Страница 20 из 123
— Тш-ш! Ты в своем уме? Всюду уши! Я хочу, чтобы люди, работающие здесь, думали, что мы с тобой муж и жена! А укусить мне легче всего тебя. И не понарошку, а вправду! — Юля выставила вперед свои шикарные челюсти и пару раз щелкнула зубами. Азарцев в ужасе отодвинулся от нее.
— Опять эти глупости!
Она придвинулась ближе. Протянула губы к самому его уху.
— Да ты не понимаешь, что ли, что вдвоем гораздо легче людьми управлять!
— У тебя мания какая-то всеми управлять.
— Ну ладно, дорогой, ближе к делу. Да прекрати наконец есть. Ты поправишься и перестанешь влезать в деловой костюм. Придется тебе одеваться в магазине «Три толстяка».
— Ничего подобного. — Азарцев взял из вазы, стоящей на буфетной стойке, большой апельсин и пару бананов. — Мне дома неохота готовить. Я ем только здесь, а после восьми, как рекомендуют все порядочные диетологи, я пищу не принимаю.
— Ну пусть. — Юля теперь даже дрожала от нетерпения, так ей хотелось скорее донести до Азарцева свою гениальную мысль. — . У меня есть конкретное деловое предложение. Оно позволит нам поправить наши дела.
— Да? — без особого энтузиазма сказал Азарцев. — Интересно, какое? — Ему уже ужасно надоел этот разговор с Юлей и хотелось побыть одному. Сесть за компьютер и снова как следует обдумать возможности операции.
— Тоня, можете убирать со стола! — крикнула в проем двери Юля. — Булочки ваши выше всяких похвал!
— Кушайте на здоровье, — подобострастно ответила Тоня и поспешила убрать на тележку посуду, оставшуюся от завтрака. Азарцеву она подала чистую тарелку и фруктовый нож. На Юлию она почему-то старалась не смотреть.
И вообще Азарцев замечал, что сияющий взгляд очень светлых Юлиных глаз выносили не все.
«Пожалуй, в ней все-таки есть нечто змеиное, — подумал он. — Кролики ведь тоже предпочитают не смотреть на удава».
— Ты хоть задумывался о том, почему у нас действительно так мало богатых клиентов? — спросила его Юля в упор, как только Антонина отъехала подальше с тележкой.
— Задумывался, конечно, — ответил спокойно Азарцев. — Может, реклама поставлена слабо. А может, мы действительно зря забрались в такую даль. Деловым людям до нас далеко добираться.
— Не дальше же, чем в Швейцарию? — фыркнула Юля. — Однако туда добираться у них время есть. А ты видел, с каким носом привезли девочку на прошлой неделе из Лондона? А туда тоже ехать не ближний свет!
— Почему же тогда они едут все-таки в Лондон, в Швейцарию, а не к нам?
— А потому что им престижнее отвечать, когда спрашивают: «Ты где худела?» — «На берегу Женевского озера!» Там, а не в Подмосковье! А когда их спрашивают: «А где ты переделывала нос?», они принимают небрежный вид и пожимают плечами: «В Лондоне, естественно!» А то, что в Лондоне они, по сути, никто, а лишь богатые придурки, с которых можно безбоязненно стричь купоны, они не понимают. Поэтому потом и приезжают с такими носами! — И Юля сделала выразительный и потешный жест.
— Ну и что из этого следует?
— А то, что удивляюсь, куда смотрели твои глаза и о чем думали твои мозги, когда ты затевал все это дело!
— Но ты же прекрасно знаешь, как возникла идея создать клинику. Старый дачный поселок, где стояла дача моих родителей, перепродали и перекупили. Наследникам предложили — или участвуйте в новом переделе, или получите по тысяче долларов за землю и идите вон. А место-то, посмотри, здесь какое хорошее! Озеро, лес, красота! Лысая Голова как раз тогда отвалил мне за операцию денег, по моим тогдашним понятиям, просто немерено да еще дал в долг хорошую сумму под приличный процент. И я собирался построить дом. Собственный дом с видом на озеро. И сохранить на память отцовскую дачу. И между прочим, знаешь, я до сих пор люблю бывать в ней. Пусть там не топлено, холодно, треснуло большое стекло в эркере (кстати, давно пора заменить, все забываю сказать), а я как зайду туда, так снова чувствую себя маленьким мальчиком…
— Проснись! Ты уже вырос достаточно большой! — грубо перебила его Юля. — Я эту историю слышала тысячу раз. И про то, как Лысая Голова начал капать, что такие доктора, как ты, должны иметь собственное место работы, что на Западе у людей такой квалификации и с такими руками имеются собственные клиники, и про то, как он свел тебя с нужными людьми и помог выкупить эту землю, я все это знаю. Жаль только, что он не рассказал, что тебе придется как-то здесь выживать! Но это расскажу тебе я!
Азарцев вернулся из воспоминаний детства, где он до сих пор пребывал, несмотря на Юлины окрики, и покрутил на столе апельсин:
— Будет интересно узнать.
— Нам надо перестать парить в небесах и переориентироваться на средний класс!
— Но средний класс не потянет наших цен, а мы тогда не сможем платить проценты и содержать здесь все в таком виде, что есть сейчас.
— Будем стараться. Если не прошла формула «Не числом, так умением», значит, надо будет все-таки брать числом!
— Это ты опять насчет очищения кишечника, что ли?
— Да Бог с ним, с очищением, оно все равно уже выходит из моды, господа этим уже накушались. Нам надо внедрить нечто другое!
— Что? — с ужасом спросил Юлю Азарцев, заметив уж что-то слишком чрезмерный блеск в ее глазах.
— Аборты в день обращения, — сказала она и посмотрела на него победно.
И пока Азарцев отходил от долгого и надсадного кашля, она взяла у него из рук апельсин и спокойно очистила его специальным ножом.
— Ну что это за манера? — скривила губки она, разрезая апельсин на аккуратные дольки. — Что ни скажи, сразу кашлять! Лучше надо соображать!
— Ты в своем уме? — заметил Азарцев, наконец успокоив дыхание. — Аборты в косметологической клинике! Да кто нам лицензию даст?!
— Насчет лицензии — я тебя умоляю! С гинекологом я уже поговорила, и ты его знаешь. Это наш старый знакомый, прекрасный врач Борька Ливенсон, если ты помнишь, он же у меня роды принимал, когда я Олю рожала. Я и сейчас к нему обращаюсь, если мне надо кого-либо показать. У него высшая категория, он кандидат наук, есть лицензия, все в порядке. А с СЭС я договорюсь точно так же, как договаривалась всегда.
— А где мы эти аборты будем делать? В нашей немецкой операционной, которая стоит два миллиона?
— Зачем? Как раз в том самом доме твоих родителей, в который ты так любишь ходить. Сделаем там ремонт, в твоей бывшей детской — маленькую операционную, в гостиной палату на четыре-пять коек, в кабинете отца — ординаторскую, и дело пойдет!
— Это невозможно! — сказал Азарцев. — Этот дом для меня — последнее прибежище. Ты же знаешь, я так и не купил себе квартиру. Хотел построить дом — все деньги ушли на эту клинику. Дохода пока никакого. Все уходит на зарплату людям да на содержание клиники. А в той маленькой квартирке на Юго-Западе, которую получил отец, когда только-только перевелся в Москву, мне, если честно, не хочется даже ночевать. В ней все так и осталось, как было, когда мы с тобой только начали встречаться. Помнишь, родители тогда уже жили здесь, на так называемой даче, а у нас там была бурная молодая жизнь, постоянно толпились гости, на одном диване умещались на ночь минимум шесть человек… И все тогда было не так, как сейчас.
— И ты об этом не жалеешь? — Юля наклонилась к нему и снизу заглянула в глаза.
Азарцев прекрасно помнил, как сам делал дополнительный разрез по ходу верхнего века, чтобы Юлины глаза после операции были в полтора раза больше, чем до, и поэтому отшатнулся: ему показалось, что в лицо ему заглянуло чудовищное животное, наделенное нечеловеческим, странным, немигающим, очень светлым взглядом. «Ну чистый удав! — содрогнувшись, подумал он. — Как Оля-то с ней выдерживает!» А вслух сказал:
— Видишь ли, дорогая, после тех, я согласен, незабываемых, но все-таки слишком бурных ночей я практически не мог сосредоточиться ни на работе, ни на диссертации, ни на чем-либо еще, кроме ресторанов, бутылок, танцулек, поисков модных шмоток и так называемого диссидентства на кухне рядом с приемником. Наступил однажды момент, когда мне это стало неинтересно, и я понял, что проживаю жизнь зря. Уж ты извини!