Страница 96 из 146
— Он уже близко. Приляжем, чтобы не заметили… — проговорил Петя и первым лег.
По сторонам от него устроились Коля и Дима. Наблюдая за поездом, ребята вели разговор.
— Идет тихо, как вчерашний. Наши хотели его подорвать, да не получилось, — сказал Петя.
— Почему не получилось? Толу мало подложили? — спросил Коля.
— Сразу видно, что у Кольки отец химик. А у меня — машинист на паровозе. Я сразу заметил, что ихние паровозы хуже наших. Вот он везет порожняк, а состав куцый, — проговорил Димка.
«А ведь это об этом поезде-порожняке говорил Виктор Гаврилович… Значит, сейчас уже половина второго… Если все будет, как говорил Виктор Гаврилович, то за ним через час будет воинский, с оружием… Хоть бы скорей переправиться», — с тревогой подумал Петя. И как только поезд прошел к Сортировочной станции и перестали светить ракеты, Петя с товарищами быстро принялся за работу.
Пока ребята переносили в мешках пшеницу, пока переправляли порожнюю тачку, время от времени с откосов осыпался гравий. Иногда в темноте чья-то неосторожная нога задевала камешек покрупней. Раздавался негромкий, но опасный стук. И всегда в таких случаях Петя, сердито шепча, вразумлял Колю:
— Ты никак не можешь без аварий? Не любишь поднимать ноги повыше!
Коля не всегда был виноват, но терпеливо молчал, утешая себя мыслью, что у всякой работы, как у всякой дороги, есть конец.
«Вот тогда и подведем итоги», — вспоминал он слова своего любимого учителя математики Ивана Владимировича.
За полночь погода стала меняться. Степной ветер, всегда капризный, все больше сбивался к западу. В воздухе стало мягче, и порой срывался снежок. Облака, видимо, спустились очень низко, потому что над землей было почти непроницаемо темно.
По такой погоде ребята с трудом отыскали Богатырскую яму. В стенке ямы, у самого дна, была просторная ниша. Она очень пригодилась: ребята затащили в нее мешки с пшеницей и закатили тачку. В яме было холодно.
Петя сказал, чтобы не разговаривали, чтобы спали. А как уснуть Коле, если ноги зябнут и ими надо все время двигать? Как уснуть ему, если струи холодного ветра, как бы ты ни втягивал голову в воротник шубейки, все равно проникают под рубаху? Коля знал, почему Петя перестал ему отвечать на его вопросы.
«Петька старший. Он наводит порядок…»
Коля не против порядка, но ему скучно лежать, мерзнуть, да еще и молчать.
— Димка, ты не спишь? — едва слышно спросил он.
— Сплю как убитый, — слукавил Дима.
— Ну, ты спи, только разговаривай со мной. Скажи, может, яму эту Богатырской назвали потому, что в ней хорошо было бы отливать кастрюли для богатырей?
Димка, как и Коля, бывал в литейных цехах завода. Он мог бы сказать другу «да» или «нет», но он мыслями был очень далек от этой ямы. Он уже давно перекочевал в смоленские леса и там вместе с партизанами громил фашистские тылы. Разговор Коли о кастрюле, пусть даже о кастрюле для богатырей, обидел его, и он не без издевки предложил другу:
— А ты, Колька, разбуди Петьку и спроси у него.
— Чего ж будить человека зря, — погромче проговорил Коля, надеясь вовлечь и Петю в разговор.
Петя не ответил, хотя и не спал. Коля правильно думал, что Петя молчал «для порядка». «Для порядка» же он не вскочил и не кинулся вслед за ребятами из ямы, когда непроницаемую темноту ночи неожиданно разорвали гром, треск и злое завывание, которые смешались в какую-то вьюгу звуков, закружившуюся над землей. Петя догадался, что наши подорвали тот самый поезд, что должен был пойти после порожняка. Тем более хотелось Пете вслед за друзьями выбежать из ямы, посмотреть и порадоваться… Но он остановил себя и напряженно думал, угадывая, какие слова Коле и Диме сказал бы сейчас Иван Никитич.
А Дима и Коля уже вернулись в нишу, на мешки. Зная, что Петя после такого взрыва уже наверное не спит, возбужденно говорили ему:
— Вчера не получилось, а нынче здорово получилось.
— Петечка, хоть посмотри, как горит!..
— Хорошо горит? — спросил Петя и невольно улыбнулся, что заговорил словами старого плотника. Но ему не захотелось присваивать их себе, и он сказал: — Помните, как Иван Никитич сказал насчет пожара: «Горит, ребята, хорошо… Пожелаем тем, что присветили, вовремя уйти от смерти, а сами за дело!»
— Петька, у нас же дела сейчас нет?
— Завтра, Колька, может быть куда трудней. А вдруг снегу наметет? А вдруг никто к нам не придет сюда и до Забурунного яра самим придется?.. Спать, отдыхать надо, — заключил Петя.
— Петро, Кольку надо положить в середину: там ему будет теплей, не так будет крутиться, — предложил Дима.
— Клади его в середину, — весело согласился Петя, и они замолчали.
Они и в самом деле замолчали, но уснули не скоро: то ворочались, потому что постель была неровной, жесткой, то прислушивались к нараставшей и утихавшей стрельбе в стороне железной дороги, от которой они ушли на целых три километра.
Первым, согревшись в середине, легонько захрапел Коля. Вскоре, прижавшись к теплому телу товарища, заснул и Дима тихим и крепким сном.
А Петя все еще никак не мог заснуть. Его волновало: придет ли к Богатырской яме обещанная помощь? А вдруг не придет? И вдруг к утру наметет снегу?.. По такой дороге и с таким грузом им тогда не добраться до Забурунного яра. Нет, придет… И странно, — как только он укреплялся в этой вере, так в шорохе кружившего над ямой ветра начинали мерещиться шаги приближающихся людей. Он тихонько приподнимал край кузова тачки и вылезал из ниши, чтобы прислушаться. Он возвращался расстроенным: снег уже не срывался, а падал; где-то недалеко, в стороне железной дороги и грейдера, резко кричали по-немецки. Даже по отдельным разрозненным словам он мог догадаться, что гитлеровцы ищут наших и ругают снег, который заметает землю.
Петя дремал с мыслью: «Хоть бы снега выпало побольше — они б ни за что не нашли наших».
И еще он подумал: «Если те, что кричат, найдут нас, то, наверное, убьют: они же сейчас злые».
Пряча руку от холода поглубже в карман пальто, он нашел на дне его галеты и пять конфет в скользкой бумажной обертке. Он не сразу вспомнил, что и галеты, и конфеты положила ему в карман тетя Поля.
«Останемся живы — одна будет Кольке, одна Димке, одна мне и две маме».
Петя ощупью поправил на Коле шубейку, проверил, не скатился ли с мешков Дима, и, положив руку на обоих товарищей, уснул, как провалился.
— Если живые, будем откапывать! Если нет, то лежите!
Этот голос вырвал Петю из глубокого сна. Выскочив из ниши, он раскинул руки и в одно объятие захватил Зину Зябенко и Даню Моргункова.
— Можно вас обнимать? — спрашивал он.
— Чего же спрашиваешь разрешения, если уже обнимаешь? — смеялась Зина.
— Постой, а кто у тебя тут еще? — вырываясь и приседая на корточки, чтобы разглядеть Колю и Диму, спрашивал черноглазый Даня. — Вы тут, как в берлоге, можно к вам? — И он уже нырнул в нишу.
— А я ждал-ждал, — радостно и немного смущенно говорил Петя Зине.
— Ты лучше скажи: а я спал-спал…
Из ниши вылезли Коля и Дима. Они были заспанными и смущенными: они не ожидали с глазу на глаз оказаться с девушкой, которая рассматривала их по-ребячьи любознательно и испытующе, как старшая.
Коля сразу заметил, что у него подол шубейки был в глине, а руки грязны. Дима в своем коротком полушубке, покрытом черным сукном, стоял как будто прямо, как обычно, но Петя заметил, что он старается прикрыть ладонью разорванную штанину.
Петя засмеялся и, столкнув с места Колю и Диму, сказал:
— Николай, Дмитрий, не стесняйтесь, знакомьтесь: это Зина Зябенко, а это Даня Моргунков. Узнаете — сами скажете, что лучших товарищей не бывает!
Через пять минут все ребята сидели на расчищенном от снега кругу на дне ямы. Посередине этого круга стояла большая голубая кастрюля с оладьями. Зина ее достала из той тачки, которую они притащили с Даней из Мартыновки.