Без объявления войны

— Они засекли наши ложные позиции. Пока бьют впустую.

Дежурный телефонист, выглянув из окопа, сказал:

— Товарищ командир роты, корреспонденту приказано возвратиться на КП дивизии.

Кравченко вывел меня на тропку, дал в сопровождение двух автоматчиков. Низкое солнце уже плавало в синем разливе хвои, когда откуда-то налетел ветер и погнал над лесом разорванные в клочья первые грозовые облака.

На КП дивизии звучат отрывистые команды. Комендантская рота занимает круговую оборону. В броневик политотдельцы грузят какие-то документы. Быстрым шагом к Ивану Ле подходит полковой комиссар Ильин:

— Ваши все в сборе?

— Все.

— Есть серьезный разговор, товарищи. Дивизия занимает круговую оборону. Минут через тридцать фашисты перережут последнюю дорогу, ту, по которой вы приехали к нам. Командование дивизии приняло решение: вы обязаны немедленно покинуть район села Подвысокое. Это приказ. Он не подлежит обсуждению. Вы должны выполнить свое задание: возвратиться в Киев и написать о боевых делах дивизии. Будет иное время, мы еще с вами встретимся. А сейчас все в машину! Водитель, заводи мотор!

Мы заняли в кузове грузовика свои места. Иван Ле сел в кабину. И тут к нему подбежал капитан:

— Товарищ батальонный комиссар, дорога, по которой вы приехали к нам, только что перерезана. Поезжайте прямо по лесной просеке, нигде никуда не сворачивайте. Когда увидите хлебное поле, сразу берите круто вправо и мчитесь вдоль опушки. Как только доедете до отдельно стоящего сухого дерева, за ним так же круто делайте поворот влево. Помните: торной дороги не будет, но вы должны там заметить примятые хлеба, найти след от машин, он поведет вас навстречу бою. Не обращайте внимание на огонь, только держитесь следа. Это ваше правильное направление.

К машине подошел полковник Горохов.

— Дорога каждая минута. Двигайтесь, товарищи. Счастливого, пути!

По крыше кабины забарабанили крупные капли. Грузовик набрал скорость. В листве зашумел дождь. Лес быстро наполнился сырым мраком. ЗИС выскочил из узкой просеки, сделал правый поворот, пошел вдоль темной опушки леса. Где же это отдельно стоящее сухое дерево? Как бы не проморгать его, не промчаться мимо?! Все мы зорко следим за дорогой, но сухое дерево заметить не можем.

— Вот оно, вот, вижу! — крикнул Шамша.

Действительно, из дождевой дымки, напоминая старый серый ветряк, выплывает одинокий сухой дуб. Еще один поворот влево... Теперь ЗИС, подпрыгивая, летит с большой скоростью через поле прямо на огненные вспышки.

— Куда мы едем? Куда? — раздался встревоженный голос.

Но об этом поздно спрашивать. Казалось, машина приближается к сплошной огненной стене. И вот-вот наткнется ни кинжальный огонь пулеметов. Но это только казалось. Совсем неожиданно бой словно расступился, загремел слева и справа. Мрак скрывал в хлебах фигуры немецких солдат, но зато хорошо было видно, как близко вспыхивают и перебегают огни...

Машина мчалась по узкому коридору между сходящимися здесь цепями вражеской пехоты. Красно-зеленые нити трассирующих пуль тянулись к машине и еще больше придавали ей скорости. После стремительной скачки по хлебам ЗИС вырвался из огненной полосы. Впереди шумело дождем темное поле. Перебегающие в хлебах огни отстали, они удалились на значительное расстояние и стали похожи в наплывающем тумане на маслянистые пятна. Шум боя затих. Грузовик перестал подпрыгивать. Мы ехали медленно, без дороги, неизвестно куда, просто напрямик. Как ни осторожен был водитель, а всё же умудрился налететь на какой-то межевой столб. Грузовик пошел вниз с крутого косогора. Отчаянно заскрипели тормоза, но это не помогло. Машина перекинулась и на боку по мокрой траве соскользнула в балку.

Пострадал только один — фотокорреспондент Барвик. При падении поранил руку, но сгоряча бросился помогать товарищам. Я не знаю, откуда появилась у нас такая сила, мы дружно взялись и одним махом поставили машину на колеса. Промыли рану пострадавшему, сделали перевязку, усадили его в кузов. Затаив дыхание, теперь прислушивались к мотору. Заведется он или нет? Мотор чихал, глох. Тревога нарастала. И вдруг сердце машины заработало ровно, без перебоев. А дождь усилился. Земля рыхлая, скользкая. Мы надели на задние колеса цепи, и это помогло грузовику выбраться из балки. Снова полное бездорожье. ЗИС прыгает по кочкам, ломает кустарник. Того и гляди случится новая авария.

— Где же дорога?

— Куда идет машина? — раздаются в кузове голоса.

— Держитесь, хлопцы, мы на верном направлении, — во время короткой остановки ободряет Иван Ле.

Дорога оказалась приблизительно в пяти километрах от балки, где мы потерпели аварию, и не какая-нибудь проселочная, а широкая, грунтовая.

Иван Ле, остановив ЗИС, выпрыгнул из кабины:

— Выбрались, хлопцы, выбрались! Этот шлях ведет на Ивангород.

— Хвалю тебя за стойкость и гениальную ориентировку! — воскликнул Первомайский. — Только ты, Иван, мог выручить нас из такой беды.

И вся бригада, соскочив с машины, бросилась обнимать Ивана Ле. Тут же заговорили о наших товарищах, которые остались в окружении. Сумеют ли они прорвать пятое вражеское кольцо? Встретимся ли когда с ними? Но мы всегда будем помнить о том, что наверняка обязаны им своей жизнью. Ливень прекратился, но зато пошел словно просеянный сквозь сито мелкий, густой, назойливый дождик.

В третьем часу ночи, измученные дорогой, наконец, въехали в Ивангород. Заметив «тридцатьчетверку», остановились возле боевой машины. К нам подошел танкист, и мы узнали, что в селе, кроме нас, нет военных. «Тридцатьчетверка» исправная, боеприпасы есть, но в баках ни капли горючего. Командир с башенным стрелком и радистом пошли доставать бензин. Танкист указал нам у дороги пустую хату, и мы расположились в ней на ночлег.

Леонид Первомайский был назначен часовым. Он пошел охранять грузовик. Через час его должен был сменить Иваницкий, а потом заступить на дежурство Шамша. Несмотря на усталость, Иван Ле решил не спать. Он присел к столу, обхватил голову руками и застыл. Я уже засыпал, когда раздался сильный взрыв. Хата вздрогнула, с потолка посыпалась штукатурка, и со звоном вылетели оконные стекла. Схватив оружие, выбежали на крыльцо.

— Леонид, ты жив? Что случилось? — встревоженно спросил Иван Ле.

— А черт его знает... Хочу дать очередь.

— Куда? В кого?

— Какой-то подлец бросил в танк связку гранат.

— Ты не ранен?

— Нет.

Из люка выглянул танкист.

— Я хотел стукнуть, но передумал. Влепишь в хату, пострадают невинные люди. Фашист смылся.

С рассветом дождь усилился. Опасаясь, что дорога окончательно раскиснет, мы тронулись в путь. Покидая Ивангород, случайно обнаружили полевой узел связи. От пограничников, которые обслуживали его, узнали: из вражеского кольца вышли батальоны 206-го полка. Они спасли знамя 99-й дивизии. Пробилась к своим группа полковника Горохова. О судьбе командира дивизии, начальника политотдела и двух других полков никто ничего не знал. Мы рассказали пограничникам о танке, который оказался без горючего, и они пообещали помочь экипажу.

Между тем дорога на Христиновку превратилась в черное месиво. Колеса пилили глубокую колею. ЗИС от натуги содрогался всем корпусом. Ухаб на ухабе. Все чаще приходилось подталкивать машину. Жидкая, липкая грязь била фонтанами из-под колес. Подъезжая к Христиновке, мы попытались почиститься, но Иван Ле безнадежно махнул рукой:

— Ну, як чорти.

В Христиновке нам повезло: сумели проскочить местечко, когда за него уже завязался бой. Дорога пошла на Умань. Она спускалась с горы в широкую низину. Только миновали бревенчатый мост, перекинутый через мелкую речушку, как что-то захрустело в нашей машине. Она остановилась. Мотор выл, но колеса не двигались.

— Шестеренка коленчатого вала полетела. Проклятая шестеренка, — водитель беспомощно разводил руками. — Что теперь делать? Где достать?

Все соскочили с машины и оттянули ее на обочину. С горы спускался тягач. В нем сидел какой-то полковник. Он испуганно оглядывался назад. Первомайский, остановив тягач, попросил полковника выручить бригаду писателей, взять на буксир ЗИС.