Возможность выбора (роман)

Естественно, эта история заденет и судей, когда они заявятся сюда, их лица будут мертвенно-бледными не только от ярости, но также от стыда и унижения.

Если же семья Регины, несмотря на то что правда выйдет на свет, каким-то чудом и уцелеет, то дальнейшей слаженной жизни уже не будет. В их доме поселятся чудища: свара и недоверие. Эти монстры при каждом удобном случае станут вылезать из углов. Регине без конца пришлось бы выслушивать упреки — мужу она будет противна, а дети, возможно, возненавидят свою мать. Гнетущая атмосфера окутает семью и разъест соединяющие ее нити. Регину мучила бы совесть: по ее вине самые близкие ей люди страдают. Регине будет о чем сожалеть: самое важное дело ее жизни — создание дружной семьи — не удалось. Людей с перекошенной психикой на земле и без того много. Регина задалась целью иметь здоровых и жизнерадостных потомков. И ничего уже нельзя перечеркнуть или создать заново. Даже ярость Мари не заглушить, теперь уж она на полпути не остановится. Ведь и Регина, создавая свою семью, не остановилась на полпути. Так с чего бы ей рассчитывать на непоследовательность других?

У Регины не было оснований переоценивать себя и считать остальных недотепами.

Все ее мысли невольно сходились в одной точке: положение ужасное, нет и проблеска надежды.

Главное, не поддаваться отчаянию. У нее хватало жизненного опыта, подтверждающего, что виновному ничто так просто не прощается. Раскаяние и слезы как средства защиты не возымеют действия, почему-то большая часть людей утратила умение сострадать. Если дать волю чувствам, то можно оказаться в глазах людей посмешищем.

Регина попыталась отыскать в памяти какой-нибудь пример из жизни других, чтобы опереться на него. Ничего подходящего не приходило в голову. Ей не у кого было сейчас попросить совета или помощи, ведь в таком случае пришлось бы, помимо Мари, еще кому-то раскрыть свою тайну. Какую беду принесла бы ее откровенность на этот раз? Регина вынуждена была искать выход сама.

Было бы смешно думать, что никто никогда не попадал в еще большее затруднение. Регине хотелось верить, что другие люди выходили с честью из гораздо более сложных положений. Это утешение должно было стать для нее путеводной звездой.

У человека, подавленного горем, мир до невероятности сужается, в противном случае Регина тут же вспомнила бы историю своей свекрови.

Неподалеку от хутора проходили облавы на «лесных братьев». То и дело за полем в лесу гремели выстрелы, хозяйка не осмеливалась и шагу ступить со своего двора, чтобы не схлопотать шальную пулю. У проводивших облаву ничего не получалось, и они устроили вблизи хуторских построек долгую засаду. Один из них попросился на ночлег, другие по вечерам уезжали в поселок.

Как-то раз хозяйка заметила, что соседская молодка тайком пробирается к ним в хлев. Это показалось ей подозрительным, она пошла посмотреть, в чем дело, и увидела, как та спускается с сеновала с пустой корзинкой в руках. Хозяйку будто молнией обожгло: выходило, что у них на сеновале скрывается сосед, а его жена носит ему еду.

С тех пор хозяйка чувствовала себя словно в тисках, ни днем ни ночью не находила покоя. Как быть? Облавщик ночевал в доме, а над головой, на сеновале, дрыхнул «лесной брат». Обоих она знала с давних времен, кого ты кому выдашь? И все же могло случиться, что оказавшиеся под одной крышей противники нечаянно столкнутся, в доме разразится кровавая схватка и хозяйка окажется виновной в смерти того или другого мужика. Поделиться тревогой было не с кем, любой человек мог бы по своему разумению кого-то из них предупредить. Сумеет ли жена соседа уговорить своего мужа уйти в лес, не убивая облавщика? Хозяйке не оставалось ничего другого, как следить, чтобы противники не пронюхали друг о друге. Сыну она запретила лазить на сеновал, по вечерам завешивала одеялом окна, чтобы снаружи ничего не было видно. На всякий случай постелила облавщику в задней комнате. Тот отказывался от такой чести: он-де может и на сеновале переспать. Хозяйка вынуждена была изобразить необычайное гостеприимство, хотя у самой сердце сжималось от страха.

Муж ее в это время лежал в городе в больнице. Когда он вернулся домой, его мать давай нашептывать: сынок, ты гляди, жена, пока тебя не было, обхаживала тут чужого мужика.

К тому времени проводившие облаву ушли из этих мест и сосед тоже, надо думать, убрался с сеновала. Никто уже не лазил туда с узелком. И все-таки хозяйка не посмела поведать мужу всей правды. Спустя многие годы она ему рассказала эту историю. Еще и теперь, когда ей случается вспоминать тот давний случай, на глаза навертываются слезы: ведь ее посчитали потаскухой.

И все же эту давнюю боль свекрови нельзя было сравнить с бедой Регины. Если ты невиновен, то можешь надеяться, что правда пусть через годы, но выйдет на свет божий, Регина же, наоборот, страстно желала, чтобы ее преступление никогда не открылось.

Поведение свекрови можно было оправдать сложным послевоенным положением, хотя, как правило, именно людей, придерживающихся нейтралитета, принято осуждать.

Если бы Регина захотела свалить на кого-то или на что-то то, что она сделала, то и она наверняка могла бы сослаться на времена и обстоятельства. Ее тут же высмеяли бы — чем плох сегодняшний день? Войны же нет! Всегда какая-то часть женщин оставалась старыми девами, в этом нет ничего особенного! То, что Регина сумела по-своему вырваться из этого сословия и создала семью, так это ее личная проблема.

Именно так люди могут воспринять ее самооправдания. Социальные сдвиги происходят вроде бы незаметно, а что именно они означают для тех или иных групп людей, об этом мало кто задумывается. Большинство заворожено ярким блеском прогресса, теневые стороны не принято считать чем-то существенным.

В ТОТ ДАВНИЙ ОСЕННИЙ ДЕНЬ, когда Регина, протягивая Герте ключи от тетиного дома, расплакалась, она неожиданно для самой себя выпалила:

— Я перееду сюда жить.

После этого порыва Регине тут же захотелось смеяться и шутить. Она показалась себе отчаянным человеком, глядя на которого хочется торжествующе воскликнуть: смотрите и удивляйтесь, перед вами славный малый, который сумел вырваться из оков рутины!

Она хохотала так непосредственно, будто перенеслась в собственное детство, на цирковое представление, где проделки клоуна еще веселят. Испугавшаяся Герта тряхнула ее за плечи.

— Нет, это не истерика, — успокоила ее Регина.

Они вернулись в дом и с жаром стали обсуждать, как устроить дальнейшую жизнь Регины.

Регина не могла припомнить, когда еще она ощущала такой упоительный интерес к жизни.

На Герту посыпался град вопросов. Накануне Регина была совершенно равнодушна к дому, а теперь ей хотелось до мельчайших подробностей вникнуть в курс дела, чтобы на новом месте ориентироваться без помех. Герта даже несколько раз оказалась в затруднении.

Потом Регина побывала у директора школы и справилась о работе — ну где откажутся от учителя? Директор был явно поражен, что ему не придется умолять начальство прислать в это захолустье нового преподавателя — человек просто входит в дверь и предлагает свои услуги, разумеется, после зимних каникул Регина может немедленно приступать к работе.

Под вечер опять явилась Герта, принесла кофе и пирожки и ошеломила Регину совершенно неожиданным разговором.

Назидательные слова Герты до сих пор звучали у Регины в ушах.

— Всегда считалась нормальной семейная преемственность. Под этим прежде всего подразумевается прививание потомкам определенных духовных ценностей и этических норм, правда, при этом не забывают и о материальном благополучии. В Эстонии такого рода связи поколений в большинстве своем утрачены — гибель людей в войну, разруха и бедность, многие живущие ныне люди в той или иной степени познали это на себе. Странно подумать: сколько еще не родившихся детей ощутит отголоски последней войны — они появятся на свет, а кругом одни бабушки, мало у какого счастливчика окажется в живых дедушка.