Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 41

Как это обычно во всех экспериментах по клонированию, процент выживших эмбрионов был очень низок. Из 126 трансгенных клонов выжили лишь 11; 9 из них обладали той способностью, которой добивались экспериментаторы: их молоко содержало от 8 до 20 процентов больше бета-казеина и дважды столько контрольного каппа-казеина.

Перспективы нового достижения очевидны. Но реализуются они не скоро. Сначала молоко должно пройти апробацию в Управлении пищевых и лекарственных ресурсов, которое запрещает продажу молока или мяса генетически модифицированных и клонированных животных, пока не выработает все необходимые правила. Предстоит еще проделать эксперименты по проверке безопасности нового молока для людей. Возможно, по полям и лугам загуляют стада клонированных и генетически модифицированных коров. Сыру будет досхочу.

Или не будет. Ибо это уже от науки не зависит.

Санкт-Петербургу — триста лет

Галина Бельская

Этому городу — триста лет.

Триста лет назад идея Петра I построить на краю России, в болотах большой европейский город была настолько сумасшедшей, что оказалась гениальной. Город строился наперекор не только здравому смыслу, но и физическим возможностям, потому что когда разбушевавшееся море поворачивало вспять течение реки Невы, все прилегающие болота оказывались под большой водой, и тогда никакой тверди не оставалось совсем. Мысль Петра была очень простой — помимо разнообразных флагов, которые станут «ходить в гости к нам» со своими кораблями, помимо страстного желания отделаться от старья в виде ли длинных кафтанов, бород и вони или редкой замедленности мысли своих соотечественников и способности ее по большей части отдыхать, не обременяя хозяина, помимо всего этого ему, насмотревшемуся Голландий, мечталось: вот построит он прекрасный европейский, а совсем не русский город, и русские в нем станут европейцами, новыми людьми — в другой одежде, с другими мыслями, ему помощниками. Прямо по системе Станиславского: наденьте сюртук и котелок, и вы почувствуете себя банковским служащим!

Но город Петр построил, пригласил лучших мировых архитекторов, в основном итальянцев, и город стал красивейшим в Европе. С узорами чугунных решеток, громадой великолепных домов на прямых, как стрелы, прошпектах, с храмами и колоннадами, как в Риме, разводными мостами и умопомрачительными белыми ночами, в которых этот дивный город качался и плыл, словно в ладонях Всевышнего. Будучи Петроградом, он чернел кожанками и ощетинившимися штыками, гремел выстрелами в почти обезлюдевших улицах, долго хранил кровь на мостовых и потрескавшихся стенах и обмирал при стуке в дверь...

Ленинград вошел в историю человечества своим героизмом, великим мужеством и причастностью к самым высшим нравственным категориям — благородству, чести, достоинству. Блокада и то, как вынесли ее ленинградцы, заставила вздрогнуть мир и поднять планку для Homo Sapiens'a, ибо человека, как и поэта, оценивают по его высшим проявлениям духа или таланта. Санкт-Петербург нынешний — это современный российский город. Только декорации прежние. В них давно идет другая пьеса, но они по-прежнему прекрасны. И если ходить по чудной набережной ночью в одиночестве и слушать лишь шум волн, может пригрезиться, что мечта Петра сбылась.

Игорь Андреев





Две столицы

Ф. Алексеев. Петербург. Вид на Адмиралтейства и Дворцовую набережную. 1820-е годы

Разгромив русские войска в ноябре 1700 года под Нарвой, Карл XII был уверен, что отправил царя Петра в глубокий «нокаут». Король даже не стал дожидаться окончания «счета», будучи уверен, что трагическое «десять» прозвучит без его участия. Но он ошибся. Первая Нарва — не нокаут, а нокдаун. Теперь мы знаем, что Петр удивительно быстро поднялся. Очень скоро он уже нанес слабый ответный удар: в 1701 году добыл скромную победу при Эрествере. Потом последовали Нотенбург, Ниеншан, Санкт-Петербург...

Время основания Петербурга — май 1703 года. Дата отчасти условная, хотя в сравнении с мифическим годом основания Москвы выглядит удивительно точно. Известие об основании Петербурга спустя три месяца угодило в «Ведомости». Здесь появилось сообщение, что царь «не далече от Шлотбурга при море город и крепость строить велел, чтоб впредь все товары, которые к Риге, к Нарве и Шанцу приходили, тамо пристанище имели, также бы персицкие и китайские товары туда же приходили». Так впервые публично было определено «торгово-посредническое» будущее Петербурга — города у моря, где Запад должен был встретиться с Востоком и все вместе — с Новой Россией.

Однако очень скоро стало ясно, что Петербург для царя не просто корабельная пристань. Верх берут более весомые соображения. В письме царевичу Алексею парь писал, что лишив Россию выхода к Балтике, шведы не просто экономически ограбили страну, «но и разумным очам к нашему нелюбоэрению добрый задернули занавес и со всем светом коммуникацию пресекли». Царь в этих строках очень точен и выразителен. Выразителен, потому что он человек барочной культуры, думает именно по-барочному: ведь «занавес» и «свет» — это язык барокко! Точен — поскольку уравнивает выход к морю с приобщением к культуре, выходом к просвещению-свету. Ключевое слово здесь — «коммуникация». Если прежняя Россия делала все, чтобы ограничить связи с Западом, то царь, меняя минус на плюс, говорит об открытости. И символ этих перемен — новый город на Балтике.

Царь не единственный, кто мыслит этими категориями. Уже в 1708 году митрополит Стефан Яворский в своей торжественной проповеди «Три сени Петром господу поставленныя» писал о «несовершенстве» России, отторгнутой от мира. Но все сменилось с пришествием Петра, создателем флота, армии и Петербурга. В итоге «взблаговолил Бог ключом Петровым отверзти врата на видение света». Так стал складываться один из основополагающих элементов образа Санкт- Петербурга — города, обращенного в просвещенный мир.

Основание Петербурга вовсе не означало превращения его, точно по мановению волшебной палочки, или точнее, царской дубины, в столицу. Будущее долго висело на волоске и решалось вдали от него — в Польше, затем на Украине и, наконец, под Полтавою. Не случайно Карл XII язвил относительно отвоеванных и основанных царем в Прибалтике крепостей, которые он собирался удостоить чести быть возвращенными шведской короне. Полтава обратила эти обещания в прах. Перелом в Северной войне стал переломом в судьбе и Петербурга. Петр первым понял это. Не случайно вечером в день баталии он вывел в письме Апраксину строчки, которые стали хрестоматийными: «Ныне уже совершенно камень во основание С.-Петербурга положен с помощию Божиею».

Но какое будущее? Город на болоте, словно в насмешку названный Петром «парадизом» — раем, по мере устроения, желания и возможности стал примерять на себя столичные костюмы. В 1712 году в Петербург переезжают царский двор и часть семейства — царские сестры, вдова и дети умершего брата Ивана, наследник Алексей. Тогда же велено было во время церковной службы называть Петербург «царствующим градом».

В конце 1713 года следом за двором тронулся Сенат с сенаторами. Начался великий исход аристократии из старой столицы. Исход по большей части со вздохами и слезами — страшно было подыматься с насиженных мест, отрываться от родных могил и ехать в проклинаемый про себя «парадиз». Это не выдумка автора. Переводчик прусского посольства И.Г. Фоккеродт, человек любознательный и по-немецки пунктуальный, пишет о странном свойстве русских: в обществе они без устали расхваливают все сделанное Петром, но едва сблизишься — затягивают совершенно иную «песню». Все петровские начинания они «умеют превосходно обращать в смешную сторону, кроме того Петербург и флот в их глазах мерзость, и уже туг не бывает у них недостатка в доказательствах для подтверждения этого положения». Вывод Фоккеродта очень печален: русские ненавидят Петербург.