Страница 104 из 156
Легкий испуг как будто влил в Орви струю тепла. Позабыв о хлопающих шлепанцах, Орви свернула к открытому окну, чтобы взглянуть, какая на улице погода.
Торцовая стена дома выходила на восток. Летним утром сюда заглядывало солнце. Встав пораньше, можно было застать удивительное мгновение — бесконечно длинный коридор весь залит светом. С одной стороны, эта картина впечатляла, казалось, будто идешь по сияющему туннелю, но в то же время как нельзя яснее бросалась в глаза вся неприглядность этого вытянувшегося кишкой помещения. Ослепительный свет обнажал все пятна и трещины, покоробившиеся косяки дверей как будто стремились выступить из стен.
Сегодня на крышу навалилось свинцовое небо, задувал холодный ветер, снизу доносился хруст. Орви перевесилась через подоконник — внизу кто-то взламывал лед на большой луже. Отсюда, с высоты четвертого этажа, было трудно разобрать, мужчина там или женщина. Во всяком случае, человек этот не походил на пьяного. Слишком уж методично давил он лед, переходя с одного края лужи к другому.
Поведение незнакомца завораживало, но холод отогнал Орви от окна — того и гляди прикусишь язык отбивающими дробь зубами.
Орви повернулась спиною к окну у направилась в глубь коридора. Вполне возможно, что этот фанатик Эртс вскоре появится по второму заходу. Он славился на все общежитие. При мало-мальски сносной погоде Эртс носился каждое утро вокруг дома высунув язык, с лицом, покрытым пятнами. Скоро Эртс наберет первую космическую скорость и оставит нашу грешную планету, говорили о нем. С наступлением холодов Эртс перебирался в дом. Четыре этажа вверх, коридор, снова по ступенькам вниз и опять финишная прямая по коридору. Орви жила здесь не так давно и еще не знала, сколько кругов по дому он обычно совершает. Когда однажды утром после долгих туманов похолодало, во всех комнатах и кухнях только и было разговоров, что наступила зима, — Эртс перестал бегать вокруг дома и тем самым провел границу между временами года.
Орви крадучись подошла к душевой и с бьющимся сердцем нажала на ручку. Вдруг кто-нибудь опередил ее? Орви ругала себя — желание быть независимой то и дело пробивалось в ее сознании, словно сорняк после весеннего дождя. Хотя острая коса обстоятельств проходилась по нему неоднократно.
Слава богу, в душевой дарила тишина. Орви прижалась коленями к теплому радиатору, неторопливо разделась и отвернула краны.
Купальную шапочку она, конечно, забыла! Но попробуй упомни все спросонья, когда и вещи приходится собирать впотьмах. Дрожа от холода, Орви на секунду задумалась, а затем вытряхнула на подоконник содержимое полиэтиленового мешка и натянула его на голову, чтобы не замочить волосы.
Пар, заволокший до потолка все три кабины, поднял в воздух самые разнообразные запахи. Орви проклинала свое обоняние: вот бы сейчас затычки в нос. Удивительно, что в первую очередь проявились вовсе не запахи пота и грязи. Во влажном воздухе парил аромат всевозможных кремов, пудр, духов и лаков, запахи густели и перемешивались, составляя удушливый букет. Орви с трудом приоткрыла разбухшие створки окна.
Под теплым душем Орви окончательно пришла в себя. Она с удовольствием потянулась, намылила как следует мочалку и растерла тело до красноты. С лица загар давно сошел, однако ноги оставались до сих пор на удивление коричневыми. На бедрах отчетливо выступали следы купальника, и на ногах еще можно было сосчитать полоски от босоножек.
Благословенная суббота! Орви могла спокойно, не спеша наслаждаться душем. Сегодня все дрыхнут, сколько влезет. Кроме Орви, по-видимому, один только Эртс поднялся так рано.
Шум воды отгонял мысли.
Начинался новый день, и этого было достаточно.
Прикрыв окно, Орви еще раз встала под теплый душ. Наконец она нехотя завернула краны. В трубах хлюпало.
Тихо насвистывая и перепрыгивая с ноги на ногу, Орви вытянула правую стопу, зацепилась пальцами за полуразвалившийся стул и подтянула его к себе.
Стул без спинки, на который она села, скрипел от каждого движения. Орви намазала кремом лицо и шею, помассировала их, выдернула из ноздри волосок, причесала брови, попыталась загнуть ресницы и принялась расчесывать волосы. Щетка, привыкшая за долгие годы к длинным волосам, теперь как будто повисала в воздухе. После развода с Маркусом Орви остриглась и покрасилась в темный цвет. До сих пор она не могла привыкнуть к своей новой внешности. Стоило ей хоть немного выпить, и она чуть ли не целый час могла смотреться в зеркало, забыв обо всем на свете. Еще в школьные годы один человек сказал, что у нее удивительное лицо: греческий нос, губы как у банту, а глаза голубые, как лед, такие глаза бывают у эскимосов.
Ни тот человек, ни Орви никогда не видели живого эскимоса, едва ли глаза у них голубые, как лед; впрочем, это не имело никакого значения. Орви казалось, что эти слова звучат необыкновенно и не забудутся, наверное, до самой смерти.
Орви и сейчас немного растрогалась. Ей совсем не хотелось думать о человеке, который видел в ней одновременно гречанку, банту и эскимоску, просто она сама себя разглядывала. Она оценивающе посмотрела на свой прямой нос, повращала глазами — с годами голубой цвет сильно поблек — и вытянула губы, похожие на губы банту. Благодаря светло-лиловой помаде они тотчас же стали намного красивее. Орви отвернулась, краешком глаза еще раз взглянула в зеркало и вздохнула. Не беда, пройдет еще немало лет, прежде чем нос опустится, а подбородок заострится, чтобы поддержать сморщившийся старушечий рот.
Зеркало запотело. Орви протерла его краем халата и, опершись локтями о подоконник, принялась красить ресницы.
Это кропотливое занятие требовало полной сосредоточенности.
Руки Орви обрели твердость при окраске оконных переплетов. Она умела одновременно так ловко поворачивать кисть и вести ее, что стекло оставалось совершенно чистым. И работала она при этом ничуть не медленнее, чем те, кто мазал кистью по раме и стеклу, словно половой щеткой.
В глухом коридоре послышалось хлопанье дверей. День начался. Теперь все встанут и начнут носиться взад-вперед. В наши дни шум действует на человека, как бич. Мчись сломя голову — даже тогда, когда тебе некуда спешить. Чем громче звук, тем быстрее движение. Когда самолет преодолевает звуковой барьер, происходит как будто взрыв, и Орви каждый раз кажется, что люди на мгновение замирают, а сердца их там, в грудной клетке, мечутся, словно маятники.
Орви торопливо собрала вещи. Приоткрыв замазанное белилами окно, она выглянула на улицу. Темное осеннее утро нехотя уступало место серому дню. На горизонте дремала тяжелая туча, похожая на носорога.
Орви поднялась рано, но, несмотря на это, ей пришлось довольно долго прождать в очереди на кухне. Когда наконец освободилась одна из конфорок, Орви поставила на плиту кастрюлю с водой, чтобы занять место. Эбэ все еще зажаривала три котлетки, и Орви была вынуждена дожидаться сковородки. На всю комнату у них имелась одна сковородка, и, как правило, этого было вполне достаточно. Если бы каждая из них обзавелась собственным хозяйством, то негде было бы держать все это добро! Эбэ еще не умылась и была явно не в духе. Из постели она обычно неслась прямо на кухню, ее вечно одолевал голод. Даже просыпаясь ночью, она принималась что-нибудь грызть, как мышка. Иначе ей было не заснуть.
Наконец Эбэ освободила сковородку, и Орви благодарно кивнула ей. Но прежде чем готовить, надо было вычистить эту жирную посудину. Разумеется, мочалки возле раковины не оказалось, здесь, на кухне, вещи как будто обретали ноги.
Из крана струилась тепловатая вода, жир застывал на сковороде. Орви оставила недомытую сковороду в раковине и пошла в комнату за тряпкой.
Вернувшись, она увидела, что у раковины, распевая, орудует Рита из соседней комнаты. Сковородка Орви валялась на полу. Рита ногтями отскабливала от банки наклейку. Она улыбнулась, и Орви улыбнулась в ответ.
Рита ушла из кухни, и Орви принялась за сковороду. Но и на этот раз ей помешали. Черноволосая Карин подставила под струю стакан. Ее рука дрожала, вода плескалась через край.