Страница 122 из 123
— Мама, ты выглядишь лучше меня!
— И меня! — сказала подошедшая младшая.
— И меня! — пробасил муж, который с трудом узнавал жену в этой женщине с совершенно непривычным для него молодым лицом. Ему даже казалось, что в молодости оно было все-таки не так красиво… Но, во всяком случае, его устраивало, что теперешнее лицо очень нравилось самой жене, и значит, он тоже был доволен.
— Мама, ты должна дать мне телефон своего доктора! — сказала старшая дочь.
— И мне! — сказала младшая.
— Знаете, девочки! — вздохнув, сказала мать. — Я, конечно, рада, что смогла пройти через это, и мне нравится мое теперешнее лицо, но все-таки у меня появилось ощущение на уровне подсознания, — дама кокетливо ткнула пальцем в прическу, определяя, где именно оно у нее находится, — что в Швейцарии мне сделали бы операцию лучше! Поэтому все-таки надавите на своих мужей и поезжайте туда! Там спокойнее и приятнее!
Девочки переглянулись, каждая прикинула свои возможности, и гуськом отправились за матерью к столу сделать последние приготовления к общему празднику.
Ника Романова в этот же час, пританцовывая, расчесывала перед зеркалом свои роскошные темные волосы. Вот был сделан последний мазок помадой, и девушка крикнула:
— Мам! Ну, я готова! Сейчас ухожу!
Нонна Петровна поспешила из кухни с большим пирогом в руках.
— Поешь перед дискотекой, а то закатишься на всю ночь!
— Да там будет шведский стол! — Но пирог издавал такой заманчивый запах, что Ника все-таки отколупнула корочку. — Вкусно как, мамочка! — с набитым ртом проговорила она.
«А ведь еще совсем недавно она говорила так, что невозможно было ничего разобрать! А теперь звуки выговаривает четко, а мы этого уже не замечаем!» — подумала мать и притянула девушку к себе.
— Все-все, хватит! Помаду размажу. — Ника привычно сунула руку в карман за носовым платком, но вытянула оттуда вместо платка какие-то листочки. Удивилась, быстро пробежала их глазами, нахмурилась.
— Что это у тебя? — спросила мать.
— Да ну, ерунда всякая! Пусти! — Дочь сделала попытку бежать, но недаром Нонна Петровна фигурой походила на бульдозер.
— Стой! Дай-ка сюда! — Она властно сунула руку в карман куртки.
— Ну вот, я опаздываю! — затрещала Ника. — Сейчас за мной уже придут! — И, посмотрев на себя последний раз в зеркало, устремилась к выходу. Навстречу ей в дверь шумно ввалилась компания из пяти человек. Особенно выделялся высокий парень, по-хозяйски обнявший Нику за плечи. Она ласково и кокетливо прильнула головкой к его плечу. — Ну, пока, мам!
«Ох, ветреница! — покачала головой мать. — Серега где-то на Дальнем Востоке, а тут уже новый ухажер! — Женщина вздохнула, присела на диван, надела очки. — Да ведь надо правду сказать, дочка после операции стала опять хорошенькая! И губа у нее совсем не торчит!» И она поднесла листочки к глазам.
«Что это такое? Расписка! В получении денег! От Сереги! — Нонна Петровна охнула. — Значит, доктор-то и вправду денег не брал! Это же она дружку своему все спровадила, потому и молчала! Ой Боженька, горе мое!»
Нонна Петровна накинула шаль и побежала к соседке звонить. Но когда в трубке пропели длинные гудки и послышался щелчок соединения линий, она растерялась, не зная, с чего начать.
— Алло! — отозвался равнодушный сонный голос.
Азарцев все это время спал. А когда не спал, лежал в одном и том же положении на диване, не зажигая света, прокручивая в воображении картины своей жизни.
— Дерьмо! Какое все дерьмо! — говорил он, снова засыпал и видел перед собой то маленькую Олю, то молодую Юлю, то еще красивую Тину, то родителей, то каких-то малознакомых людей. И все время виделось ему, что шаг за шагом он делает какие-то неверные поступки, совершает ошибки и все люди начинают быстро отодвигаться от него, удаляются, удаляются и совсем исчезают.
«Сначала умерли родители, потом исчезла Тина, погибла Оля. Я — дерьмо!»
В это время и зазвонил телефон, и после молчания в трубке раздался сбивчивый голос. Он даже вспомнил имя тетки, звонившей ему сейчас, но называть ее по имени-отчеству не стал. Она сбивчиво рассказала ему про деньги и попросила прощения.
— Мне это уже глубоко безразлично! — ответил он ей и бросил трубку.
Телефон зазвонил снова.
— Какого черта вам нужно? — спросил он, думая, что это опять та тетка. Но это была его бывшая пациентка. Аня Большакова продолжала делать новогодние поздравления.
— С наступающим Новым годом, дорогой вы мой человек! — ласково пропела она и рассказала Азарцеву, что он почти сам Господь Бог, ибо может сделать из ничего такие распрекрасные носы, глаза и уши.
«И животы, и груди… И много еще чего», — хотел добавить Азарцев, но промолчал, потому что и эта похвала была ему теперь безразлична. Чуткая пациентка перешла к тому, как замечательно он помог лично ей и что теперь с ее прекрасным носом она играет премьеру, на которую приглашает его, и Азарцев, совершенно не вникая в суть того, что она говорила, поздравил ее с успехом.
— А знаете, доктор, — вдруг кокетливо сказал ее голос на другом конце провода, — ведь у нас с вами есть общие знакомые! — Аня в течение вечера уже выпила несколько бокалов шампанского, и по мере того, как уменьшался список ее знакомых, голос ее становился все более кокетливым, а мозги работали все хуже. Сейчас она напрочь забыла об обещании, данном когда-то Тине.
— Следуя Ветхому Завету, все мы дети одного отца, — вяло сказал Азарцев и хотел отключить связь, но пациентка быстро продолжила:
— Но что интересно, и меня и ее оперировали в одно время!
— Кого? — совершенно без всякого интереса спросил Азарцев.
— Так Валентину же Николаевну! Вы разве не знали? — восхищенно заорала пациентка, в восторге оттого, что она приносит такую потрясающую весть.
— Тину? — недоверчиво спросил Азарцев.
— Ну да! Она же была при смерти!
— Я думал, она уехала к мужу, — пробормотал Азарцев.
— Да что вы! — заверещала пациентка. — Это просто так говорили родственники, чтобы лишние люди не таскались в больницу, не утомляли ее!
Азарцев положил трубку.
«Она была при смерти, а я сидел и решал какие-то идиотские вопросы! — сказал он. — Так же, как с Олей. Я занимаюсь черт знает чем, а они умирают. Умирают все! Какое же я дерьмо!» Он включил свет и прошел на кухню. Спиртного в доме больше не было. Пустые бутылки угрожающей батареей стояли у раковины. Азарцев надел поверх тонкой майки куртку и без шапки вышел из дома.
«Если выпить сразу три бутылки водки, — сказал он себе, — то можно отравиться наверняка. И это очень удобно! Это надо претворить в жизнь как можно скорее и больше уже никогда не мучиться!»
Теоретически Азарцев все рассудил правильно, кроме одного. Он не мог себе представить, до какой степени вид человека в майке зимой с тремя бутылками водки под мышкой эпатирует местное население. Он еще смутно мог вспомнить, что первую бутылку выпил с каким-то типом в подворотне прямо возле винного магазина; потом припоминалась ему какая-то легкая, невсамделишная потасовка; потом то, что он кому-то горько жаловался на жизнь, и его куда-то посылали, и он куда-то ехал, кажется, на метро. Дальше же все было затянуто мраком.
До наступления Нового года оставалось пятнадцать минут. Тинины животные мирно спали. Сама Тина постелила новое постельное белье и надела новую пижаму. В хрустальный бокал она налила сока, порезала апельсин, яблоко и стала ждать, когда стрелки часов застынут на времени «Ч». Тут опять позвонили в дверь.
«Барашков напился и приволок Людмилу встречать Новый год!» — решила она и со вздохом пошла открывать, накинув поверх пижамы платок.
Привалившись к дверному косяку, перед ней с самым идиотским видом, с пьяной улыбкой на лице переваливался с носков на пятки, придерживаясь за дверь, Владимир Азарцев. Тина так удивилась, что некоторое время стояла раскрыв рот.
— Последнюю бутылку украли! — неожиданно сказал он самым доверительным тоном. — Не знаю кто! Какие-то сволочи! — Азарцев растерянно развел руками и стал выворачивать карманы, показывая, что бутылки действительно нет.