Страница 5 из 12
Катерина вскочила и побежала к велотренажеру. Она всегда вставала легко и как первую необходимость ощущала не желание умыться или глотнуть кофе, а острую потребность подвигаться – выплеснуть накопившуюся за время долгого сна энергию.
Она закрутила педали сразу в бешеном темпе, потому что не понимала, что отдохнувшее тело нужно разогревать постепенно. Катерина любила утро, любила эти два часа до работы: можно заниматься собой и только собой. Примерять перед зеркалом многочисленные наряды, краситься, слушать музыку, плескаться под душем, курить, да, курить, хоть она и бросила. Потом ей надоедало заниматься собой, и она забывала про это до следующего утра.
Парень на широкой кровати проснулся от шума педалей.
– Зюзик, охота грузиться в такую рань?! – сонно выдал он незатейливый текст.
Зюзик? Похоже, красавчик тоже не помнит ее имя. Как там, в старой шутке? Постель не повод для знакомства.
– Хорош шуршать, – пробормотал брюнет. – Ну что ты, как белка в колесе, лапами сучишь?
– Вставай! – Катерина вихрем налетела на него и сорвала шелково-упакованное одеяло. – Поднимайся, одевайся, умывайся и растворяйся. Можешь выпить кофе, я разрешаю.
– Ну зю-узик, – пробормотал то ли Игорь, то ли Дима и тут же заснул, раскинувшись на спине. Катя порассматривала его молодое тело. Бугры мышц, легкая поросль на груди, сильные ноги и... ну, в общем, она не ошиблась, притащив к себе с презентации именно эту особь мужского пола. Да, лицо... Но в лицо она старалась особо не всматриваться. Главное, чтобы был брюнет.
Она с силой ущипнула юношу за упругий бок. Он подлетел, сел, и ошарашено уставился на Катерину.
– Так бушуют африканские страсти? – продемонстрировал он остроумие.
– Нет, это свирепствует здравый смысл. Мой муж вот-вот вернется из командировки. Будет лучше, если он не найдет в своей постели тебя. – Она вдруг вспомнила, что зовут его Алик.
– Врешь, – ухмыльнулся не Дима, не Игорь. – У тебя нет никакого мужа. – Он встал, пружинисто походил по спальне, уселся на тренажер и лениво надавил на педали. – У тебя нет мужа, нет детей, нет тетушек, дядюшек, бабушек, дедушек. По-моему, у тебя нет даже полного набора соседей, так как ты отхапала шикарный пентхауз с видом на...
– Я тебя прощаю, – оборвала его Катерина.
– Ты меня – что?! – Он перестал крутить педали и замер, став похожим на картинку из журнала – тщательно срежиссированную, с наведенным лоском. Катерина пару секунд им профессионально полюбовалась.
– Про-ща-ю, – спокойно повторила она. – Ты молоденький, глупенький жеребчик. Ты даже не знаешь, как называется то, на что открывается вид из моего окна.
– Хочешь меня обидеть? – Он подналег на педали медленно и вальяжно. – Не получится. Я поживу у тебя пару деньков, зюзик.
Он не спрашивал. Он утверждал. Катерину это развеселило. Сколько ему – двадцать три? Двадцать пять? Он уверен, что возраст и внешность – его козырная карта. Кажется, он из модельного агентства «Кино», именно оно обслуживало вчерашнюю презентацию. Катерина сама договаривалась с холеной, амбициозной директрисой, которая пообещала «шикарных девушек» и «стильных юношей». Как всегда, к концу вечеринки Катерина почувствовала, что не может одна возвращаться в свою пусть и шикарную, но пустую квартиру на вожделенном последнем шестнадцатом этаже с видом на... черт, да как же это там называется?
Вернуться домой не одной и ни разу не повториться – это для Катерины был спорт. Если человек в твоем доме появляется дважды – это уже «отношения», если только однажды – развлечение. Раз и навсегда Катерина исключила из своей жизни «отношения».
Она выцепила наметанным глазом из толпы «стильных юношей» самого смуглого, самого высокого, самого стильного. Они наспех представились, наспех выпили у барной стойки легкомысленно-разноцветный, но очень крепкий коктейль, наспех договорились, что встретятся внизу, у Катерининого «Мустанга». Все как обычно.
«Секс» – очень емкое слово. И очень плоское. Сначала кажется, что весь мир валится к твоим ногам, потом глянешь – а это дешевая безделушка. Впрочем, Катя этим давно не грузилась. Она занесла секс в графу «развлечения», решив для себя навсегда все морально-нравственные проблемы с ним связанные.
– Свари кофеек, зюзик, – стильный юноша поднажал на педали. У него было идеальное тело и хорошо продуманная небрежность во всем – в жестах, выражениях, даже в легкой щетине на щеках.
– Проваливай, – Катя схватила шелковый халат, закуталась в него, обозначив этим, что ночное равноправие голых тел закончилось. – Проваливай, проваливай! Ты что, возомнил, что у нас связь? Или хуже того – роман? Нет, братец, это маленькое приключение. Развлечение, понимаешь?! Я прекрасно провела с тобой время, надеюсь, ты тоже. Мерси. До свидания, Алик!
Он соскочил с тренажера, откопал в кресле, художественно заваленном вещами, белесые джинсы, рубашку-сеточку, быстро оделся и пошел к двери с выражением лица, которое можно было обозначить как глубочайшее оскорбление. Катерина внезапно ощутила внутренний дискомфорт: может, это то, что называют угрызением совести?
– Слушай, – она помчалась за ним в коридор, – я не хотела тебя обидеть! – Из недр сумки она выхватила кошелек, из кошелька сто долларов. – Возьми вот, на проезд, на кофеек, на...
Глубочайшее оскорбление на лице Алика так резко сменилось на величайшее изумление, что показалось, будто с лица свалилась одна маска, а под ней оказалась другая.
– Ну, извини, – Катерина убрала бумажку обратно в кошелек. Черт, как сложно с этими «стильными юношами».
– Спасибо, Катерина Ивановна. Теперь я буду знать, сколько стою, как «приключение». Кстати, меня зовут Игорь.
Он ловко справился с замком, мелькнул широкой спиной и помчался вниз по ступенькам.
Катерина Ивановна?! Так ее называют только сотрудники-подчиненые.
– Стой! – заорала Катя, свесившись в лестничный пролет. Но он был блестящий бегун – его уже след простыл. Сколько ему? Двадцать три? Возраст и внешность его козырная карта, немудрено такого перепутать с моделью. Черт. И стоит он уж никак не сотню долларов за ночь.
– Надеюсь, парень, ты не из моего отдела, – пробормотала Катерина, продолжая висеть на перилах и всматриваться в бездонную пропасть пролета.
Она выбрала красное платье. Красное – потому что в Катином представлении это был цвет удачи, цвет радости, это был ЕЁ цвет. А еще – потому что все платья в ее гардеробе были красные. Ну, или почти все. Затесались случайно парочка белых, купленных в состоянии жесточайшего депресняка. Она выбрала платье, где полы взахлест набегали одна на другую. При каждом движении они разлетались, заставляя длинные, темные ноги мелькать и дразнить среднестатистического московского обывателя.
День набирал обороты в заведенном порядке. Кофе, пятнадцать минут перед зеркалом – только с таким цветом кожи можно позволить себе дискотечно-блестящие тени и оранжевую помаду. Да, оранжевую, потому что повторять на губах цвет платья провинциально и пошло.
Выскочив из лифта на первом этаже, она как всегда повстречала Майкла. Как всегда, Майкл попросил двадцать рублей, и как всегда, Катерина дала. Трудно отказать человеку, который смотрит на тебя как на богиню. А что для богини двадцать рублей?! Майклу было шестнадцать, его родители пропадали где-то в Африке, зарабатывая на жизнь, а бабушка, на чьем попечении он остался, держала парня в таких финансовых тисках, что до школы ему приходилось шагать две остановки пешком, вместо того, чтобы проехать их на автобусе. Так, во всяком случае, он уверял.
– Кать, я заработаю и отдам, – прошептал Майкл, засунув две десятки в карман. Он ослепительно улыбнулся улыбкой «хорошего мальчика» и умчался, хлопнув парадной дверью.
– Ох, Катерина Ивановна, – вздохнула громко Верка-лифтерша в своем «аквариуме», – и зачем вы пацана деньгами снабжаете? Ведь ни на что хорошее не потратит! Пиво, курево, не дай бог, наркотики!