло с иронией, но получилось с опаской. Ситуация складывалась дурацкая. Анна Евгеньевна, похоже, забавлялась его сомнениями, мучительным непониманием, как ему быть. Свободная, готовая к любому повороту событий, она была так хороша, что хотелось отключить все тормоза и предохранительные системы, разбежаться, нырнуть. Но трезвый голос предупреждал: «Осторожно. Подумай». И он не мог не прислушаться: этот роман способен был затянуть его, лишить сил, нужных, чтобы построить дом и вырастать детей. «У вас торжественное лицо, — ее голос звучал насмешливо и спокойно. — По-моему, вы приняли какое-то решение». — «Да, — подтвердил Котельников. — Вы пожелаете мне счастья?» Она кивнула, показала, чтобы он наполнил рюмки, и выпила свою до дна: «Пусть все получится так, как вы задумали!»

На следующий день он сделал Ольге Степановне предложение. Вечером, после концерта (фрагменты из «Спящей», «Франческа» и «Струнная серенада» Чайковского), они тихо шли по Потемкинской к ее дому. Воздух был обволакивающим и теплым: дурманящий запах цветов сливался с острым запахом летней, сильной, но еще совсем свежей листвы. Во всем этом ему вдруг почудилось что-то знакомое, и он вспомнил, как в тридцать девятом, семь лет назад, в прошлой жизни, шел с Люсей мимо решетки Летнего сада. Да-да, такой же, на удивление такой был вечер, такой же недвижный воздух, замершие на миг стрелки часов и — догадка, что Люся ждет от него… чего? формального предложения? Какая нелепость, кольнуло его тогда, неужели она не уверена в прочности наших отношений? А ведь если б он произнес тогда эта слова, она поехала бы с ним к заболевшему отцу, поехала бы как жена. Неужели именно та минута разрушила все дальнейшее? Нет, это было бы слишком глупо.

Они уже подходили к дому Ольги Степановны, звук шагов далеко разносился по тихой улице, и Александр Петрович вдруг понял, что они идут молча и слаженно, а объяснение должно состояться здесь и сейчас. «Оля», — начал он тихо. Может быть, все же не надо, успело мелькнуть в голове, но губы уже говорили невесть откуда взявшиеся слова, и, глядя на дрожащее лицо Ольги Степановны, он думал, что вся эта сцена словно взята из плесенью пропахшего романа, в котором немолодой чиновник, взвесивший все обстоятельства, решает наконец соединиться с девицей О. «Ты согласна? Ты хочешь этого?» — строго спросил Александр Петрович, изо всех сил пытаясь отодвинуть червяком извивающегося титулярного советника. «Да, — сказала она, прижимая руки к щекам, и, правильно чувствуя интонацию сцены, добавила: — Время еще не позднее. Может быть, ты зайдешь? Мама будет так рада».

Варвара Васильевна не спала, сразу же вышла навстречу, в том самом синем, до полу, платье, и на секунду Котельникову показалось, что она точно знает, что сейчас будет сказано, и хорошо подготовилась, а точнее сказать, и подготовила все сама. «Какие глупости могут вдруг иногда прийти в голову», — думал Александр Петрович, глядя на сдержанную и воспитанную даму, которая со смехом рассказывала о погасшем вдруг час назад свете, расспрашивала о концерте и предлагала пить чай с «тянучками от Елисеева». Все это быстро успокоило Котельникова и даже уничтожило неловкость, возникшую четверть часа назад, когда он просил Ольгу Степановну выйти за него замуж. Он уже чувствовал себя так, будто эти слова и не сказаны, и появилось ощущение, что ничто не потеряно, есть еще время обо всем хорошенько подумать, тянучки были отличные, за окном шумел сад, разговор приобрел лирический оттенок, и как раз тут Ольга Степановна сказала; «А мы должны сообщить тебе новость, мама». — «Да? — Варвара Васильевна весело повернулась к Котельникову. — И что же случилось?» Услышав, в чем дело, она так же весело и спокойно продолжила: «Ну, поздравляю, друзья мои, а также могу признаться, что я этого ожидала и очень рада. А теперь, думаю, самое верное — выпить немножечко коньяка». И, подмигнув Котельникову, она с ловкостью фокусника мгновенно вытащила тот самый «Армянский марочный».

Тут же, за коньяком, было легко и быстро решено все дальнейшее. Волынить незачем. Александр Петрович может переезжать к ним хоть завтра. В среду Варвара Васильевна уезжает на три недели в Сестрорецк. Если погода сохранится, то молодые смогут приезжать к ней — купаться в заливе. Помпезная свадьба — глупость. По мнению Варвары Васильевны, в ней присутствует даже оттенок вульгарности. Но вечеринку с оповещением о событии нужно будет, конечно, устроить, например в конце августа или в начале сентября, когда вернутся разъехавшиеся на лето. А пока Ольге Степановне с Александром Петровичем тоже надо куда-нибудь съездить. Начали строить планы, Варвара Васильевна расстелила на столе карту, время шло незаметно, и, случайно взглянув на часы, Александр Петрович испуганно подскочил, но Варвара Васильевна уговорила не торопиться: транспорт уже все равно не ходит, такси можно вызвать в любой час ночи.