Злой умысел

– Нет, я не лесбиянка.

А вот насчет «угрохать» – тут он был, как никогда, близок к истине. Может быть, так она и проживет остаток своих дней. Может, для нее навеки заказана близость с мужчиной. Но сейчас ей необходимо было знать, что именно произошло, пока она была без чувств. Ее очень беспокоили смутные и беспорядочные воспоминания…

– Скажи мне правду. Что ты со мной сделал? Мы были близки?

– А какая тебе разница? Я же сказал, ничего я тебе не сделал! Ты не веришь мне?

После всего происшедшего? Он воспользовался ею, как вещью, пока она была без сознания! Он заставил ее раздеться почти догола, потом сам разделся… Когда она очнулась, сцена была далеко не целомудренная, и все же у Грейс не было ощущения, что ее изнасиловали. Она уверена была, что ощутила бы до боли знакомые чувства! Это ее немного успокаивало. Может, он и впрямь ничего ей не сделал, ну кроме того, что она помнит. Просто любовные игры, ласки, поцелуи… А ведь ей это нравилось, она помнит, хотя и перепугалась до смерти. У нее было такое чувство, что они были на волосок от близости, но этого так и не случилось. Возможно, именно оттого он так бесится.

– Как я могу верить тебе после того, что ты сделал? – тихо спросила Грейс, борясь с новым приступом тошноты.

– А что я такого сделал? Пытался заняться с тобой любовью? Это не противозаконно, ты прекрасно знаешь. Нормальные люди трахаются чуть ли не каждый день… и некоторые даже весьма охотно. Тебе ведь двадцать один год, детка? И что ты собираешься сделать? Вызвать полицию лишь потому, что я поцеловал тебя и снял штаны?

Но она все равно ощущала себя изнасилованной. Он фотографировал ее, а она этого не хотела. Он обманом заставил ее .почти обнажиться. А потом пытался овладеть ею, бесчувственной. Вот странность – она никогда прежде не пьянела гак от полутора бокалов вина! Даже сейчас ей отчаянно плохо…

– Я устал от твоих игр, Грейс. Я потратил на тебя уйму времени и терпения – эти субботние прогулочки за ручку.. эти целомудренные обеды. Мы должны были оказаться в постели еще две недели назад! Я не четырнадцатилетний мальчишка. Мне этих штучек не надобно. Кругом полно нормальных девушек.

С его стороны говорить ей такое было низко, но, глядя на Маркуса в его истинном обличье, она отчетливо осознавала, что горько в нем ошибалась. Он самодовольно натягивал брюки, озабоченный лишь собственной персоной. Он просто подонок и вовсе не любит ее. Маркус был с ней мил лишь в надежде получить то, чего жаждал.

– Сожалею, что заставила тебя потерять столько времени, – холодно сказала Грейс.

– И я сожалею, – небрежно бросил Маркус. – Контактные отпечатки я отошлю в агентство. Можешь выбрать кадры по своему вкусу.

– Я не желаю их видеть. Можешь все спалить.

– Так я и поступлю, не сомневайся, – ледяным тоном отвечал он. – Твоя правда – ты оказалась никуда не годной моделью.

– Спасибо, – грустно сказала Грейс, натягивая свитер. В одну секунду Маркус сделался чужим… Она подхватила сумку и пошла к выходу, но все же оглянулась через плечо. Маркус стоял у стола, вынимая из фотоаппарата кассету с пленкой. Грейс спрашивала себя, как могла так ошибиться. Но тут комната снова поплыла куда-то, и девушка едва не лишилась чувств. Уж не гриппом ли она заболевает, подумала она. Или просто так расстроена всем происшедшим?

– Прости, Маркус, – грустно сказала она. Он лишь передернул плечами и отвернулся, словно пострадавшей стороной был именно он. Да, у него с этой девицей выдалась пара забавных минут, но пора двигаться дальше. Хорошеньких мордашек вокруг было предостаточно – на килограммы взвешивать можно.

Он так и не сказал ей ни слова, а она еле сползла по ступеням вниз, поймала такси и прошептала водителю адрес. Когда они доехали, таксисту пришлось потрясти Грейс за плечо, чтобы она очнулась.

– Извините, – с трудом произнесла она. Ее опять тошнило. Как же ей плохо!

– Вы в порядке, мисс? – Таксист с тревогой смотрел на нее.

Грейс расплатилась и щедро дала на чай, таксист проводил ее до самых дверей. Ее шатало.

Марджори подняла глаза, оторвавшись от лакирования ногтей. Увидев Грейс, она ужаснулась. Та была вся зеленая и казалось, не дойдет до спальни, рухнув на пол прямо в гостиной.

– Эй… что стряслось? – Марджори спрыгнула с кушетки и кинулась к Грейс. И вовремя – девушка стала оседать на ковер. Марджори помогла ей добраться до постели, и Грейс рухнула навзничь, чувствуя, что умирает.

– Кажется, у меня грипп. – Язык у Грейс заплетался. – А может, меня отравили.

– Ты была с Маркусом? – Марджори передернуло. – Ты ведь, кажется, собиралась сниматься сегодня у него в студии?

Грейс лишь кивнула. Она была слишком слаба, чтобы подробно обо всем рассказывать, впрочем, ей вообще не хотелось этого делать. Она лежала на спине и снова чувствовала, что проваливается в небытие так же, как и там, в белом кресле. Там, когда очнулась, она увидела обнаженного Маркуса. Может быть, теперь, очнувшись, увидит нагую Марджори. Грейс засмеялась, не открывая глаз, а изумленная Марджори встала и вышла. Вернулась она с фонариком и платком, смоченным холодной водой. Платок она положила Грейс на лоб. Девушка приоткрыла глаза и тотчас же снова опустила веки.

– Что произошло? – строго спросила Марджори.

– Я не уверена… – проговорила Грейс слабым голосом, не открывая глаз. Потом беззвучно заплакала и выдавила: – Это было ужасно…

– Ничуточки не сомневаюсь. – Марджори разозлилась. Она-то все прекрасно понимала в отличие от Грейс. Она включила фонарик и велела Грейс открыть глаза.

– Я не могу… – жалобно сказала девушка. – Так болит голова. Я умираю…

– И все равно открой. Мне надо кое-что выяснить.

– У меня с глазами все в порядке… вот только желудок… голова…

– Открывай, открывай, детка! Ну хоть на секундочку.

Грейс с усилием разлепила веки, и Марджори направила фонарик прямо на зрачок – Грейс показалось, будто ей вонзили кинжал прямо в мозг. Но Марджори успела увидеть все, что нужно.

– Где ты была?

– Я же сказала… с Маркусом… – Глаза Грейс снова были закрыты,, все кружилось и улетало куда-то.

– Ты что-нибудь ела? Или пила? Молчание.

– Грейс, скажи честно – ты балуешься наркотиками?

– Конечно, нет! – Возмущенная Грейс попыталась широко раскрыть глаза и даже приподняться на локтях. – Ни разу в жизни я не…

– А сейчас ты под кайфом, как говорится, – зло бросила Марджори. – Тебя накачали по самые ушки.

– Чем? – Грейс испугалась.

– Ну, не знаю… кокаином… шпанской мушкой… седативами… ЛСД, а может, какой-то жуткой смесью. Один Бог знает, что это было. Что он давал тебе?

– Всего-навсего два бокала вина… второй я даже не допила.

Голова Грейс упала на подушку. Сидеть она просто не могла. Ей теперь было, пожалуй, даже хуже, чем тогда, в студии у Маркуса. Казалось, действие зелья усиливалось.

– Он, должно быть, что-то подмешал в вино. Ты не чувствовала себя там, у него… немного странно?

– О-о-о… – простонала Грейс. – Это было более чем странно. – Она подняла глаза на подругу и" заплакала. – Я не пойму, что было сном, что явью… он целовал меня… и… потом я заснула, а когда проснулась, то он был голый… но говорит, что ничего не было.

– Сукин сын! Он взял тебя насильно! – Марджори захотелось убить его – в отместку за Грейс и за других вроде этой пташки. Она всегда его недолюбливала, ненавидела выродков вроде него, а в особенности тех, кто отваживался забавляться с девочками или совсем зелеными девушками. Это было ведь так легко, так просто – и так низко, черт побери!

А Грейс смущенно продолжала:

– Я не знаю даже, сумел ли он… но не думаю… я не помню!

– А для чего тогда ему было раздеваться? – подозрительно прищурилась Марджори. – Было у вас с ним что-то до того, как ты вырубилась?

– Нет. Я только целовала его… я не хотела… я испугалась… и хотела… а потом пыталась его остановить. И он страшно разозлился. Обозвал меня психопаткой, сказал, что я его динамила… говорил, что не стал бы меня трогать, потому что это было бы все равно что… все равно что с мертвецом…