Схизматрица

Государство Совета Голдрейх-Тримейн

26.12.46

Гости, собравшиеся на свадьбу, заполонили сад. Из своего укрытия за кустами карликовой магнолии Линдсей заметил жену; несколько легких прыжков, и она уже стояла с ним рядом — гравитация была в половину нормы. Зеленые ветви шуршали по распростертым крыльям Нориной шляпки. Нора была в плотном вязаном платье цвета охры, шитом серебром и с ажурными янтарными рукавами.

— У тебя все в порядке, дорогой?

— Кайма на рукаве, чтоб ей сдохнуть… Танцевал — и вот, как-то умудрился оторвать.

— А то я смотрю, тебя нет. Может, помочь?

— Сам справлюсь, — ответил Линдсей, отчаянно сражаясь со сложным переплетением. — Осилю как-нибудь потихоньку.

— Давай помогу.

Шагнув сквозь кусты, она вытащила из шляпки богато украшенные спицы и заработала ими над его рукавом с ловкостью и сноровкой, о каких Линдсей не мог даже мечтать. Вздохнув, он аккуратно спрятал собственные спицы обратно в галун.

— Регент про тебя спрашивал, — сообщила она. — И прибыли генные старейшины.

— Куда ты их определила?

— На веранду. Пришлось выгонять оттуда детей. — С этими словами она завершила работу. — Вот. Сойдет?

— Ты у меня — просто чудо.

— Нет-нет, не целуй меня, Абеляр, всю косметику смажешь. Потом. — Она улыбнулась. — Ты потрясающе выглядишь.

Пальцами механической руки Линдсей пробежал по завиткам своих седых волос. Стальные суставы сверкали драгоценными камнями; среди проволочных сухожилий искрились жгуты волоконной оптики. Одет Линдсей был в официальную академическую гофрированную мантию Голдрейх-Тримейна: в лацканах — значки, означавшие чин, — и в темно-коричневые панталоны. Коричневые чулки смягчали величественность костюма, едва заметно переливаясь.

— Я танцевал с невестой, — сказал он. — Гости, похоже, удивились.

— Я слышала возгласы, дорогой.

Улыбнувшись, она взяла его под руку, положив кисть ему на рукав, чуть выше обнаженной стали локтя. Они покинули сад.

В патио невеста с женихом танцевали на потолке, вниз головами. Ноги их так и мелькали на танцплощадке, оборудованной специальными петлями. Глядя на невесту, Линдсей почувствовал неожиданный прилив счастья, почти граничащего с болью.

Клео Мавридес… Юная невеста была клоном погибшей женщины, унаследовавшим гены и имя покойной. Порою Линдсей словно бы видел в задорном взгляде молодой Клео нечто неуловимо старческое — так звон в бокале, сойдя на нет, еще заставляет вибрировать его хрустальные стенки. Что ж, Линдсей сделал все, что мог. С момента производства Клео находилась под его особой опекой. Пришлось им с Норой удовлетвориться хоть такой компенсацией… Это было больше чем искупление — слишком уж много они потратили усилий. Это была любовь.

Жених танцевал мощно; все гены Феттерлингов обеспечили его медвежьи силу и сложение. Фернанд Феттерлинг был одаренным человеком, выдающимся даже на общем фоне сообщества гениев. Двадцать лет знал Линдсей этого человека — как драматурга, архитектора и члена лиги. Созидательная энергия Феттерлинга и по сию пору внушала Линдсею благоговение, граничащее со страхом. Интересно, подумал он, сколь долговечен будет их брак? Легкая, изящная Клео и спокойный, серьезный Феттерлинг с острым, точно стальная секира, умом… Конечно, они любят друг друга, но и расчет в этом браке сыграл немалую роль. В их брак вложен значительный капитал — как экономически, так и генетически.

Нора провела его сквозь толпу детишек, гонявших жужжащие волчки, подхлестывая их изящно сплетенными кнутиками. Выигрывал, как обычно, Паоло Мавридес. Лицо девятилетнего мальчика светилось исключительной, прямо-таки сверхъестественной сосредоточенностью.

— Нора, юлу мою не задень, — сказал он.

— А Паоло играет нечестно, — сообщила Рэнда Феттерлинг, плотно сбитая шестилетняя девочка с озорной улыбкой, выдававшей отсутствие передних зубов.

— У-у, — протянул Паоло, не поднимая глаз. — А Рэнда — ябеда.

— Играйте дружно, — сказала Нора, — не мешайте старшим.

Старейшины сидели на веранде вокруг стола в стиле «буль» и говорили взглядами. Непривычному человеку беседа на этом языке действительно показалась бы лишь чередой косых взглядов. Кивнув собравшимся, Линдсей заглянул под стол. Под столом двое детишек возились с петлей из длинной веревки. Работая в четыре руки и используя пальцы ног, они соорудили из веревки сложную паутину.

— Очень мило, — сказал Линдсей. — Но лучше идите-ка вы играть в паучат где-нибудь в другом месте.

— Ладно, — нехотя согласился тот, что постарше.

Осторожно, стараясь не испортить работу, дети поползли к выходу, держа опутанные веревкой руки перед собой.

— Я им тут дал леденцов, — сказал Дитрих Росс, когда дети ушли, — так они сказали: мол, сберегут на потом! Где это слыхано, чтобы дети в этом-то возрасте берегли леденцы «на потом»?! Куда мир катится?..

Усевшись за стол, Линдсей раскрыл небольшое зеркальце и извлек из кармана мантии пуховку с пудрой.

— Эк ты взопрел, однако, — заметил Росс. — Нет, Мавридес, ты уже не тот, что был раньше.

— Ты, Росс, старый мошенник, — ответил Линдсей. — Сам протанцуй четыре танца, а потом говори.

— У Маргарет свежая мысль по поводу твоей скульптуры, — сказал Чарльз Феттерлинг.

Бывший регент после смещения явно сдал. Выглядел он неопрятным и желчным, старомодная прическа была изъедена сединой.

— И что же вы о ней думаете, госпожа канцлер? — поинтересовался Линдсей.

— Эротика.

Канцлер-генерал Маргарет Джулиано, перегнувшись через инкрустированную столешницу, указала на плексигласовый гермокупол. Под куполом располагалась замысловатого вида скульптура. С того момента, как Инвесторы подарили ее Линдсею, рассуждения и догадки на предмет ее содержания не иссякали.

Подарок, вырезанный из обычного льда, был покрыт сверкающим кристаллическим аммиаком. Специальные устройства поддерживали под куполом температуру в сорок градусов по шкале Кельвина. Состояла скульптура из двух приплюснутых комков, покрытых тончайшими, острыми кристаллами изморози, образующими филигранный узор. Изображение покоилось на волнистой поверхности — возможно, представлявшей некий невообразимо холодный океан. С одной стороны над поверхностью этого океана выступал еще один, совсем маленький, комок, который вполне мог бы изображать локоть.

— Обратите внимание, их здесь двое, — сказала шейпер-ученая. — Уверена, что прочие подробности происходящего тактично скрыты под водой. Точнее, под этой жидкостью.

— Они не очень похожи друг на друга, — возразил Линдсей. — Скорее уж один поедает другого. Если они вообще живые.

— А я что говорил? — проскрежетал Зигмунд Фецко.

Регент из механистов, намного старше всех шестерых, возлежал в своем кресле, совершенно измученный. Слова он выговаривал с огромным трудом, их буквально выжимал из его груди дыхательный корсет, скрытый под тяжелым пиджаком.

— На втором, — продолжал он, — какие-то впадины. Скорлупа вдавливается внутрь, это его высасывают.

Кто-то из детей Феттерлингов вбежал в комнату в погоне за убегающим волчком. Феттерлинг взглядом попросил Невилла Понпьянскула сменить тему. Ребенок убежал.

— В самом деле, замечательный брак, — сказал Понпьянскул. — Изящество Мавридесов плюс решительность Феттерлингов… Кто может устоять против такого сочетания? Кстати, по-моему, Михаила Феттерлинг выглядит многообещающе. Какая у нее пропорция?

Такие вещи Феттерлинг знал назубок:

— Шестьдесят от Феттерлингов, тридцать от Мавридесов и десять от Гарца, по обмену. Но я присмотрел, чтобы гены Гарца были близки к ранним феттерлинговским. Никаких нам этих новых Гарца! Пока не выдержат проверки на прочность.

— Молодая Аделаида Гарца — просто восхитительна, — возразила Маргарет Джулиано. — Одна из лучших моих студенток. Сверхспособные просто удивляют, регент. Настоящий квантовый скачок!

Она огладила изящными, в мелких морщинках, руками лацканы усыпанной медалями мантии.