Московиада

— Что будет с Аляской? — завертелся на худом заду «генералиссимус Суворов».

— Мы всегда готовы встать в защиту тамошнего русскоязычного населения, — не моргнув (а может, моргнув) глазом, четко и исчерпывающе ответил Черный Чулок.

— Не сметь забывать про Аляску! — выкрикнул «Суворов».

— Замальчи! Ду, шайсенер мудак! — прикрикнула на «генералиссимуса» немецкоязычная «Екатерина Вторая».

При этом «Ленин» довольно злорадно захихикал, в то время как «Анатолий Иванович» (Анатолий Иванович?) призвал президиум к послушанию.

— Аляска Аляской, — вмешался проницательнейший «Дзержинский», — но только что вы сказали преинтереснейшую фразу: «… кое-что мы оставим за собой». Что тут имеется в виду?

— Будущее, — ответил Черный Чулок. — Оставим за собой не столько разодранное тело, сколько отдельные жизнеспособные органы. Сохраним определенные кабинеты, комитеты, учреждения. Сохраним определенную вертикальность в их отношениях. Смешней всего то, что эти органы (головы, ноги, руки, яйца) вдруг начнут действовать в интересах независимых республик.

— Пгавда? — поинтересовался «Ленин».

— В том-то и дело, что нет, — подтвердил его сомнения рот докладчика. — На самом деле они будут готовить наше будущее. Во главе новоиспеченных, пардон, независимых, правительств возникнут опробованные нами и нами же назначенные исполнители. Хаос порождает хаос. Там, где это невозможно, к власти придут просто ублюдки. Или политические проститутки, Владимир Ильич. Или, наконец, просто ничтожества. Все потонет в серости. В скукотище. Исполинская волна энтропии, разорвавшая Великую Империю, разнесет в щепки и независимые, прошу прощенья, державки. Все это будет выглядеть слишком карикатурно: эти назначенные нами президенты, эти купленные нами парламенты. Эти пограничные конфликты шиитов с суннитами, католиков с кришнаитами, а православных с дзен-буддистами. Эти героические попытки западных банкиров научить сумасшедших свободе. Эти голодные междоусобицы, бунты и забастовки. Эта индустрия церквей и борделей. Великое непотребство указов, конституций и деклараций. И тотальная помойка, нет, множество независимых помоек во главе с несуразными марионетками. Вот наша программа действий. Все чаще и чаще будут оглядываться народы назад. И видеть в своих обманутых видениях Великую Державу — космическую, огненную, широкую, тысячелетнюю. Все хуже и хуже будет выглядеть в сравнении с нею эта, позвольте, независимость. Сама идея чего-то подобного окажется навеки…

— Обосранной, — подсказал «Иван Грозный».

— Благодарю, что-то подобное я и хотел сказать, — вежливо согласился докладчик. — Тогда все они, — я имею в виду народы — опять захотят ее, Державу. Ведь все посыплется, как морской песок. Ведь все начнет рушиться. Великий зверинец будет хозяйничать вокруг! И никакого другого выбора! При этом я имею в виду уже не столько политический, экономический, сколько моральный выбор.

Буря аплодисментов затопила зал.

— А что будет с Польшей и Финляндией? — выскочил «Суворов» после того, как аплодисменты утихли.

— Замальчи, старый дурной копф! — разозлилась «Екатерина Вторая».

«Суворов» поцеловал ей руку, поскольку сидел рядом. Потную, всю в веснушках и пудре, руку яснейшей императрицы.

— Все будет хорошо, — заверил докладчик. — Польшу мы сделаем полигоном от моря до моря, а Финляндию зальем водкой. Мы отменим их сухой закон, как противоречащий правам человека!

Все опять зааплодировали. «Ленин», мелко похихикивая, вытащил из жилетного кармана заводную мышку и пустил ее бегать по столу президиума. Громко хлопая по столу ладонью, сам же ее поймал и скрутил-таки игрушечную голову. Впрочем, мышка могла быть и живой.

— Это будет наше последнее и вечное воскресенье, — опять заговорил Черный Чулок, перекрывая волну аплодисментов и энтузиазма. — Отрубленные руки и ноги опять срастутся в единое целое. Идея, тьфу, независимости потерпит глобальный крах и сравняется в человеческом представлении с фашизмом или даже с сексуальным извращением. Запретный плод Империи всем придется по вкусу. Миллионы людей только и ждут, чтобы их провозгласили рабами. Чтобы их повели на строительство пирамид, каналов, великих стен и великих мостов. Только в империи человеческая единица находит смысл в своем существовании. Ведь любая империя — это великая цель. Тысячелетняя цель. Это покорение мира, это коммунизм, это бессмертие мумий в мавзолеях. Это сияние солнц и правителей. Это башня, которую строят десять тысяч лет. Это сила армий, это сжигание ведьм, это движенье народов, постоянное и объединяющее. Это великое соитие народов, это поглощение меньших большими, слабых сильнейшими. Это памятники и мифы, это реки, повернутые вспять, это торжество психиатров, патологоанатомов, птицеловов…

— А что будет с Францией? — в очередной раз выскочил «Суворов».

— Казел! — заскрипела «Екатерина Вторая».

«Суворов» интимно обнял ее за талию, что было хорошо видно даже из последнего ряда.

— Во Францию мы переедем жить, — заверил докладчик. — Пяти- и шестикомнатные квартиры с лоджиями в Париже, Марселе и Ницце получат представители высшего разряда, в частности участники сегодняшнего симпозиума.

— А куда девать французов? — сквозь аплодисменты долетело из амфитеатра.

— Депортируем в пустыню Гоби, — не полез за словом в карман Черный Чулок. — Могу, кстати, остановиться на проблеме депортаций, поскольку это будет чуть ли не самый важный метод нашей внутренней, э-э, внешней политики.

— Здоговая мысль! — потер руки «Ленин» и, вытащив из жилетного кармана белесую твердую редьку, стал ее громко грызть.

— Так вот, депортация, как уже известно вам из нашей великой, но, к сожалению, оплеванной…

— …сраной… — поправил его «Иван Грозный».

— Благодарю, но это не так, — уклонился докладчик, — …нашей героической истории, депортация есть чудесный способ решения любых национальных проблем. Главное — переселить чукчей в Араратскую долину, а молдаван — на землю Франца-Иосифа, хотя естественней на них чувствовали бы себя австрийцы. Кроме того, предполагается сделать несколько непосредственных обменов местами компактного проживания: литовцев с вьетнамцами, швейцарцев с китайцами, а венгров с уйгурами. Всячески поддерживая идеи великого переселения, мы достигнем выведения совершенно новых, химерических наций и народностей с настолько закрученными названиями, что они сами будут их стыдиться: росияков, укралийцев, кареломингрелов, чербословатов, румынголов, голгар, нидербайджанцев, швеков, гредов, французбеков, белошвабов, курдофранков, жиздоболов и карпатских русинов.

— А что будет с Израилем? — подскочил по-кавалерийски «Суворов», предусмотрительно схватив «Екатерину Вторую» за сиську.

Матушка-императрица на этот раз не сказала ничего, удивленная такой невероятной живостью престарелого военачальника, а Черный Чулок опять не растерялся:

— С Израилем? Мы засадим всю его территорию арбузами!

— И гедькой, гедькой, обязательно гедькой, — настаивал «Ленин».

«Анатолий» же «Иванович» так удовлетворенно захлопал своим искусственным глазом, что казалось, будто он у него настоящий. Он радовался тому, что не зря собрал этих славных людей вместе.

В ложах и на балконах ширился энтузиазм. Амфитеатр захватила волна восторга. Докладчик выходил на завершающий ураганный аккорд:

— Великий распад будет остановлен! Великий Хаос будет побежден! Великая симфония поведет человечество в тысячелетний поход. Мы защитим наши святыни непроходимыми чащами ползучих растений и боевой техники! Это будет единый оркестр тотального послушания и… — докладчик на минуту заткнулся.

И этого хватило, чтобы «Минин-и-Пожарский», до сих пор казавшийся почти неживым, хором поставил вопрос:

— А кто, кто будет самым главным?

— Народ! — убежденно отрубил Черный Чулок, и все захохотали.

Тебе опять становилось хуже и хуже, фон Ф. Это неостановимое кружение зала вместе с ложами и балконами, вместе со стенами, эти процессии мамонтов, хвосты комет и отчекрыженные гигантские гениталии, тенями спроецированные в пространстве над тобой, этот галдеж звероподобных масок — все вдавливало тебя в поверхность стула, лишало воли и понимания. Казалось, что голова, насилу привинченная к плечам, вот-вот сорвется с них и покатится под ноги президиума, в последний раз покрывая все на свете черной пеной бессильных проклятий. И когда кто-то, подсев к тебе, запанибрата хлопнул рукой по колену, ты решил, что этот, как и все остальное, — только галлюцинация. Но в твое ухо полез довольно уже знакомый бесцветный голос: