Страница 266 из 281
– Во второй раз нас бы ждали, считая, что твой дружок все еще заразен. Не говоря уже о том, что я послал ложный отчет и с тех пор замолчал. Дежарден поймет: что‑то не так. Чем больше мы тянем, тем больше у него времени на подготовку.
– По‑моему, все это чушь собачья. По‑моему, тебе просто так зудит до него добраться, что ты начал делать глупости.
– Ты вправе иметь свое мнение. Лично я, оценивая свои последние действия, сказал бы, что допустил одну большую ошибку – не оставил тебя на «Атлантиде».
– Верно, Кен. Ведь это меня последние две недели держал на поводке Ахилл. Ведь это я поняла действие Сеппуку с точностью до наоборот. Господи, Лабин, ты, как и все мы, пять лет просидел на дне океана. Ты не в лучшей форме.
Тишина.
– Кен, что ты собираешься делать? Ты же слепой!
– Есть способы это обойти.
Наконец он сообщил, что они причалили. Кларк не знала, как он узнал – может, по плеску окружавшей их жидкости, по каким‑то неприметным течениям ниже порога восприятия Кларк.
Звуков точно не было. Пузыри в глубине вакуумного подъемника окружало космическое молчание.
Они выбрались на спину зверя. Тот остановился в громадном ангаре с двустворчатой крышей, чьи половинки сейчас сходились над ними. Судя по полоске неба над головой, стояли глубокие сумерки. Во все стороны от них спускались бока подъемника, крошечной фасетчатой планеты, разбегающейся от северного полюса. Снизу шел свет и механический шум – с вкраплениями человеческого голоса, – но здесь, наверху, все смешивалось в сплошную серость.
– Что видишь? – спросил Лабин.
Она обернулась и беззвучно ахнула. Он стянул капюшон‑маску, снял линзы, его кожа была слишком темной, вся покрыта волдырями. Глаза, казалось, искусали насекомые: радужка и зрачки едва просвечивали, словно видимые сквозь растрескавшееся матовое стекло.
– Ну?
– Мы в помещении, – сказала она. – Никого не видно, и, наверно, в такой темноте сухопутники нас все равно бы не рассмотрели. Я не вижу пола, но, судя по звуку, внизу люди. А ты... Чтоб тебя, Кен, это всюду так?
– Только лицо. Остальная часть гидрокостюма герметична.
– Как же... то есть, как же ты...
– На балке над головой слева – кран. Видишь его?
Кларк заставила себя отвести взгляд.
– Да... – Только теперь она удивилась: – А ты как узнал?
– В накладках вижу внутреннюю схему. Чертеж всего ангара. – Он повертел головой, словно осматривался. – Этот модуль работает на автопилоте. Думаю, управляет дозаправкой.
Половинки крыши‑устрицы сошлись с глухим раскатистым стуком. И тотчас кран ожил, заскользил к ним по направляющей. Ложноножкой моллюска развернулась пара манипуляторов, оканчивающихся острыми соплами.
– Кажется, ты прав, – сказала Кларк. – Это...
– Вижу.
– Как нам отсюда выбраться?
Он обратил к ней слепые, изъеденные глаза, указал на приближающегося механического паука:
– По нему.
Он подсказывал путь между лесами и переборками так, словно здесь родился. Растолковывал смысл окраски разных труб, объяснял, какая сторона данного служебного тоннеля сильнее покрыта пятнами старого конденсата. Они нашли дорогу в пустую раздевалку, прошли вдоль ряда шкафчиков и писсуаров к открытой душевой кабине.
Вымылись. Смыв горючку, занялись маскировкой. Лабин припас в рюкзаке комплект сухопутной одежды. Кларк пришлось обойтись серым комбинезоном – полдюжины таких висели в ряд на стене. Шкафчики напротив открывались по отпечатку пальца или сетчатки; пока Кларк одевалась, Лабин высмеивал здешние меры безопасности. Ткань подтянулась почти по размеру.
– Что ищешь? – спросила она.
– Солнечные очки. Или щиток.
Взломав четыре шкафчика, Лабин сдался. Они вернулись в гулкую пустоту главного ангара, нагло прошли через него на виду у восьмерых техников. Прошагали под вздутыми животами четырех подъемников и под доками, где, похоже, скрывались еще три. Они обходили сложные щелкающие механизмы, непринужденно помахивая людям в синих комбинезонах и – по настоятельному совету Лабина – держась на приличном расстоянии от людей в серых.
Нашли выход.
Здания стояли тесно, чуть не касаясь крышами. Арки и переходы над узкими улицами‑артериями соединяли противоположные фасады. Кое‑где сами дома на уровне четвертого‑пятого этажа срастались друг с другом выступающими балками из пластика и биостали. Редкие темные клочки неба пересекались искрами разрядов. Улицы походили на спагетти: рельсы и узкие дорожки сходились в погрузочные площадки. Большого движения не было ни по рельсам, ни по мосткам. Цвета в глазах Кларк размывались: сухопутники, наверное, видели здесь лужицы тусклого медного света и множество глубоких теней между ними. Даже в этих пережитках цивилизации энергию, как видно, приходилось беречь.
Лабин улиц не видел. Возможно, только проводку под ними.
Кларк нашла для них магазин в тени нависающего третьего этажа. Половина торговых автоматов не работала, но меню на раздатчике «Левайс» заманчиво мигало. Лабин предложил сменить ее комбинезон на что‑нибудь другое и хотел расплатиться через запястник, но машина учуяла вделанный когда‑то в бедро Кларк и давно забытый платежный чип, на котором еще лежало нерастраченное жалованье от Энергосети. Пока автомат снимал лазером код, Лабин прошел чуть дальше и разжился щитком ночного видения и кремом «Джонсон и Джонсон».
Лабин шептал что‑то в запястник, а Кларк переодевалась, гадая, обращается он к программе или к живому человеку. Из обрывка переговоров она поняла, что они находились в северном ядре Торомильтона.
Теперь им было куда идти. С городского дна они поднялись на горный хребет небоскребов – большей частью офисных зданий, давно превращенных в общежития для тех, кто сумел оплатить переезд с «окраин», когда включились генераторы поля. Здесь тоже царила пустота: похоже, горожане в ночное время сидели по домам.
Кларк чувствовала себя собакой‑поводырем, помогающей хозяину найти пасхальные яйца. Он давал указания, она вела. Лабин на ходу безостановочно бормотал в запястник. От этих заклинаний на их пути в самых неподходящих местах появлялось все больше странных предметов: ящик без швов размером чуть больше планшета среди труб общественного туалета; новый запястник в фирменной упаковке на полу пустого лифта. Там Лабин оставил свой старый вместе с запечатанным пакетом дерм и парочкой блоков из своего снаряжения.
У торговой стены на том же этаже он заказал рулон полупроницаемой клейкой ленты и клон‑гамбургеры с ветчиной и сырой. Ленту выдали без заминки, а вот еды не оказалось: вместо контейнеров размером с ладонь автомат выкатил приплюснутые цилиндрики со скругленными краями. Вскрыв один, Лабин вытащил пенсне с полупрозрачными нефритовыми стеклами и пристроил себе на нос. Чуть сжав челюсти, он задействовал какой‑ то встроенный в зубы выключатель. В левом стеклышке моргнула зеленая звездочка.
– Так‑то лучше! – Он огляделся. – С восприятием глубины, правда, проблемы.
– Интересный трюк, – восхитилась Кларк. – Сигнал идет на твои вкладки?
– Более или менее. Изображение немножко зернистое.
Дальше их повел Лабин.
– А нет ли способа попроще? – спросила Кларк, поспевая за ним. – Ты не мог просто связаться с головным офисом Энергосети?
– Сомневаюсь, что еще числюсь у них, – он свернул влево.
– Да, но тебе же...
– Они уже довольно давно не пополняют тайники, – сказал Лабин. – Я слышал, будто все, что осталось, давно присвоено унилатералами. Все приходится доставать через знакомых.
– Ты у них покупаешь?
– Не за деньги.
– А за что?
– По бартеру, – сказал он. – Придется оплатить пару старых долгов. Так сказать, оплата натурой.
В десять часов вечера они встретились с мужчиной, который достал из кармана паутинную ниточку оптического волновода и подключил ее к новому запястнику Лабина. Кен задержался на этом месте на полчаса, стоял неподвижно, только пальцы иногда подергивались, словно статуя нащупывала виртуальный воздушный поток, на котором собиралась подняться в воздух. Потом незнакомец протянул руку, коснулся волдырей на лице Лабина и сразу получил удар по плечу. Почему‑то этот обмен прикосновениями слегка встревожил Кларк. Она попыталась вспомнить, когда Кен в последний раз касался другого человека не по обязанности и не ради насилия. Не вспомнила.