Скитания

Важным шагом на пути демократизации жизни в лагере были первые выборы. Каждый барак должен был тайным голосованием избрать старшего. Все обитатели имели право выставлять свою кандидатуру. Для проведения выборов создавалась избирательная комиссия в составе трех человек, самый пожилой избирался председателем.

Указания коменданта лагеря были расписаны на трех страницах: подготовка к выборам, выдвижение кандидатов, подготовка бюллетеней, подсчет голосов, объявление результатов голосования, представление протокола в управление лагеря, порядок опротестования результатов выборов.

Чем ближе подходил этот великий день, тем больше росло возбуждение. Молодые парни, выросшие при нацистском режиме, еще никогда не участвовали в выборах. Гербер, конечно, хотел предложить кандидатуру Рольфа Ульберта, но тот отказался. Английское руководство лагеря неоднократно привлекало к ответу старших по баракам, если только происходили какие-либо недоразумения. Ульберт не хотел брать на себя такую ответственность.

— Не стоит выделяться из общей массы. Надо раствориться в ней. — Подобные мысли он высказывал Герберу неоднократно, особенно в последнее время.

Гербер был неприятно поражен. Он понимал причины осторожной позиции своего друга, но разве можно уходить в сторону, когда речь идет о столь почетной обязанности?

В конце концов предложили кандидатуру прежнего старшего, который вполне справлялся со своими обязанностями. После выборов стало известно, что в большинстве бараков поступили также. Это событие Гербер прокомментировал словами: «Порядок победил по всей линии!» Только немногие барачные шейхи, не пользовавшиеся уважением товарищей, были вынуждены сложить полномочия.

Теперь в лагере читали более интересные доклады. Парламентарий из Кардифа говорил, например, о системе выборов в Великобритании. Во время дискуссии в качестве «лидера оппозиции» успешно выступал Харальд Кройцман: о системе избирательных округов, самих выборах, роли верхней палаты парламента и многих других вопросах он отзывался критически. Гербер перевел ему из английских источников несколько статей по этим вопросам, и Кройцман готовился, располагая точными исходными данными.

Однажды в лагерь приехал пастор Мартин Нимеллер. У этого человека, имя которого часто появлялось в газетах, было довольно бурное прошлое. В первую мировую войну он служил кайзеру, будучи капитан-лейтенантом, командиром подводной лодки. Затем в знак протеста против жестокостей войны стал теологом. При правлении нацистов принадлежал к числу руководителей познавательного направления церкви, отважно выступал против вмешательства гитлеровского правительства во внутрицерковные дела и отвергал фашистскую расовую идеологию. В 1937 году был арестован и восемь лет просидел в концентрационном лагере.

Для большинства пленных пастор Нимеллер был первым очевидцем ужасов, творившихся в лагерях уничтожения. Он страстно говорил о коллективной вине немецкого народа, о необходимости искупить эту вину и восстановить доброе имя немцев.

В западных оккупационных зонах кульминационный пункт денацификации и осознания собственной вины был уже позади. Нацистов, занимавших в свое время руководящие посты, местные суды оправдывали как «попутчиков». Было уже трудно не заметить первых признаков вновь возрождающегося антисемитизма.

Какой-то профсоюзный деятель из Рурской области рассказывал о трудностях. Добыча угля в результате постоянного отключения электроэнергии и демонтажа оборудования, болезней и падения денежного курса резко сократилась. Даже шахтеры не получают достаточного количества угля для обогрева жилищ.

Школьный советник из Восточного Берлина рассказал о введении новой системы образования. В материальном отношении, будучи директором средней школы, он был обеспечен хорошо — получал продовольственную карточку рабочего. Умственный труд советскими оккупационными властями оплачивался так же высоко, как и физический. Многие в лагере отнеслись к этому сообщению с большим вниманием. В других оккупационных зонах люди интеллектуального труда считались служащими и получали так называемые «кладбищенские» продовольственные карточки. У кого не было дополнительных источников существования, тот голодал.

Некоторое волнение присутствующих вызвало выступление бургомистра небольшого портового города на побережье Северного моря. После выступления ему задали вопрос:

— Правда ли, что по Северному морю все еще плавают немецкие тральщики с немецкими командами на борту?

Бургомистр, видимо, недооценил каверзного вопроса, так как поспешно ответил:

— Конечно. После того, как закончится траление мин, вновь расцветет торговля и туризм, от которого во многом зависит благосостояние нашего города.

Как выяснилось в развернувшейся затем дискуссии, подобный доклад он уже делал несколько дней назад в офицерском лагере. Военнопленные моряки с золотым орнаментом на козырьках фуражек, спрашивали докладчика, где они могут записаться на эти корабли. Он, к сожалению, этого не знал, но обещал немедленно передать их прошения о зачислении в указанные трудовые команды.

Многие офицеры внесли свои фамилии в список, который бургомистр продемонстрировал с гордостью. Эти господа пожелали как можно скорее возвратиться на флот. Он обещал ускорить их освобождение из лагеря или по крайней мере внести такое предложение куда следует.

Однако последние офицеры военно-морского флота, как они себя называли, должны были набраться терпения. Когда-то они пожелали быть последними, а теперь опоздали, чтобы стать первыми в новом военно-морском флоте. Какой приказ отдал Черчилль незадолго до окончания войны? Винтовки и другое немецкое оружие аккуратно собрать и сберечь. Орудия с прежних тральщиков хотя и были демонтированы, но находились на складах в отличном состоянии. Это бургомистр мог подтвердить. И если здесь, в лагере, найдутся парни, которые пожелают записаться добровольно…

Но таковых не нашлось. Харальд Кройцман и его друзья желали совершенно иного. И они открыли карты. Сообщение об активных действиях немецких тральщиков в Северном море было передано Лейпцигским радио, но радиостанция Гамбурга по указанию английских оккупационных властей его опровергла. Только теперь бургомистр понял, какой опрометчивостью с его стороны было упоминание о таких щепетильных вещах.

К сожалению, в лагере не оказалось никого, кто, подобно Джорди, мог написать об этом своему депутату. В противном случае высокочтимому господину военному министру снова пришлось бы отвечать на нежелательные для него вопросы.

Гербер и Кройцман радовались совместному успеху. Рольф Ульберт воспринял фиаско бургомистра совершенно спокойно. Он старался по возможности избегать разговоров с Кройцманом. Молодого рабочего он, по-видимому, считал недостаточно образованным и воспитанным.

Но у Харальда была масса положительных качеств. Он оказался хорошим товарищем. Обладал прекрасными профессиональными навыками. Из нескольких старых досок, которые валялись где-то на территории лагеря, он соорудил для Гербера небольшой шкафчик. В качестве гвоздей он применил деревянные штифты. Гербер очень удивился:

— Деревянные гвозди?

— Такими советские саперы в войну укрепляли мосты для тяжелой техники, — ответил Харальд. — Лучше ведь иметь мост на деревянных гвоздях, чем совсем никакого?..

Процесс над главными военными преступниками подошел к концу. Он длился около года. Какой же приговор будет вынесен союзным военным трибуналом? Об этом высказывались разнообразные предположения. Наконец по лагерному радио пленные услышали, как лорд-прокурор огласил его: двенадцать раз прозвучали слова «смерть через повешенье». Двенадцать смертных приговоров! Среди прочих — Кейтелю и Йодлю.

Шахт, Папен и Фриче были освобождены в зале суда вопреки особому мнению советских представителей. Все другие подсудимые получили большие сроки тюремного заключения: Гесс, Функ и Редер — пожизненно, гросс-адмирал Дениц отделался десятью годами тюрьмы.