Страница 2 из 15
Дождь утих. Небо кокетливо продемонстрировало синие прорехи в серой пелене облаков. Бруни спешно переодела туфли на сапоги, прихватила плащ и вышла из трактира, крикнув в кухню:
— Пиппо, я дойду до Розана!
— Зонт захвати! — тут же отозвался тот.
Она упрямо тряхнула каштановыми, «матушкиными» локонами и выскочила без зонта.
В воздухе висела влажная морось, а небо вновь затягивало. Следовало поторопиться, чтобы добежать до лавки и обратно.
Хозяина за прилавком не оказалось.
— Он на заднем дворе, — сообщил молодой продавец, колесом выпячивая грудь и играя бицепсами — вдовушка ему давно нравилась, и он не упускал случая покрасоваться при каждом посещении ею лавки.
Бруни только головой покачала и отправилась на задний двор. Они с Ральфом жили мирно, оба любили работу в трактире, да и по вечерам находили, о чем поговорить, однако какое удовольствие женщины получают от плотских утех, молодая супруга знала лишь понаслышке. Возможно, проживи они подольше вместе, мужу удалось бы разбудить в ней женщину. Но он ушел на войну, а она осталась одна. И желания завести интрижку как-то не возникало. Ей это казалось неприличным, что ли. Пип давно ругал ее за вдовье одиночество, но попытки познакомить с сыновьями своих приятелей бросил после того, как она, глядя на него сине-серыми, отцовскими, глазами, в принятых у морских бродяг замысловатых выражениях указала на тщетность подобных намерений. Отец Бруни полжизни ходил под парусами коком на торговых судах, и как доходчиво объяснить собеседнику, что он не прав, она усвоила с юных лет.
Задняя дверь лавки была приоткрыта. Со двора раздавался странный свистящий звук, сопровождаемый ругательствами.
Матушка толкнула створку и застыла на пороге, едва не сбив с ног лавочника, наблюдающего за своим приказчиком, который порол худого и взъерошенного мальчишку, за запястья и щиколотки привязанного к столбу. Пацан шипел, как разъяренный кот и ругался, на чем свет стоит. Но покорности не проявлял.
— Будешь еще воровать у честных горожан? — вопросил Розан и, не дождавшись ответа, кивнул опустившему руку приказчику: — Добавь еще пять…
Мальчишка бросил на него ненавидящий взгляд, будто кинжалом ударил. Точнее, кинжалами — его зрачки были узкими вертикальными щелями, почти утопавшими в неизбывной зелени радужек. Лишь, когда кнут вновь опустился ему на спину, зрачки расширись, заполнив глаза чернотой.
Оборотень!
— Приветствую, Варлен Розен, — Бруни шагнула вперед и уверенно взяла лавочника под руку. Она была у него особым клиентом и умело этим пользовалась. — Что здесь происходит?
— Сын блудливой суки украл батон, — поморщился Розен, — но был пойман. Не беспокойтесь, дорогая моя, я лишь проучу его немного и отпущу. На собачьей шкуре быстро все заживает.
Черная змея хлыста, свистнув, оставила на белой, видимой в прореху драной рубашки, коже красную, набухающую кровью полосу.
— Велите это прекратить, — улыбнулась Бруни, но под взглядом глаз, будто грозовые тучи налившихся свинцом, лоточнику стало не по себе. — У нас срочное дело.
— Но он же…
— Сейчас же, — она продолжала улыбаться.
Розен неохотно махнул рукой, и приказчик опустил хлыст.
Разгадка его покорности была проста. Трактир Матушки Бруни являлся официальным поставщиком ко двору Его Величества Редьярда Третьего соленых булочек, в народе называемых мерзавчиками. Рецепт привез отец Брунгильды из своих странствий — то ли испробовал где-то на чужих берегах, то ли сам придумал. Забавное лакомство к пиву быстро приобрело популярность у простого люда, а затем слава о нем зашагала по Вишенрогу, пока, наконец, не добралась до королевского дворца. Редьярду понравилось удивлять гостей необычным лакомством, и он выдал владельцу рецепта пожизненный патент на поставку булочек ко двору. С тех пор раз в неделю во дворец отправлялась телега с драгоценным грузом, один запах которого вызывал у граждан обильное слюноотделение и желание тут же отведать ‘холодненького’, а на каждой из упаковок располагалась маленькая приписка о том, у каких торговцев были закуплены ингредиенты для теста. Естественно, имя Варлена Розена значилось первым.
Бруни кивнула на воришку.
— Развяжите.
Лавочник вздохнул, но отдал приказ.
Когда сняли путы, мальчишка чуть не упал. Сквозь рубище проглядывали выпирающие ребра, на грязных щиколотках виднелись поджившие следы от кандалов.
Она подошла к нему и присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне.
— Почему ты украл? — спросила, спокойно глядя в зеленющие, чуть раскосые глаза.
— Хотел жрать, — буркнул пацан, не отводя взгляда.
В этой наглости сквозило отчаянное мужество существа, давно и безнадежно противостоящего всему миру.
— Если я приглашу тебя в гости и накормлю, ты дашь мне слово, что ничего не украдешь в моем доме?
Бруни поймала себя на невольном повторении ноток материнского голоса — Хлоя умела смягчать заскорузлые сердца простой и уверенной добротой.
Оборотень испытующе разглядывал неожиданную спасительницу. Кончики ушей у него были немного заострены и в моменты волнения прижимались к черепу, что казалось одновременно и забавным, и устрашающим.
— Даю слово, — наконец, с трудом произнес он. То ли в себе сомневался, то ли в ней. — А не обманешь? Стражникам не сдашь?
Матушка покосилась на следы от кандалов, молча покачала головой.
И повернувшись с лавочнику, завела разговор о замене партии муки, будто забыв о мальчишке.
Когда они с Розаном, наконец, договорились, она неожиданно обнаружила оборотня рядом с собой — внимательно слушающим разговор. И подумала о том, что обсуждать дела можно бесконечно, а батон парнишка так и не успел съесть.
— Ждите подводы через два часа, — сказал напоследок лавочник. — И еще раз прошу прощения за то, что мой приказчик перепутал партии для доставки!
— Бывает, — улыбнулась Бруни, на этот раз без свинцовой тяжести во взгляде. Повернулась к мальчишке: — Идем со мной.
Когда они вернулись в трактир, начинало смеркаться. Григо Турмалин, сидя в своем углу, неспешно курил трубку и наблюдал за Ровенной, зажигающей свечным огарком большую люстру. Брунгильда терпеть не могла магические светильники, предпочитая их холодному свечению тепло, копоть и мягкий оранжевый свет язычков пламени. Но на охранный противопожарный свиток для здания раскошелилась и ни разу не пожалела об этом.
Из кухни раздавались оживленные голоса. Один принадлежал Пипу, а другой — его старшей дочери Ванилле, жизнерадостной дебелой девушке двадцати восьми лет от роду, сделавшей карьеру во дворце от простой посудомойки до Старшей Королевской Булочницы. Ее визит мог означать только одно — у короля появились незапланированные гости, которым срочно понадобилось пикантное лакомство.