Страница 93 из 105
Ее лицо потемнело.
— Может быть. Но, откровенно говоря, Ноэль, думаю, тебе лучше съездить в Италию.
— Почему? — Он упрямо нахмурился. — Почему не Германия? Чего ты боишься, мама?
Макс про себя порадовался, что мальчик набрался мужества завести этот разговор.
— Ничего я не боюсь, что за глупости!
— Нет, боишься.
Она в замешательстве взглянула на Макса, опустила глаза. Они трое всегда были откровенны между собой, но сейчас ей вдруг стало трудно говорить о том, что у нее на душе.
— Я боюсь, что, если ты поедешь туда, ты найдешь там частичку самого себя. И почувствуешь себя дома.
— И что? Ты думаешь, я останусь? — Он ласково улыбнулся и осторожно коснулся ее руки.
— Может быть, — тихо вздохнула она. — Я сама не очень понимаю, чего боюсь, и кроме того… Я уехала оттуда так давно, это были ужасные времена. Я думаю только о том, что там я потеряла людей, которых любила.
— А тебе не кажется, что я имею право знать о них?
Увидеть страну, где они жили? Где жила ты, когда была ребенком? Увидеть дом твоего отца, дом моего отца? Почему я не могу поехать туда, где осталась частичка тебя, частичка меня самого?
За столом воцарилось долгое молчание. Макс нарушил его первым:
— Мальчик прав, Ариана. Он имеет на это право. — Потом обратился к Ноэлю:
— Это чудесная страна, сынок. И всегда такой будет. И единственная причина, по которой мы не возвращаемся, та, что мы слишком любим Германию и глубоко переживаем все, что с ней приключилось.
— Я понимаю, Макс. — Ноэль нежно, чуть не с жалостью посмотрел на мать:
— Поездка не причинит мне боли, мама.
Я ведь не знаю, как все было раньше. Я просто поеду погляжу, а потом вернусь назад, домой, к тебе, в мою страну, вернусь, зная чуть больше о тебе и о себе самом.
Она вздохнула и посмотрела на них:
— Вы так убедительны и красноречивы — вам бы адвокатами быть.
Все рассмеялись и стали пить кофе, а Макс подал знак официанту, чтобы тот принес чек.
Ноэль собирался вылететь из аэропорта Кеннеди через две недели и провести в Европе месяца полтора. Он намеревался вернуться в Нью-Йорк в середине августа, чтобы спокойно подыскать квартиру и в сентябре приступить к работе.
Предотъездные дни прошли в суете и суматохе. Он встречался с друзьями, устраивал вечеринки и почти каждый день обсуждал маршрут с Максом. Путешествие это все еще беспокоило Ариану, но она смирилась. Ее захватила вся эта кутерьма. Как-то раз, видя, что среди ночи Ноэль отправляется с друзьями развлекаться, она подумала, что за двадцать лет молодежь изменилась не так уж сильно.
— О чем ты задумалась? — спросил Макс, заметив ностальгический блеск ее глаз.
— О том, что ничего не изменилось, — нежно улыбнулась она своему возлюбленному.
— Разве? А вот я как раз думаю наоборот. Но может, это потому, что я почти на двадцать лет старше тебя.
Оба вспомнили пустынные комнаты ее матери в доме в Грюневальде, где Макс прятался от нацистов и где он впервые поцеловал Ариану. «Помнишь?» — казалось, спрашивали его глаза.
Ариана медленно склонила голову:
— Да.
— Я тогда сказал, что люблю тебя. Ты знаешь, это была правда.
Она прикоснулась губами к его щеке.
— Я тоже тебя тогда любила — как умела. — Ариана заглянула в его карие глаза. — Ты был первым, кого я поцеловала в своей жизни.
— И надеюсь, буду последним. Потому что в таком случае я просто обязан буду прожить до ста лет.
— Я рассчитываю на это, Макс.
Они помолчали улыбаясь, и потом Макс, посерьезнев, взял ее за руку, на которой поблескивало неизменное кольцо с огромным изумрудом.
— Я хочу тебе кое-что сказать, Ариана… вернее, я должен тебе кое-что сказать.
Внезапно она все поняла. Возможно ли? Неужели это все же случится, через столько лет?
— Это очень важно для меня. Ариана, ты выйдешь за меня замуж?
Он говорил очень тихо, во взгляде светились любовь и мольба.
Мгновение она ничего не отвечала, потом склонила голову набок и прищурилась:
— Макс, любовь моя, зачем? Разве это имеет сейчас какое-нибудь значение?
— Да. Для меня — да. Ноэль стал взрослым. Он теперь мужчина, Ариана. Когда он вернется из Европы, он переедет на другую квартиру. А мы с тобой? Снова будем «соблюдать приличия»? Ради кого? Ради твоей прислуги и моего консьержа? Ты можешь продать свой дом или я продам квартиру — и мы поженимся. Пришла наша очередь. Двадцать пять лет жизни ты посвятила Ноэлю. Так посвяти следующие двадцать пять нам с тобой.
Услышав последний аргумент, Ариана не смогла сдержать улыбку. В конце концов, она понимала, что он прав, ей нравился ход его мыслей.
— Но зачем нам жениться?
Он ухмыльнулся:
— Ты не хочешь стать уважаемой женщиной, в твоем-то возрасте?
— Но, Макс, мне только сорок шесть.
Она заулыбалась, и он понял, что победил. Заключая ее в объятия, Макс вспоминал их первый поцелуй двадцать восемь лет назад.
На следующий день они сообщили о своем решении Ноэлю. Он был счастлив. Он крепко расцеловал мать и Макса.
— Ну, теперь я уеду с легким сердцем. А к сентябрю обязательно переберусь на другую квартиру. А вы будете жить в нашем доме, мама?
— Мы это еще не обсуждали, — в замешательстве ответила Ариана. Она еще не совсем пришла в себя после внезапного решения. Ноэль вдруг ухмыльнулся и снова чмокнул ее в щеку.
— Подумай хорошенько. Не каждая пара женится, когда уже пора отмечать серебряный юбилей.
— Ноэль!
Ариана и так чувствовала себя несколько неловко, оттого что собиралась замуж в таком возрасте. Она всегда полагала, что женятся люди лет в двадцать — двадцать пять, а вовсе не двумя десятилетиями позже, имея взрослого сына.
— Итак, когда же свадьба?
Макс ответил за нее:
— Мы еще не решили. Но мы подождем до твоего возвращения.
— Надеюсь. Надо бы отметить это дело!
С тех пор как он оставил Гарвард, они, кажется, только этим и занимались вплоть до того дня, когда Ноэль отбыл в Европу.
Но в тот вечер Макс пригласил их на ужин в ресторан «Баскский берег». Трапеза получилась роскошной, но ведь и повод был выдающийся. Они пили за путешествие Ноэля в прошлое и за их смелый шаг в будущее. Как всегда, Ариана не удержалась и уронила несколько слезинок.