Страница 18 из 24
Добродею сперва не верилось, что жуткий Лодочник решился доставить его в Русу. Воображение рисовало страшные картины, казалось, будто плывут не в город Вельмуда, а прямиком на тот свет. А куда ещё может везти приспешник водяного царя? Но одноглазый вел себя как самый обычный человек, да и разговоры вел обычные, особенно вначале.
— Ты, значится, из Рюрикова города? — нарушил молчание он.
— Ага, — ответил мальчик осторожно.
— А правда, что князь ентов собственноручно Вадиму голову оторвал?
— Да… — выдохнул Добря.
Одноглазый усмехнулся. Мальчик отчетливо видел, как под истертой рубахой вздулись мышцы.
— И воинов Вадима покалечил?
— Всех до единого. Покалечил и прибил.
— А мужичье, стало быть, отпустил?
Добря стиснул зубы, кулаки сжались сами по себе. А одноглазый продолжал равнодушно:
— Да, беглецам самое место в Киеве. Тамошний князь — Осколод — Рюрика не жалует. Хоть и родня.
— Родня?! Как так?
Удивление в голосе Добри прозвучало до того громко, что Лодочник даже обернулся. Бросил на мальчика испытующий взгляд, продолжил:
— Пасынок, говорят, от первой жены, — и добавил, сдерживая смех: — Ее, видать по всему, Вадим на кол посадил. А после и сам, того, сел…
Добря похолодел до самых пят.
— Осколод этими водами как-то проходил, местных за собою на Киев звал, повезло ему, что князь русский — Вельмуд — при Гостомысле тогда был. Чего там Киев — аж на Царьград зазывал. Много молодых увел. Говорили ещё, что поклялся он отчиму, Рюрику стало быть, в верности и дружбе, а тот самолично дал Осколоду лодьи и благословил в дорогу. Купились.
— Так почему же тогда Осколод Рюрика не жалует?
Лодочник молчал довольно долго, а после махнул рукой, сказал:
— Не поймешь. Мал ты ещё. Скажи лучше, точно ли, что в Рюриковом городе и в Славне меня кличут прислужником водяного царя, а?
— Не… Не слыхал такого, — соврал Добря.
— Ну, в таком случае давай договоримся. Коли услышишь, не спорь. И приврать можешь, мол, так и есть. А я тебе за это тайну открою.
Добродей замер, во все глаза разглядывая собеседника, покраснел.
— Да ты не бойся, Добря! Не бойся. Вот как думаешь, что такое волшба?
— Волшба… она и есть волшба, — буркнул Добря.
Губы Лодочника растянулись в улыбке:
— А давай поспорим? Вот ты скажи, для того, чтобы дом построить, волшба нужна?
— Конечно, — пробормотал мальчик смущенно, глянул на хитрую физиономию лодочника, добавил поспешно: — Ну там, обереги в основание заложить, жертву принести звериную, а то и человеческую…
— А дальше?
Добря насупился, чуя подвох:
— Что? Дальше — знай себе работай. Дом построить трудно! Тут умение нужно! И ого-го какое! Я-то знаю!
— А для того, чтобы хлеб испечь, волшба требуется?
— Конечно, нет! Только разве что квашню от злого глаза укрыть, чтобы не скисла.
— А без паруса против течения пройти? — Голос одноглазого стал хитрее лисьего прищура.
— Да как же в таком деле без волхования! — выпалил мальчик. Почувствовал, как пламенеют щеки и уши, как сжимаются кулаки. — Это ж невозможно!
Смех Лодочника прокатился по округе, Добре даже почудилось, что от столь громкого звука рыба в озере вот-вот повсплывает кверху брюхом.
— Ну, тогда давай поколдуем, — отсмеявшись, заключил одноглазый. Он указал на устье вдалеке: — Это Ловать, а дальше — Полисть. Теченье встречное, но несильное. А чуть дальше — особая речушка, даже не речушка, а так, ручеек. О ней немногие знают, потому как большие лодки в те берега не вмещаются. А мы пройдем… — и, словно подслушав мысли Добри, Лодочник добавил: — Боги наделили тот ручеек особой силой, там течение другое.
— А разве так бывает? — выпучил глаза Добря.
— В наших землях и не такое бывает. Но если ходить только проторенными тропами, никогда о том, что совсем иначе, не узнаешь.
Они миновали устье, по бокам теперь не беспредельная озерная гладь, а болотистые берега. Мальчик с открытым ртом смотрел за борт, даже челюсти заболели.
— Ну, ничего себе! — наконец выдохнул он.
— А то! — В голосе мужчины послышалась усмешка. — Так теперь скажи, Добродей, есть тут волшба или нет?
Мальчик замолчал надолго, все пытался осознать случившееся с ним чудо. В то, что Лодочник не использовал волшебные силы или колдовство, не верилось. Может быть, он сам течение этого ручья перевернул?
— А касаемо спора… — отозвался вдруг одноглазый. — Зачастую выходит так, что человек путает волшбу и мастерство. Мастер спорит дело так, как никто не умеет. Оттого и кажется, будто не сам работает, а с божьей или ещё какой помощью. На самом же деле у мастера есть тайна! Это моя тайна, ты о ней никому не рассказывай.
— Хорошо. А как же быть с волшебством?
— Да никак, — улыбнулся Лодочник. — Просто запомни: люди часто называют волшебством то, чего иначе объяснить не могут. А на поверку все оказывается проще простого. Но это не значит, будто волшебства не бывает вовсе.
Добря почувствовал, что краснеет, опустил глаза. Лодочник проговорил, как и прежде, не оборачиваясь:
— Да не печалься, парень! Мы с тобой, конечно, не до Киева, а хотя б до Русы проберемся. Ну, а там я тебя на какую-нибудь лодью передам, по знакомству. А дальше из речки в речку, да волоками… Не унывай! Всего-то тысчонка верст с гаком, — рассмеялся водчий. — Еще лист не опадет, а ты уже при Осколоде очутишься.
Глава 8
О русах Добря слыхивал всякое. Старые люди говорили, что прежде, во времена незапамятные, жили два брата, и один из них правил в Словенске. И город сей именем своим назвал, и от него, первого Словена, пошел весь род славян.
А младший брат звался Русом, он княжил на другом, южном, берегу Ильмерского моря. И боги рассудили так, что стал владеть он всей солью на многие сотни верст окрест, потому как нигде ее не сыщешь, лишь тот Рус сумел разыскать. Что сталось с князем, никто не помнил, только именем его прозвались все солевары, находники этих мест. И через промысел этот очень они обогатились.
Сперва русы сидели на острове меж реками Полистью да Порусией, а прежде звали так дочь и жену первого князя здешних мест. С третьей же стороны из-под земли сочился и обтекал город полный солью ручей. Остров не то чтобы большой, да и не малый, и хотя земля там, бывало, ходила под ногами во время весенних разливов, выгодное место свое русы никому не уступали. Ясное дело! Если купцам за море идти или куда ещё за тридевять земель — без соли никак нельзя. Меха сгниют, да и рыбы не запасешь.
Как промысел вырос, расселились русы по округе, но предпочли с соседями по старой памяти в мире жить, и если с чудью какой ты их никогда не спутаешь, от словена иного не отличишь — ни по платью, ни по говору.
И все-таки Добродей сомневался, что русы на словен похожи. Еще дед сказывал, что за Ильменем не люди живут, а чудовища. У кого глаз нет, у кого вместо головы волчья морда, а у некоторых кабаньи копыта вместо ног. Правда, о Словене дед говаривал почти то же…
— Эй, не зевай! — крикнул Лодочник.
Только тут Добродей опомнился, мотнул головой, прогоняя лишние мысли.
Остаток пути шли на веслах. И хотя течение Полисти было довольно смирным, одноглазый заметно раскраснелся и вспотел. Добродея, чтоб не мешался, усадил впереди, и теперь мальчишка с огромным удивлением рассматривал Русу.
Руса оказалась огромной. Рюриков град рядом с ней — как травинка подле дуба. А о пристани и говорить нечего…
Одноглазый правил к берегу, близ которого колыхались рыбацкие лодочки: крошечные, неказистые долбленки. Зато дальше громоздились настоящие лодьи, большие, с парусами. Столько судов за раз Добродей никогда не видывал, да и вообразить не мог, что такое бывает. Выбравшись на берег, встал как вкопанный. Распахнутый от удивления рот закрыть не смог, хоть и пытался.
— Нравится? — ухмыляясь, спросил одноглазый.
— Ага…
— Ладно, давай так договоримся. Я дело одно решить должен, пока ещё солнце не закатилось, а ты тут обожди. Вернусь — спроважу тебя на какую-нибудь лодью, до Киева.