Страница 52 из 69
— Не верят? В чем не верят? Не понимаю. Пусть придут. Прямо скажут. В чем их недоверие заключается. Я тоже разговаривал с некоторыми. Спрашиваю того же Агашкова: «Ну что, без Иванова лучше? Дисциплина в порядке? На тренировках больше стараетесь?» Мнется: «Да нет… Бывают нарушения дисциплины. Даже побольше их стало». — «Обстановка улучшилась в команде?» — «Да нет, не особенно».
Жукова я выгнал за пьянство — вернули его. И что? Сейчас отчислили во второй раз. Гришина за трусость на поле сколько раз ругал? Так он, Гришин, как здорово со «Спартаком» сыграл! А во Владикавказе снова стал убирать ножки, «липачил». Его ребята сами заменить попросили, потому и против «Сигмы» (в Кубке УЕФА) не поставили. Игроки не поставили. Не Скоморохов. А Сарычев… Да нет, не будем о нем… Валера ведь еще недавно с моим сыном дружил. Теперь тоже обиженным улетает.
— Выходит, у вас в команде ни одного единомышленника не было?
— Как это не было?! А как же я тогда с ними за пять лет трижды в финал Кубка выходил?
Теперь, по прошествии времени, многое узнаешь. С возвращением Чугайнова из «Локомотива» эти превращения начались. Хотя я его часто в пример другим ставил. Нарушать режим он нарушал, но зато на совесть в игре отрабатывал.
Вот вы о недоверии говорили. А когда я футболиста, который готов был прилично сыграть, на матч не поставил? Они репрессий страшились? Разве я отчислял из команды хорошо играющего, пусть он даже со мной конфликтовал? Игра — вот показатель. А не перешептывание по углам…
— А если бы Полукаров оставался в команде?
— Может, и не было бы ничего. Его слово многое значило. В одном, признаться, я нынешним ветеранам благодарен — хоть Филатова из «Локомотива» в тренеры не призвали. И на том спасибо.
— Как-то вы говорили, что ваша лучшая команда еще впереди…
— Говорил. Не отрицаю. А сколько раз я этих ребят молодых собирал и что им говорил, спрашивали? Спросите: у Тишкова, Шустикова, Ульянова, Арефьева, Чельцова, Кузьмичева. Спросите обязательно. Лет через пять эта команда могла бы очень приличный результат показать.
Я знаете, не люблю проигрывать. Во что бы ни играл, всегда стремлюсь победить. А здесь проиграл. Поставил на карту, которая давно была битой…
Но это мы все задним умом крепки. Я за свои слова и дела привык отвечать и всю жизнь ответ держал. А вот с них, ни с молодых, ни с опытных, ни с кого — уверен, не спросится. Может, потому, что время теперь другое? Хотя, по-моему, к предателям во все времена одинаково относились.
— Не вернетесь, Валентин Козьмич?
— Вряд ли. Гордость моя человеческая задета…
…Следующий сезон, первый российский, «Торпедо» провалило, не попав даже в десятку. В последнем же чемпионате СССР, на ивановских «дрожжах», сумело занять почетное третье место.
В «Торпедо» Иванов, конечно, вернулся… Тренерство в Марокко, роман с «Асмаралом» были недолгими… В 1995 году его последняя торпедовская команда с капитаном Сергеем Шустиковым во главе заняла пятое место в чемпионате России. Это был приличный результат. Но то была лебединая песня старого «Торпедо», вечный хозяин которого ЗИЛ больше не мог содержать команду. С 1996 года началась новая история клуба, и преобладали в ней, увы, не белые, а черные тона. Козьмич оказался в центре торпедовского раздрая, разделения торпедовского лагеря на части, и эта ноша была для него особенно тяжела.
В 70 лет Валентин Козьмич ушел из футбола. Пока позволяло здоровье, ходил на матчи, огорчался за свое родное «Торпедо», угасавшее на глазах. А потом Валентина Козьмича свалил тяжелый недуг — болезнь Альцгеймера. Жизнь легендарного футболиста оборвалась 7 ноября 2011 года. До своего 77-летия Валентин Козьмич не дожил 11 дней.
Семью Ивановых можно назвать спортивной без всяких условностей. Жена, Лидия Гавриловна Иванова (Калинина), — выдающаяся гимнастка, двукратная олимпийская чемпионка. Завершив выступления на гимнастическом помосте, Лидия Гавриловна стала судьей. А уже потом — спортивным комментатором на федеральном канале. Мало кто разбирается в тонкостях гимнастики так, как она.
Сын Валентин Иванов-младший пошел по стопам отца — стал футболистом. Полузащитником дебютировал в составе «Торпедо» в 1980 году. Несколько лет Валентин выходил на поле в составе команды, которой руководил его отец. Валентин Козьмич поблажек сыну не давал. Но большого игрока из Валентина Валентиновича не получилось. Ни в «Торпедо», ни в ставропольском «Динамо». Да и травмы дали о себе знать. Зато из Иванова-младшего получился знаменитый футбольный судья, неоднократно представлявший нашу страну на крупных турнирах, ныне руководитель судейского корпуса.
В последний раз видел его… разумеется, на «Торпедо», на Восточной улице. На стадионе, где благодаря его личным усилиям впервые в Союзе сделали подогрев поля. И он нет-нет да и вспоминал об этом с усмешкой: «Выходит, опередил время, а? Только в Киеве был подогрев, да у нас… Ну, что с Киевом равняться, там Лобановский… И Щербицкий вмиг всё решал, а у нас — только труба вот, дымит…» «Трубой» он коротко, ласково называл ЗИЛ и относился к заводу так, словно сам там работал где-нибудь в горячем цеху. Да, впрочем, так ведь оно и было.
А тогда, при последней встрече на стадионе, малость провинциальном, играли с кем-то смешным, то ли с Подольском, то ли с Калугой. Вторая лига, низы, но он, всё одно, был при параде: при галстуке, в темной пиджачной паре и светлой рубашке, брюки в стрелочку, ботиночки блестят и только взгляд имел чуть иной — сонный. Поздоровались, я только что-то надумал спросить, как к нему уже набежали со всех сторон, и он подмигнул: потом, давай потом, после. «После» стало холодновато, и я ушел еще в перерыве. Скучная была игра, хотя Иванов всерьез говорил, что скучных игр не бывает и что только мы, журналисты, сочиняем про скучные игры и приносим футболу вред. Со временем я понял, что́ он имел в виду.
Журналистов он быстро раскусывал: сказывались многолетний опыт и прирожденный здравый смысл. Говорил всегда только то, что можно было печатать, хоть и добавлял, конечно: «Это только тебе, это не пиши…» Но когда я приносил ему визировать материал, одобрял и то, что писать вроде было не надо. Валентин Козьмич казался мне непростым собеседником, он быстро реагировал на вопросы, легко отыскивал слабину, еще легче перехватывал инициативу и говорил о том, что казалось ему важнее, а главное, важнее футболу. Новые молодые журналисты его смешили и сердили одновременно. «Ты понимаешь, скандал ему подавай! — делился он как со старым и проверенным знакомым. — У меня матч через день, а этот звонит и спрашивает: какие, мол, есть ЧП в команде? ЧП ему подавай…» И добавлял по адресу «этого» короткое злое присловье, которым пользовались тогда в «Торпедо» все: футболисты, дублеры, врачи, администраторы, массажисты, работники базы, ветераны, причем все они произносили четыре буквы с его, ивановской интонацией и обязательно — как он, весело блестя глазами. Выходило: не ругались, а так — ставили юмористическую закавыку в конце предложения.
Быть знакомым с ним — большая честь, это я понимал и старался не навязываться, не мельтешить, не беспокоить пустяшным вопросом. Я считал, что мне повезло — говорить с самим Ивановым. Это чувство я потом испытал еще только раз — когда познакомился с Бесковым. Была в них обоих какая-то совсем редкая, ушедшая теперь порода. Ни тот ни другой про свои подвиги никогда не говорили, настроены были критически, чему-то сердились и с чем-то спорили, хмурили брови, а вот уходишь от них — неизменно с веселым, щемящим чувством. Мне кажется, к этой породе принадлежал и Андрей Петрович Старостин.
Разговоры с ним, а когда-то их было немало, почти все как-то оформились, вышли в разных жанрах, в газетах, журналах, книжках, и вспоминаются теперь отдельные его пассажи, часто неожиданные, вроде и не вызванные специальным вопросом.
2
Этот текст П. Васильева был написан 8 ноября 2011 года.