Страница 63 из 123
Имея запас хода, капитан корабля решил приблизиться к одному из Лофотенских островов, стремясь посадить судно на мель, но сильное волнение на море не позволило ему совершить этот маневр. Лайнер затонул через тридцать семь минут после взрыва, успев спустить несколько шлюпок и множество спасательных средств.
Подоспевшие на помощь корабли сумели вытащить из воды около тысячи двухсот человек из тех двух тысячи солдат, что находились на борту «Элизабет». Немедленно созданная комиссия для выяснения причин гибели лайнера опросила около сотни спасшихся людей, но не смогла прийти к однозначному выводу. Собранные показания давали двоякую картину гибели «королевы». Большинство свидетелей говорили, что скорей всего лайнер наскочил на шальную мину, но были и такие, кто уверяли, что собственными глазами видел след приближающейся торпеды.
Полностью разрешить вопрос могло только обследование корпуса судна водолазами, но на это у комиссии не было времени и возможностей. Поэтому, право делать окончательный вывод о причинах гибели лайнера, они предоставили светилам из Адмиралтейства, сняв с себя, таким образом, всю ответственность.
На Адмиралтейство в свою очередь давил Черчилль, и оказавшись между двух огней, оно приняло соломоново решение. Считать гибель «Куин Элизабет» результатом взрыва мины, но обязать коммодора Бэйли провести проводку конвоя с максимальным вниманием и осторожностью.
Телеграмма из Лондона застала конвой «Короля Джорджа» на полпути к цели и для принятия решения, коммодор Бэйли собрал свой маленький штаб на экстренное совещание. Ведь коллегиальная ответственность всегда лучше, чем личная.
Зачитав послание Адмиралтейства, он предложил своим офицерам высказываться, относительно принятия решения по безопасности проводки конвоя. Следуя старым флотским традициям, первым заговорил лейтенант Эймс, как самый младший по званию из всех присутствующих офицеров.
— Я считаю, что господа из Адмиралтейства просто дуют на воду, обжегшись на молоке. Гибель «Куин Элизабет» очень чувствительный удар для его престижа в глазах общества, но нам необходимо следовать фактам, а они с большей степени вероятности говорят, что лайнер погиб наскочив на мину, сорванную штормом с якоря. Возможность его атаки русской подводной лодкой вызывает у меня большое сомнение. Для этого русские должны были знать точное время её выхода из порта, место прибытия, а это просто невозможно, учитывая всю степень секретности вокруг его отправки — лейтенант сделал паузу и коммодор был вынужден с ним согласиться.
Приказ о выходе «Элизабет» в море пришел из штаба Адмиралтейства и был исполнен меньше, чем за час. Даже, если у русских в порту имелся хорошо осведомленный шпион, и он успел передать сведения сразу с момента начала операции, скорость лайнера сводила к нулю все его усилия. Лайнер можно было только на подходе к Вест-фьорду, ведя непрерывное наблюдение за морем, что было очень сложно и опасно. После гибели «Мариты» британские корабли вели патрулирование акватории фьорда.
— А как же показания тех спасшихся с «Элизабет», кто утверждает, что своими глазами видел след торпеды? — вступил в разговор командор Броуди, который сильно недолюбливал Эймса. Год назад, покинув свою университетскую кафедру математики по мобилизации, лейтенант так и не стал своим среди морских волков.
— Их число слишком мало от общего числа свидетелей и, следовательно, этим фактом можно свободно пренебречь, — ответил Эймс и, увидав презрительную ухмылку Броуди, поспешил расшифровать свой математический вердикт, — испуганным гибелью корабля людям просто могло показаться.
— В ваших рассуждениях слишком много от математика и совершенно ничего от моряка получившего боевой приказ. Две гибели кораблей в одном и том же месте, с очень важным для империи грузом не могут быть простыми случайностями, которыми совсем нельзя пренебрегать, — передразнил Эймса Броуди, — я считаю, что русскую подлодку нельзя списывать со счетов и во время проводки «короля» нужно быть предельно внимательными.
— Хорошо командор. Вы опытный морской волк. Тогда скажите, как бы вы поступили на месте командира русской подлодки после потопления «Мариты»? — не унимался Эймс, которого сильно задело пренебрежение Броуди.
— Пробыл бы на море ещё два-три, максимум четыре дня и с чистой совестью вернулся на базу — не раздумывая, ответил Броуди, — но если бы поступил приказ уничтожить «Элизабет», обязательно бы продолжил вахту у фьорда и потопил корабль. Такой лайнер слишком заманчивая цель для любого подводника.
— Хорошо, а что бы вы делали, после того, как потопили «Элизабет»?
— Ушел бы. Слишком большой риск оставаться в этих водах.
— Вот видите! Вы противоречите сами себе! — радостно воскликнул Эймс.
— Ничего я не противоречу! Кто сказал, что у русских в районе действует только одна подлодка. Одна ушла, другая пришла на охоту, это азбука — огрызнулся Броуди.
— Конечно азбука, кто с этим спорит. Но вот по данным кораблей адмирала Болдуина патрулирующих море в районе Тромсе сразу после гибели «Мариты», проход второй подлодки русских не зафиксирован.
— Они могли просто не заметить её!
— Точно также как они не заметили уход первой подлодки? Но ведь это нонсенс, так не бывает — не сдавался Эймс.
— На войне много бывает такого, что и не снилось простым математикам — пренебрежительно выдал Броуди. От негодования Эймс покрылся пятнами и попытался отстоять честь своего мундира, но коммодор утихомирил его властным взмахом руки.
— Вы высказали свое мнение господа, я его услышал. Благодарю, вас. Теперь я хочу услышать мнение капитана Джиллеана. Что вы думаете по этому поводу сэр — обратился к седовласому моряку, чей рукав был украшен четырьмя золотистыми полосками.
— Как бы это не странно прозвучало, но я считаю, что лейтенант Эймс прав в своих математических расчетах.
Услышав эти слова капитана, Эймс обрадовался как ребенок, но его радость быстро угасла.
— Однако, они полностью верны лишь в отношении действий британского моряка, коим является наш командор Броуди. Вы совершенно забываете господа, что вам противостоят русские, а это люди особого сорта. Мне приходилось встречаться с ними и в 18-том году и в 41-ом. И я в полной мере оценил степень твердолобого упрямства, и я даже сказал бы фанатизм этого народа — лицо Джиллеана исказила недовольная гримаса. Капитан до сих пор помнил свои негостеприимные проводы из Архангельска в 1919 году.
— Поэтому, даже если есть чисто теоретическая угроза для «короля» со стороны русской подлодки, её надо воспринимать как вполне реальную угрозу. Лучше лишний раз подуть на воду, чем лишиться ещё одной морской гордости нашей державы.
— Как вы считаете, Мартин, отвернет ли в сторону командир русской подлодки, когда увидит, какой мощный эскорт имеет наш «король»? — почтительно спросил Джиллеана коммодор.
— Не стоит слишком уповать на наши двенадцать вымпелов, сэр. Вспомните атаку русских на «Тирпиц» в сорок втором году. Тогда у любимой игрушки Гитлера было куда более сильное, чем наше сопровождение. Любой здравомыслящий командир ушел бы в сторону и постарался навести на линкор авиацию. Однако русский капитан вопреки всякой логике атаковал «Тирпиц» и, насколько мне известно, нанес ему урон.
— Официального подтверждения о попадании в линкор нет! — энергично запротестовал Броуди, но Джиллеан и бровью не повел.
— Я говорю о самом факте атаки, командор! А было или не было попадание, пусть решают это историки. Повторяю, капитан Лунин атаковал линкор, идя на смертельный риск. Он несколько раз поднимал перископ, находясь в окружении немецких кораблей ради того, чтобы поразить «Тирпиц». Назовите мне, кто из наших подводников действовал аналогичным образом? — капитан властным взглядом окинул каюту Бэйли, но никто из моряков не проронил ни слова.
— Поэтому, я не советую вам, успокаиваться относительно числа кораблей конвоя. Русские по своей сущности очень опасны, а русские моряки, получившие приказ к действию, опасны вдвойне.