Страница 19 из 85
При нашем коротком транспортном плече (разделка стволов и перегонка щепы механизирована) термическая переработка древесины идет на лесозаготовках или у приемника канатной дороги. Результат?
Из тонны смолистой древесины получается не менее 200 кг дегтя.
Из тонны пневого осмола и сухой коры-щепы выходит более 300 кг дегтя.
Это у нас — "ангарский мазут", топливо для печей зданий, а скоро, того и гляди — топок пароходов.
Скипидар (фракция дегтя с температурой кипения до 150 градусов), щедро разбавленный спиртом и ацетоном для морозостойкости — это "ангарская солярка". Топливо для транспортных моторов и быта. Вон как движок лодочный тянет, и не скажешь, что последний раз он нюхал бензин летом прошлого года. Даже запах выхлопа у него другой. Духовитый. С регулировкой зажигания пришлось повозиться, так ведь оно и стоило того? В мемуарах батьки Ковпака попадалось воспоминание, что на партизанском скипидаре прямой гонки ездили зимой даже капризные трофейные Мерседесы. Не говоря о грузовиках и тракторах. Вот и мы…
Из тонны смолистой древесины получается 40–50 кг скипидара.
Из сушеной щепы — до 80 кг скипидара.
Зима показала, что моторное топливо должно состоять из растворителя более чем наполовину. Чистая спиртово-ацетоновая смесь — это наш "ангарский бензин". На нем моторы заводятся с пол-пинка даже в мороз. Правда, "пинок" должен соответствовать… Не у каждого силы хватит провернуть коленвал. Масло густеет и детали прихватывает. Греть движок сначала приходится. На разные трюки пускаться…
Из тонны смолистой древесины получается не менее 10–12 кг спиртово-ацетоновой смеси.
Из тонны березовой щепы — примерно 16 кг спирта и 10 кг ацетона.
И много чего ещё. "Практическое пособие по химической переработке древесины" П. Г. Угрюмова 1958 года издания (то есть до открытия нефти Самотлора) уверяет, что из одной тонны воздушно-сухой (переработанной зимой) сечки древесины ели или сосны, при сухой перегонке в железном баке, получается:
Воды — 220–250 литров;
Угля древесного — 378 кг;
Метилового (древесного) спирта — 9-10 кг;
Ацетона — 2–3 кг;
Водорастворимых смол (фенолы и жирные кислоты) — 79–80 кг;
Не растворимых в воде смол (канифоль и разные масла) — 80-120 кг;
Непредельных углеводородов — 2–5 кг;
Метана (горючего) — 2–6 кг;
Угарного газа (горючего) — 35–37 кг;
Углекислого газа — около 100 кг;
Уксусной кислоты — 35–37 кг;
Каждому продукту сразу можно найти применение, правда? Кроме самого последнего. Многовато уксусной эссенции отгоняется. Три ведра, с каждой тонны щепок. Я столько пельменей не съем! И хранить негде. Но, голь на выдумки хитра. Мраморную щебенку эта кислота превращает в ацетат кальция. Если его затем прокалить — получается очень чистый ацетон (старый, затратный, но надежный способ выработки) и зубной порошок (просто молотым мелом зубы чистить нельзя, в нем каменная крошка попадается). А если одну часть насыщенного водного раствора ацетата кальция, быстро долить к 17 весовым частям спирта, вся жидкость немедленно затвердеет, образовав плотную белую массу. После поджигания она горит как жидкий спирт, синим пламенем без копоти. Собственно, это и называется — "сухой спирт". Наладили выпуск… Хе, пара строчек, из когда-то прочитанной книжки по химии. Никогда не знаешь, что и где пригодится…
Классических примусов мало, делать их оказалось хлопотно, горелки из старых консервных банок и простейшие керамические трубки-нагреватели под "сухой спирт" вышли много практичнее. Главное, что они легко масштабируются. Нужна кружка кипятка — ставь её сверху… и грей. Нужна сковородка, да что я, сковородища, жареных котлет на целую голодную ораву, хе — собираем батарею горелок и получите. Чисто, быстро, аккуратно. А ещё "сухой спирт" нельзя пить, м-дя… хотя вовсе даже не смешно. Соблазн опасен.
Вечерняя заря полыхает над скалами. Тихонько пыхтит на малом газу носовой движок. Моторист тоже хочет кушать. И рулит предельно аккуратно. Даже инфракрасную оптику, в ещё светлое время суток нацепил. Мало ли? Отмели, топляки, выступы подводных камней… Да и народ, попривык к водному образу питания. Это, скоро ли? Оп-па… Налетай! Исходящие душистым паром (если честно, не берусь судить, вон, бабочка привередливая смылась, а мне — нравится). Вместо тарелок — фунтиком-конусом свернутые листы грубого пергамента. Левой рукой держим, а правой — питаем утробу. Кто ковыряется в котлете складным ножом ("американский способ"), кто вилкой, кто, зажав кусок прожаренного фарша, откусывает прямо ртом.
М-м-м-м! Недурно… Эть! Лопать надо аккуратно. Мясо после "пулевой обработки" стало нежным как деликатесная отбивная, но кусать его приходится. Не фарш, в полном смысле слова, а мясное оригами, вроде тонко порванной бумаги, из которой японцы мастерят свои игрушки. Гм! Своеобразно вышло. Только бы забытую пулю зубами не поймать… Хватит с меня, ролика от противопехотной мины… Левый коренной зуб жалко по сей день! Не-а… Это хрящик попался. Лепота! Сочно и сытно. Даже крупная сухарная крошка, обильно пропитанная мясным соком и жиром, кажется пикантной приправой. Черт, ведь ни одной крупинки перца! На голых травках и черемше "жарево" поспело. Ну, Тома, ну, талант! Добавка есть? Совсем хорошо.
Одно плохо. Прием пищи, уже неделю как, протекает в странном, непривычном ранее молчании. И ещё — не остается объедков. Вообще… Даже оставшуюся масло-жировую смесь Тома засыпает сухарной мелочью, присаливает и раскладывает по опустевшим пергаментным фунтикам. Чисто! Разве — тряпочкой протереть. Или нет, на обнажившееся дно сковороды устанавливаются чайники. Плита, значит плита… Да-с.
В отработавшие своё жестянки горелок отправляются новые куски горючей массы. Пламя "сухого спирта", призрачным облаком, окутывает опустевшую чугунную чашу. Не заметил, как стемнело. Звезды на небе показались. Немного пока, самые яркие… Заварка местная — запасенные с осени листья дикой смородины. Запах похож, чайный. Вкус же — совершенно другой. Приятный… но, чужой. Каждый, подходя к "плите", наливает себе сам. Кто в кружку, кто в чашку… Варнаков стиснул в огромных корявых лапах берестяной туесок — прощальный подарок от тунгусов. Больше им ему подарить было нечего. То есть — вообще нечего. Фигура сгорбленного над синеватым химическим огнем импровизированного очага огромного детины, с крошечной посудинкой, наполнена эпической тоской так, что кажется иллюстрацией из детской книжки. Вроде "Борьбы за огонь", Рони Старшего. Грозная и… потерянная… Третью порцию практически кипящей заварки выхлебал, без сладкого. Точнее, без леденцов карамельной патоки, идущей у нас вместо сахара. Сахара-то не осталось. Тоже — гуманитарная помощь…
Вероятно, когда-то после, мы будем вспоминать этот первый поход, как интересное приключение. А сегодня… под свежим впечатлением, стоит отвлечься от повседневных забот — снова и снова встает перед глазами одно и то же — разграбленная стоянка тунгусов. Кровь, трупы… дрожащие от слабости, тонкие как прутики руки умирающих от голода людей. И ещё глаза… ввалившиеся в черепа, огромные глаза голодных детей. Отчаявшиеся и равнодушные… В нашем, зажравшемся и пресыщенном XXI веке такие глаза увидеть негде. Голливуд про них фильмы не снимает, а в трущобы третьего мира соваться — туристов нет. Слишком волнующее зрелище, раздражает. Теребит надежно похороненные остатки совести. Будит холодную ярость.
"Идучи, от устья Верхней Ангары реки, по Байкалу озеру на правой стороне, а от Байкала озера до той слюды, в гору через два, озерку версты с две". Так описывал в конце текущего (ну не могу привыкнуть), XVII столетия, землепроходец Андрей Марков, дорогу к богатейшему и прославленному месторождению слюды, в пади Улунтуй, в нижнем течении реки Слюдянки. Современные карты местность отображали, гм, неточно. Во всяком случае, прибрежные валы булыжников, выше человеческого роста, огораживающие отмели после зимних штормов, нервы попортили изрядно… А ещё говорят, уровень Байкала соответствует положению четырехсотлетней давности… Кроме уровня — ничего не соответствует. Коренная тайга сразу за кромкой берега, полное отсутствие признаков цивилизации, девственная, дикая красота природы… и самое откровенное первобытное зверство. Тоже во всей красе. Уже человеческое. На расстоянии вытянутой руки.