Страница 11 из 13
Дарька пожала плечами и зевнула.
— У нас говорят, что это люди, которые заболели. Поели отравленного мяса или вдохнули маленькое перышко больной птицы.
— Это я тоже слышала. — О никтах в самой известной исторической книге Тригора ничего не было. — Слухи разные ходят, и о проклятии, и о перевороте, и о болезни. А вот знаний — ноль.
— Дядя говорил, это как-то связано с тем, что над Тригором всегда грозовые тучи. Вроде как Виктор разбудил древнее зло, захватив власть. И теперь мы обречены на страшную болезнь и постоянные грозы.
— Звучит красиво, только правды в этом, похоже, нет. Грозы ведь и раньше частенько заглядывали к нам. Ну да, в последние годы они не умолкают, такая уж погода. На севере вон весь Двулед снегом засыпало. А никты… На болезнь это не очень похоже, если честно. Папа говорил, что это проклятие.
Я не стала добавлять, что отец обычно угрюмо ворчал, думая, будто я не слышу: «Ее отец так цеплялся за власть, что едва не забрал весь Тригор в могилу». Родители считали виновным в болезни никт моего отца. А я, как и должно было быть, Виктора. Но неужели я надеялась найти в его библиотеке какие-то подтверждения этому? Большей глупости представить было нельзя. Хотя, признаться, копаться в книгах было очень интересно. Никогда я еще не держала в руках такие качественные и дорогие издания. От них пахло свежей бумагой, кожей, а рука чувствовала приятные выпуклости тиснения переплетов. Мы с Дарькой, оставив идею раскопать информацию о никтах, неплохо провели время. Читали что-то, нашли сборник стихов и даже, воспользовавшись лежащими на столе листами и пером, записали парочку четверостиший. Мое стихотворение называлось «Семья». Дарькино — «Любовь». Похоже, мы с ней обе не умели скрывать то, к чему тяготели.
Когда раздался звонок, мягкий и мелодичный, мы отправились на обед, где я впервые в жизни попробовала копченого угря — вкуснейшее столичное блюдо, а еще овощной суп-пюре. Кормили в замке просто невероятно вкусно и мамина стряпня, казавшаяся раньше верхом кулинарного искусства, как-то померкла.
Потом был отдых; я действительно уснула, пока писала родным письмо и рассматривала многочисленную одежду.
За ужином Виктор представил нас парням. Корт, мы с ним уже познакомились в классе Альдреда, Гевирг — с виду не слишком развитый физически, но с обаятельной улыбкой парень. Сошта — мрачный широкоплечий тип, я сразу поняла, что мы не подружимся. Может, дело было в том, что он никак не отреагировал на наши имена, в то время как другие хотя бы кивнули, а может, в его сросшейся, и взъерошенной брови. Как знать…
И четвертым был парень по имени Эртан. Кого-то он мне смутно напомнил, но знакомство быстро закончилось. Виктор, усмехаясь, велел подать нам по половине бокала красного вина, и радостная Дарька отвлекла меня возбужденным щебетанием. Так что понять, на кого этот Эртан смахивал, я не смогла.
От вина захотелось спать. Так захотелось, что я не стала противиться этому желанию, поднялась в свою комнату, переоделась в тонкую короткую рубашку и уже было забралась в постель. И только настойчивое хихиканье и громкий стук заставили меня подняться. На пороге стояли Сеславия с Дарькой, тоже готовые ко сну.
— Пошли! — Дарька безапелляционно вытащила меня из комнаты. — У Сеславии есть вкусности, поболтаем.
Комната Сеславии выглядела точно так же, как и моя. За исключением того, что была уже обжита девушкой. На столике перед зеркалом стояла косметика, на письменном столе уже лежали какие-то книги, папки с бумагой. Возле порога стояли уличные туфли ярко-красного цвета.
— Дай угадаю, — усмехнулась я. — Вся твоя одежда красная!
— И что? — не поняла Сеславия.
Она как раз доставала из шкафа сверток, и я увидела это кроваво-красное буйство.
— Мне идет красный.
— А мне синий. Забавно они тут одежду подбирают.
— Все равно мы ходим в форме. Я надела что-то яркое только два раза, в выходные. На занятиях Виктора и Сомжара можно ходить хоть голой, но они обычно идут после пар Альдреда и Сибил, так что переодеться просто не успеваешь. А Риран требует белоснежные халаты.
— А в чем на парах Сибил надо ходить? — спросила Дарька.
И скромно присела на стул. Я же решила, что для меня и кровать сойдет, тем более что Сеславия, кажется, не возражала.
— Она предупреждает. Если это танцы, то в спортивной форме, если этикет или прикладное творчество, то в рабочей свободной одежде, если генеральная репетиция или что-то, что требует каблуков и нарядов, один из вечерних туалетов.
— А Альдред вечерних туалетов не требует?
На столике у Сеславии стоял портрет, вероятно, ее семьи. Красивая статная женщина, не менее красивый мужчина и двое детей: Сеславия и белобрысый мальчик, со скучающим видом смотрящий куда-то в сторону.
— Альдред требует как можно меньше одежды. — Сеславия фыркнула.
— У всех или только у девушек?
— Ну… парни ходят на его занятиях вообще в одних штанах. Мы одеты немного приличнее, но тоже с голыми ногами и босиком. Плечи открыты, спина почти открыта, бррр… Особенно он убивает за всяческие завязочки, пуговки, кнопки и шнуровки.
— В этом я его понимаю, — сказала я. — Если, когда тебя кидают через колено, шнуровка обмотает горло, будет неприятно. Да и пуговицей в глаз получить не хочется. Я бы на его месте требовала одежду из эластичной ткани, чтобы не рвалась и движений не сковывала.
Сеславия как-то странно на меня посмотрела. Неодобрительно.
— Ты читала его памятку, что ли?
— Памятку?
Я, признаться, вообще забыла о папке, что дала Сибил. Придется утром встать пораньше, чтобы не получить выговор в первый же день.
— Почти слово в слово, — подтвердила Сеславия и отчего-то сочувственно вздохнула.
— Логика. — Я пожала плечами.
Мы втроем улеглись на большой кровати и разложили сухофрукты и печенье, присланные Сеславии родителями. Мы с Дарькой больше слушали: о жизни в колледже, о занятиях, о преподавателях и однокурсниках. И львиную часть рассказа Сеславия посвятила Виктору. И себе.
— Сибил учит меня всему. Не только этикету и танцам. Но и тому, как быть красивой. Вот ты, Оляна, как накладываешь основу под помаду?
— Я? Под помаду? — Мне даже изюм не в то горло попал. — Побойся Хранителей, я даже не знаю, как накладывать помаду!
Сеславия закатила глаза, и я почти услышала ее мысленный возглас: «Деревня!»
— Я умею создать образ скромницы, красотки, умной женщины, холодной женщины…
— Горячего копчения, холодного копчения, — продолжила я, и Дарька рассмеялась.
— Ты недооцениваешь важность подачи себя. А что ты будешь делать, когда выйдешь замуж? — вдруг спросила она почему-то у меня.
— Я даже не знаю, что буду делать до замужества. Чего уж говорить о том, что будет после. К тому же мне еще никто не предлагал.
— Я думаю, — Сеславия наклонилась к нам, — что Виктор хочет сформировать пары из студентов. На всех занятиях он ставит меня в паре с Кортом. Корт ничего, но уж слишком маленький. Ему бы все мечом махать. Мне нужен кто-нибудь постарше и опытнее. С кем я смогу раскрыть свои таланты полностью.
— Люстру не сбей, — хмыкнула я.
— Что? — не поняла Сеславия.
— Крыльями люстру не сбей, ангел наш.
— Ты ничего не понимаешь. Быть приближенной к королю — это отлично. Но быть королевой намного лучше.
— Так ты нацелилась на постель Виктора, — откинулась я на подушки.
Дарька и Сеславия поспешили ко мне присоединиться.
— Не просто на постель. А на замужество. И знания Сибил мне в этом помогут.
— Хороший тост, — фыркнула я.
Мы чокнулись черносливом и задумались, каждая о своем. Я все больше о прошедшем дне. Как и о словах Сеславии, что Виктор хочет сформировать пары из студентов. Прежде чем я уснула, успела пробормотать:
— Надеюсь, мне не достанется тот парень, с огромными бровями.
И Дарька сонно захихикала.
Хорошо, что наутро я, во-первых, успела сбежать из комнаты Сеславии раньше, чем получила выговор от Камил, а во-вторых, прочла памятки. Иначе явилась бы на первую пару к Альдреду в неподобающем виде. Ибо отчитывал он… сурово. А дело было в Эртане, который демонстративно явился на занятие в белоснежной рубашке и штанах для верховой езды. На вид ему было лет восемнадцать, может, чуть больше. И его, казалось, не трогало ни лишение ужина и обеда, ни наказание в виде уборки конюшни, раз уж он явился в таком виде на занятия. А я бы впечатлилась.