Страница 50 из 51
В 680 г. о разорительных набегах болгар стало известно в Константинополе. Самоуверенный из-за своих выдающихся побед, император Константин решил наконец сам двинуться с войском во Фракию. Экспедиция затевалась масштабная. В Европу перебросили тяжеловооруженные войска из Азии. К дельте Дуная отправился ромейский флот. Отряды болгар, бродившие по придунайским селениям, были ошарашены внезапным приближением огромного императорского войска. Когда оно появилось у Нижнего Дуная в боевом строю, а у берега показалась эскадра, болгары не решились принять бой. Они стремглав отступили в топи дельты, уже неплохо укрепленные Аспарухом. Армия и флот подступили к Певке и осадили болгарского хана. В болота дельты углубляться ромеи не рисковали. Это придало оборонявшимся болгарам смелости. На беду для ромеев, в четвертый день этой осады Константина свалили сильнейшие боли в ногах. Император поспешил отплыть для лечения в город Месемврия с его древними банями[469].
Константин покинул осадный лагерь с ближней свитой и пятью боевыми кораблями. На прощание он приказал своим военачальникам продолжать осаду. Однако отплытие государя скрыть было трудно, и в ромейской коннице зародился слух, будто он бежал. Моментально распространившаяся ложная весть вызвала в среде ромеев суматоху. Первыми бросили осадный лагерь конники, за ними устремилось и остальное войско. Аспарух не преминул воспользоваться нежданным случаем. Болгары бросились вдогонку отступающим в беспорядке врагам, повергнув их в паническое бегство. Многие ромеи, настигнутые кочевниками, погибли, еще большее число было ранено. Преследование продолжалось до реки Варны близ Одисса (ныне — город Варна). Здесь Аспарух остановил своих воинов[470].
Хан обнаружил, что Малая Скифия весьма удобна для поселения. С севера и с северо-запада ее прикрывал Дунай, с юга — Балканский хребет, с востока простиралось Черное море. Земли эти уже больше ста лет заселяли славяне, и именно они дали протекавшей на юге бывшей провинции реке Варне (Вране) ее имя[471]. Большинство ромейских городов лежали в руинах, — и тени имперской власти в этих местах давно не осталось. Аспарух велел орде прикочевать в окрестности Одисса и устроил новую ставку здесь[472].
За этим последовала быстро завершившаяся война с Семью родами и местными влахами. Далеко не все славяне Нижнего Подунавья, конечно, приветствовали приход болгар — тем более что воины Аспаруха некоторое время грабили их веси. Тем не менее в итоге Аспаруху удалось склонить противника к покорности. Славинии Мезии и Скифии сохранили автономию и собственных князей. Но союз Семи родов Аспарух раздробил. Подобно аварским каганам, он выделил славянам особые территории, в то же время переселив их с насиженных мест. На новых землях славяне должны были платить дань Аспаруху и прикрывать рубежи его ханства от врагов — авар и ромеев. Северов, сильнейшее из племен, хан поселил на границе ромейской Фракии — от ущелья Верегава в восточной части Балканского хребта до приморских областей. Остальные племена Семи родов, выселенные из Скифии и Восточной Мезии, переместились на запад, на границу Аварского каганата[473]. Центром их оседания стала долина реки Тимок, где позже сложился подвластный болгарам племенной союз тимочан. Многие земли к северу от Дуная, в Мунтении, в результате действий болгар запустели[474]. В то же время какая-то часть семикорневцев осталась там[475] — тоже признав власть Аспаруха.
Аспарух покорил и влахов. Их свободное расселение приостановилось. Перевод болгарским ханом славян с привычных мест в плотно занятые пограничные регионы лишил влахов возможности «садиться среди них». Влахов вытеснили на юг и на запад[476]. Поселившись к югу от Балканского хребта, в ромейской Фракии, влахи постепенно поглотили местных фракийцев. Романцы же и фракийцы Нижнего Подунавья — по крайней мере, оседлые — в течение ближайших десятилетий почти полностью смешались со славянами[477]. Новый приток влахов сюда произошел уже в VIII–IX вв.[478]
На Дунае под предводительством Аспаруха возникло мощное Болгарское ханство — достойный преемник Великой Болгарии. В его состав вошли земли как к северу, так и к югу от Дуная[479]. Периодически к Аспаруху и его наследникам подходили из-за Дуная подкрепления — теснимые хазарами или бежавшие из-под их власти болгары. Соседи вынуждены были считаться с новой реальностью. С ромеями пока продолжалась война. Болгары теперь «стали опустошать деревни и городки во Фракии», «возгордились и стали нападать на находящиеся под ромейским управлением крепости и деревни, и порабощать их»[480]. В этих условиях соседи западные — сербы — предпочли заключить с болгарами мирный и союзный договор. Он действовал больше столетия, обеспечивая Болгарскому ханству спокойствие на западной границе. Распространялся он (или впоследствии распространился) на все племена сербского корня — во всяком случае, дукляне приписывали его заключение своему князю Владину Силимировичу, внуку Всевлада. Вместе с тем очевидно, что первыми договор заключили именно сербы из Рашки, непосредственные соседи захваченной Аспарухом Нижней Мезии[481]. Это никак не помешало их пакту с Империей. Далекой от театра боевых действий Сербии удавалось в итоге поддерживать добрососедские отношения с обеими сторонами.
Первоначальная ханская ставка к югу от Дуная — защищенная рвами и топями земляная крепость — располагалась в Никулицеле, чуть выше Певки по реке[482]. Затем Аспарух, по преданию, избрал резиденцией Дристру (Доростол, ромейскую Силистрию), расположенную на Нижнем Дунае, в окружении славянских поселений. На восток от Доростола Аспарух обновил линию валов, прикрывавших теперь Болгарскую орду от угрозы с юга до самого моря[483].
Позднее хан решил перекочевать из Дристры в глубь завоеванной Мезии. На месте разрушенного во время войны с Семью родами или их последующего выселения славянского села, близ современного города Шумен, Аспарух возвел свою новую ставку. От прежнего славянского селения она унаследовала название — Плиска. Общая площадь ханской ставки — 23 км2, ее опоясывал ров длиной около 21 км. Ставка имела форму огромной трапеции с заключенной в ней второй, меньшей. Последняя отводилась собственно под резиденцию хана, вокруг же, но под защитой того же рва располагались юрты его соплеменников и загоны для скота. В самом центре кочевого становища размещалось каменное укрепление — крепость за стеной из массивного известняка 3 км в периметре. Внутри крепости находились ханский дворец и другие здания из известняка или реже кирпича, баня, бассейны, вкопанные цистерны для хранения воды. Крепость явно строили пленные ромеи, опытные мастера. Помогали им кое в чем и местные славяне, некоторое число которых осталось жить в болгарской Плиске. Кочевникам-болгарам столь грандиозное строительство было пока не по силам[484].
Изначально болгары старались не смешиваться со славянами. Болгарские становища кучно располагались в районе Плиски и далее к востоку и северо-востоку, до приморских областей и Дуная. Славяне же жили по отведенным им окраинам и вдоль Дуная, на обоих его берегах[485]. Оба народа сохраняли культурную самобытность и почти не смешивались друг с другом. Складывание славяно-болгарской средневековой народности еще не началось. Но Аспарух — сам, может быть, полуант — учитывал интересы и представления своих славянских подданных. В этом он принципиально отличался от аварских каганов. Славяне составляли явное большинство населения на покоренных землях, невзирая на всё новые вливания болгар. Долгий опыт общения со славянами привел Аспаруха к здравой мысли о сохранении их племенных княжений на условиях уплаты дани и защиты границ. Славянские племена тем самым изымались из сферы непосредственного контроля хана и его приближенных — боилов. Князья славинии подчинялись хану напрямую, минуя болгарских наместников отдельных земель — тарканов и жупанов. Учитывая славянские обычаи и верования, Аспарух после перехода Дуная стал по-славянски отпускать волосы вместо кочевнической стрижки наголо. Факту этому придавался столь большой идеологический смысл, что он специально отмечен в кратком «Именнике болгарских князей» — отделяя кочевых ханов от их дунайских потомков[486].
469
Свод II. С. 228–229 (Никифор), 276–277 (Феофан).
470
Свод II. С. 230–231 (Никифор), 278–279 (Феофан).
471
Дуйчев И. Проучвания върху българското средневековие // Сборник на Българската академия на науките. София, 1945. С. 163.
472
Свод II. С. 230–231 (Никифор), 278–279 (Феофан). О поселении болгар в дельте и в Добрудже сообщают также «Сказание Исайи» (Апокрифическая летопись) (Иванов 1925. С. 282 — «Карвунская страна» при трех «реках великих», между Дунаем и морем) и Летопись попа Дуклянина (Illuuiuh 1928. С. 298 — «Силлодуксия»). «Апокрифическая летопись» притом считает нужным подчеркнуть, что будущая Болгария «опустела от эллинов за 130 лет». В рассказе об Аспарухе (Испоре) ее автор пытается убедить читателя, что до того, как Аспарух «населил всю землю Карвунскую», в ней жили «ефиопи» (Иванов 1925. С. 282) — не те же ли «черные влахи» Дуклянина?
473
Свод II. С. 230–231 (Никифор), 278–279 (Феофан). О насилиях болгар над славянами упоминает и русская летопись (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 11; Т. 2. Стб. 9; Т. 38. С. 13).
474
Федоров, Полевой 1973. С. 300.
475
Там их в IX в. знает «Баварский географ» (Назаренко 1993. С. 13–14). В том же сочинении упомянуты и «северцы» (Sebbirozi). Но нет уверенности, что это племя, помещаемое рядом с угличами, — не восточнославянская севера. Впрочем, Сто могил легендарного славянского князя Слава из «Сказания Исайи», чье имя отчетливо перекликается с северским Славуном, располагаются как раз к северу от Дуная (Иванов 1925. С. 282).
476
Болгаро-валашский симбиоз в эпоху Второго Болгарского царства побудил болгарского историка XIV в. заключить, что влахи изначально являлись союзниками болгар (Среднеболгарский перевод 1988. С. 228). Однако для писавшего ранее Дуклянина «моровлахи» — враги пришедших на Балканы болгар, покоренные ими (Шишиħ 1928. С. 298). В русской летописи говорится о «белых уграх» как покорителях дунайских славян и победителях волохов, которые «прежде прияли землю словенскую» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 11; Т. 2. Стб. 9; Т. 38. С. 13). Предание о «белых уграх» приводится после предания о болгарах и с очевидностью независимо от него (в противном случае волохов прогоняли бы, очевидно, именно болгары, и следовало бы упомянуть об их взаимоотношениях с белыми уграми). Это как будто позволяет видеть в белых уграх оногуров, то есть тех же болгар Аспаруха, и полагать, что русский летописец дважды на основе разных преданий описал одно и то же событие. Однако не исключен и другой вариант — отражение деления на черных и белых мадьяр, из которых белые первыми пришли в Потисье. Ср. текст о венгерском завоевании, где упоминание о победе над волохами повторяется: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 25; Т. 2. Стб. 18;Т.38.С. 18. Наконец, нельзя исключить, что предание о белых уграх восходит ко временам Аттилы, покорителя среднедунайских романцев («волохов») и легендарного предка оногурских ханов. Венгры, чья связь с оногурами породила их славянское и латинское названия, чтили в Средние века гуннов Аттилы среди своих родоначальников. Что касается датировки вторжения белых угров временем Ираклия, то это при любом толковании ошибка. Источник ее совершенно понятен — в русском переводе «Хроники» Георгия Амартола, одном из главных источников летописца, «уграми» последовательно именовались «турки» греческого оригинала. В итоге «уграми» оказались как венгры, так и союзники Ираклия тюркюты. Видеть, с другой стороны, в сюжете о «белых уграх» только отражение такой путаницы нет оснований. О волохах Амартол определенно ничего не сообщал, эти данные летописец мог почерпнуть только из устной славянской традиции.
477
Седов 1995. С. 262, 266–268. Названия некоторых фракийских племен сохранились как наименования этнографических групп болгар (Нидерле 2001. С. 63,478).
478
См. о появлении гончарной керамики провинциальных византийских типов в культуре Первого Болгарского царства: Седов 1995. С. 265. Симптоматично, что этим же временем датируется начало активных контактов «прарумынского» со славянским.
479
Предание об этом сохранялось долго (Среднеболгарский перевод 1988. С. 228). В то же время, конечно, не все припоминания о границах древней Болгарии заслуживают доверия. Автор тех же летописных заметок при хронике Манассии полагал, что благодаря союзу с сербами и влахами уже в то время границы Болгарии достигли Драча (Диррахия). Дуклянин приписал первому болгарскому «кагану» на Балканах завоевание как области «моровлахов», так и Македонии. При этом «каган» именуется Крис (Крум? Борис? — оба правили в IX в.) — образ явно собирательный (Шишиħ 1928. С. 297–298). Из южнославянских источников границы владений «Испора» к югу от Дуная достовернее всего определяет «Сказание Исайи», сохранившее и предание о строительстве Аспарухом укреплений «от Дуная до моря» (Иванов 1925. С. 282). Неясно, насколько распространялось влияние Аспаруха на земли между Днестром и Дунаем, тем более к востоку от Днестра.
480
Свод II. С. 230–231 (Никифор), 278–279 (Феофан). Память о победоносной войне Аспаруха с ромеями была столь прочна в болгарском предании, и не только в болгарском (Шишиħ 1928. С. 297–298), столь важна в исторической памяти народа, что ее отразил даже избегающий подобных сведении богомильский «летописец» (Иванов 1925. С. 282). Тем более она отражается у автора времен Второго Болгарского царства (Среднеболгарский перевод. 1988. С. 228), пользовавшегося византийскими хрониками.
481
Дуклянин (Шишиħ 1928. С. 298) утверждает, что Владин «из-за огромного множества народа» болгар предпочел заключить мир уже по примеру византийского императора. Однако болгарский автор (Среднеболгарский перевод 1988. С. 228) рисует сербов союзниками болгар именно в войне с греками. Константин Багрянородный, который первым записал сербское предание о договоре (Константин 1991. С. 142–143) утверждает, что оба народа издавна находились в союзе, «как соседи и люди сопредельных земель, дружески общаясь друг с другом, неся службу и находясь в подчинении в василевса ромеев и пользуясь его благодеяниями». Не совсем понятно, на кого была рассчитана последняя часть фразы — в контексте общеизвестных в Константинополе известий византийских хроник об отношениях с болгарами совершеннейшая нелепость. Возможно, впрочем (с учетом Дуклянина), что подобная версия родилась в сербском предании, пытавшемся примирить исторически союзные отношения и с ромеями, и с болгарами. В реальности, как кажется, сербы не дожидались санкции Константинополя на договор с Аспарухом. Но и участвовать в его войне с Византией им (как, впрочем, и ему привлекать их) никакой необходимости не было.
482
Седов 1995. С. 256.
483
«Апокрифическая летопись» приписывает Аспаруху основание Дристры и строительство валов (Иванов 1925. С. 282). О попинских поселениях в этом районе см.: Седов 1995. С. 157, 162.
484
Седов 1995. С. 261. Предание об основании Аспарухом Плиски также сохранено «Апокрифической летописью» (Иванов 1925. С. 282).
485
Седов 1995. С. 258–259, 262.
486
Именник. 1981. С. 12