Хроника Аравии

Храбро сражаясь лицом к лицу с царскими гоплитами, пальмирцы были достойны победы но, получив удар в спину, дрогнули. Паника мгновенно охватила солдат. Задние ряды фаланги стали торопливо отступать, стремясь пробиться через неплотное кольцо македонской кавалерии. Общий строй сломался и вот-вот был готов развалиться, как неожиданно появилась подмога.

Из ворот города выехал отряд кавалеристов, устремившихся на теснивших гоплитов дилмахов.

Скакавших на лошадях и верблюдов всадников было вполне достаточно, чтобы не только защитить спину пальмирской фаланге, но и попытаться переломить исход битвы в свою пользу. Назревал новый поворот в сражении у стен Пальмиры.

В отличие от Александра, всегда лично водившего своих солдат в атаку, Эвмен предпочитал наблюдать за боем со стороны, постоянно держа руку на пульсе событий. Расположившись в тылу, он подобно шахматисту двигал свои силы на невидимой доске в ответ или предупреждая ход противника.

Перед грядущим сражением, многие командиры советовали стратегу не изменять тактике уже не раз приносившей победу македонцам.

— Имеющейся в нашем распоряжении конницы вполне достаточно, чтобы разгромить врага своим правым флангом и ударить ему в спину — говорили ветераны, но Эвмен не был согласен с ними.

— Да, в открытом поле — это беспроигрышный вариант, никто не спорит. Но проводя сражение в условиях возможного подхода подкрепления со стороны противника — большой риск. Я не уверен, что в самый решающий момент пальмирцы не ударят в спину моей кавалерии и не возьмут её в кольцо — говорил стратег, и время подтвердило его правоту. У пальмирцев действительно был конный резерв, посредством которого они собирались склонить чашу победы на свою сторону.

Зная о знаменитой тактике царя Александра конного удара, они собирались нанести свой контрудар в спину македонской кавалерии и разгромить её, зажав с двух сторон. После этого исход сражения был бы полностью предрешен в пользу Пальмиры.

Расположившись на крепостной стене, начальник пальмирской кавалерии гиппарх Тимерий зорко следил за положением дел на поле сражения, чтобы в нужный момент преподнести врагу неприятный сюрприз. Собравшиеся прямо за городскими воротами, кавалеристы рвались в бой, но долгожданной команды все не было. Сражение началось не совсем так, как ожидал гиппарх.

В изнурительном ожидании прошло довольно много времени, прежде чем стражники бросились открывать тяжелые створки ворот. Противник наконец-то совершил то, на что так надеялся Тимерий. Правда, вместо одного удара македонцы предприняли двухсторонний охват фаланги и под этим нажимом гоплиты дрогнули, но это было поправимым делом.

Намериваясь совершить коренной перелом в ходе сражения, гиппарх решил лично возглавил конную атаку, нацелившись на активно теснивших ряды наемной фаланги дилмахов. Вздымая клубы пыли, конница Пальмиры стремительно покидали стены крепости. Под радостные крики горожан они летели к победе над врагом, но у Эвмена также имелся неразмененный им козырь.

Стоило всадникам Тимерия только приблизиться к месту сражения, а им навстречу, из-за холмов уже двигался отряд катафрактов посланных стратегом. Увлеченные атакой всадники пустыни слишком поздно заметили появление на поле битвы нового участника сражения. Они попытались перестроиться для отражения нападения противника, но было уже поздно. Могучий клин катафрактов с легкостью опрокинул кавалеристов Пальмиры и обратил их в бегство.

Гиппарх Тимерий пытался остановить своих кавалеристов, призывая их сражаться с врагом, но его голос не был услышан в шуме сражения. Закаленные в боях македонцы уверенно теснили разрозненные ряды кавалеристов противника, поражая их своими тяжелыми копьями.

Катафракты ещё только собирались преследовать разгромленного врага, как за их спиной разыгрался последний акт сражения. Не выдержав давления с фронта и тыла, обратилась в бегство пальмирская фаланга, полностью сломав свой строй.

Мало кто из защитников оазиса решил бросить оружие и искать милости у противника. Большинство из них попытались прорваться через строй македонской кавалерии и спастись за стенами крепости. Укрывшись щитами и выставив вперед копья, небольшими отрядами пальмирцы пробивались через ряды противника, заступившего им дорогу.

Многих, очень многих своих товарищей не досчитались гоплиты, пока перед ними не замаячили башни Пальмиры. Стрелы скифов, копья пельтеков и мечи дилмахов исправно снимали свою кровавую дань с беглецов, но худшее ещё было впереди.

У стен города находились катафракты не успевшие ворваться в Пальмиру на плечах отступающих кавалеристов Тимерия. Тяжеловооруженные македонцы уступали в быстроте передвижения конникам Пальмиры, что позволило им благополучно ускользнуть от своих преследователей.

Городские ворота захлопнулись за спиной последних беглецов буквально перед самым носом у македонцев. Скакавшие вслед за ними катафракты были остановлены и отогнаны от ворот градом стрел и камней обрушившихся на них со стен крепости.

Длинные и тяжелые копья катафрактов существенно сократили число гоплитов, прежде чем они сумели пробиться к запертым воротам города. Остальную работу за них сделали стрелы скифов.

Опасаясь, что македонцы попытаются ворваться в город вместе с беглецами, пальмирцы так и не открыли городские ворота, несмотря на все громкие мольбы несчастных беглецов. Единственное, что они смогли сделать для них, это сбросить со стен города многочисленные веревки, по которым солдаты стали подниматься по ним вверх.

Бросив оружие и щиты, зависнув на стенах, они представляли собой отличные цели, чем не преминули воспользоваться скифские лучники. Из своих дальнобойных луков, они принялись хладнокровно расстреливать, пытавшихся спастись людей.

Некоторые из стрелков, желая показать свое мастерство и умение, давали возможность человеку почти подняться до самых крепостных зубцов и убивали его в шаге от спасения. Другие специально простреливали беглецам руки и те, падая с высоты, разбивались или калечились от удара о землю.

Мало, ужасно мало было тех, кто сумел пройти это страшное испытание и, разминувшись со скифской стрелой, в изнеможении падал на руки пальмирцев по ту сторону стен. Подобная картина порождала в сердцах горожан злость и ненависть к врагу от осознания собственного бессилия. С яростными криком потрясали они кулаками с крепостных стен, призывая гору проклятий на головы войска Эвмена, подступавшего к Пальмире.

Подобно темной тучи песка, что иногда приносила к стенам города песчаная буря самум, приближались к стенам города македонские солдаты. Оставив на поле боя своих и чужих раненых и убитых, спешили они к пустынному оазису в надежде на то, что катафракты и скифы сумеют захватить городские ворота и продержаться до их прихода.

Обнаружив ворота Пальмиры закрытыми, некоторые разгоряченные боем отважные головы стали настойчиво советовать Эвмена начать штурм города, пока войска противника находятся в смятении, но стратег не послушал их. Оценив высоту стен Пальмиры и ширину её рва, он приказал разбить лагерь, к огромному недовольству тех, кто считал, что будь на месте Эвмена сам Александр, крепость бы пала ещё до захода солнца.

Возможно, что так оно и было бы, но кардиец всегда старался не рисковать зря, предпочитая синицу в руках, журавлю в небе. Добившись важной для себя победы в сражении, он решил не гнать на стены города воинов со штурмовыми лестницами, а подождать прибытия инженеров с их баллистами и катапультами.

Весь вечер и всю ночь, в македонском лагере шла установка и отладка осадных машин. Как бы ни был осторожен и медлителен Эвмен, но долго задерживаться под стенами Пальмиры он не собирался.

Когда наступило утро, дозорные на стенах заметили несколько диковинных сооружений расположенных на расстоянии чуть дальше пролета стрелы. Об этом немедленно было доложено таксиарху города Аристомаху, явившегося на стену вместе с гиппархом Тимерием.

Оба военачальника внимательно разглядывали неказистые сооружения врага, пытаясь оценить их степень угрозы для города. Каждый из них слышал об осадных машинах царя Александра сокрушившего твердыню Тира, но виденные ими орудия мало походили на легендарные осадные башни и тараны.