Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 101

Невесёлая получилась встреча у когда-то закадычных друзей, невесёлым было и расставание.

Ранним утром собрался Игорь в обратный путь.

Вышеслав уговаривал его погостить несколько дней, но всё напрасно. Иначе представлял Игорь свою встречу с другом, надеялся, что в Путивль вернутся они вместе. Разочарование породило в нём обиду, а обида за ночь превратилась в глухое раздражение. С таким чувством Игорь и покинул Козельск, холодно простившись с Вышеславом.

«Он уже не тот, — мрачно размышлял Игорь, покачиваясь в седле и глядя отрешённым взглядом на пустынную лесную дорогу. — Да и я другим стал. Изменили нас время и невзгоды. И, стало быть, отныне у каждого из нас своя дорога».

Но напрасно пытался Игорь себя успокаивать, на сердце у него лежал камень. Больше всего на свете ему хотелось повернуть коня обратно или услышать за спиной топот копыт догоняющего наездника и чтобы тем наездником был Вышеслав.

Глава девятнадцатая

ЗАБОТЫ КИЕВСКОГО КНЯЗЯ

По окончании Успенского поста в Киеве состоялась свадьба старшего сына Святослава Всеволодовича и племянницы суздальского князя. Расчётливый Святослав, видя, что Всеволоду Юрьевичу удалось закрепиться в Залесской Руси и поприжать тамошних бояр, решил прежний их союз подкрепить родственным браком.

Суздальскому князю поддержка князя киевского была на руку, поэтому Всеволод Юрьевич охотно отдал дочь своего умершего брата Михаила за молодого Владимира Святославича. Благо не кто иной, как Владимир, водил рати из Киева на помощь Всеволоду Юрьевичу против его недругов. Суздальский князь даже просил Святослава отпустить к нему Владимира навсегда, обещая дать тому в удел богатый город. Святослав обещал подумать.

За свадебным столом во дворце Святослава собрались все Ольговичи и Ростиславичи. Был здесь суздальский князь со своими лепшими людьми. Был племянник Всеволода Юрьевича Владимир Глебович Переяславский. Давно не бывало в Киеве съезда именных князей, настроенных столь дружелюбно друг к другу. Всегда враждебные гнезда Ольговичей и Мономашичей ныне являли пример согласия и единодушия.

Святослав, ставя это себе в заслугу, в речах делал пространные намёки на то, что пора бы вернуться к обычаю дедовскому, когда вся Русь была собрана вокруг Киева, а князь киевский имел власть над всеми остальными князьями.

Обласканный Святославом, Владимир Глебович во всём с ним соглашался. Из Ольговичей также никто не выступал против. Суздальский князь не возражал Святославу, но и не выказывал горячее одобрение, отговариваясь тем, что на свадьбе надо веселиться, а не терзаться думами о переустройстве Руси.

   — Одно другому не помеха, — мягко возражал Святослав, который, собственно, и затеял эту свадьбу, чтобы упрочить своё главенствующее положение.

   — Кабы здесь были Ярослав Осмомысл и полоцкие князья, кои во все времена главенства Киева не признавали, тогда и об единстве Руси можно было бы потолковать, — резонно заметил Всеволод Юрьевич.

В свои двадцать пять лет сей князь имел взгляды и суждения убелённого сединами мужа. В образе его мыслей явственно угадывались трезвый расчёт и осмотрительность. Если Всеволод и выказывал почтение Святославу, то единственно из уважения к его летам, но никак не из признания безусловного главенства киевского князя. Святослав чувствовал это, но вида не подавал, делая всё, чтобы Ростиславичи, строптивцы, думали как раз наоборот.

В лояльности старшего из Ростиславичей — Романа, на сестре которого был женат Олег, Святослав мог не сомневаться. Зато младшие братья Романа Давыд и особенно Рюрик не скрывали того, что Ольговичи взяли себе слишком много власти и что им, Ростиславичам, потомкам Владимира Мономаха, не пристало кланяться Ольговичам.

«Главенство на Руси давным-давно зависит не от стола, а от рода, — утверждал Рюрик. — Уж коль в Залесской Руси прочно утвердились Мономашичи, то и в Южной Руси должно быть то же самое».

Самый младший из Ростиславичей, Мстислав, и вовсе на Новгород засматривался, не желая ходить в воле ни своих старших братьев, ни великого киевского князя. Дерзостью и ратолюбием Мстислав Ростиславич необычайно походил на своего тестя рязанского князя Глеба, так и умершего в плену у суздальского князя за отказ покориться ему. За это Мстислав втайне ненавидел Всеволода Юрьевича, который, по его словам, «только-только бородку отрастил, а седоусых князей жизни лишает, гноя в порубе как беглых холопов!».

Не мог подавить в себе неприязнь к Всеволоду Юрьевичу и Игорь, зная про обиженного им Вышеслава.

Всеволод при встрече крепко, по-дружески обнял Игоря, показывая, что не забыл его и не изменил к нему доброго своего отношения.

После обычных приветствий и расспросов о здоровье близких Игорь не удержался и спросил:





   — Как поживает красавица Изольда?

Всеволод слегка переменился в лице и ответил, что Изольда жива-здорова. При этом он прокашлялся и сразу перевёл разговор на другое.

«Знает волк, чью овцу съел», — усмехнулся про себя Игорь.

Как ни сдерживал себя Игорь, но всё же, улучив момент, высказал Всеволоду своё недовольство тем, что тот отнял жену у его лучшего друга.

Всеволод ответил:

   — Что же ты не приютил своего лучшего друга у себя в Путивле, а ко мне спровадил?

   — Чем это ты меня попрекаешь? — возмутился Игорь. — Хочешь свою вину на меня переложить?!

   — Я Изольду силком у Вышеслава не отнимал, — сказал Всеволод, — она сама пожелала во дворце моём поселиться. Не скрою, оказывал я ей знаки внимания, но разлучать с Вышеславом не хотел. Бог свидетель.

   — Вышеслав иначе мне всё обсказал, — смутился Игорь.

   — В нём обида говорит и ревность, — продолжил Всеволод. — Я предлагал Вышеславу отступное за Изольду, так он отказался. Да ещё вздумал обличать меня перед боярами моими! Вот я и прогнал его с глаз долой.

   — Стало быть, ты чист и непорочен, брат, — язвительно промолвил Игорь, — а Вышеслав сам повинен в несчастье своём? Так?

   — Повторяю, я Изольду за косы не тянул, — раздражённо повторил Всеволод, — своею волею она оставила Вышеслава, предпочтя моё богатство его бедности.

Больше об Изольде Игорь не заговаривал со Всеволодом. Оба после объяснения старались избегать друг друга.

Не обошлось на этой свадьбе и без скандала. Владимир Переяславский, некогда близко знакомый с невестой, доводившейся ему двоюродной сестрой, позволил себе с излишним пылом обнять и облобызать девушку. Это не понравилось жениху, молодцу сильному и горячему, который крепким ударом кулака опрокинул любвеобильного брата на пол. Завязалась потасовка, и гости кое-как растащили двух Владимиров, уже готовых схватиться за ножи.

Желая сгладить возникшее недоразумение, Святослав вдруг предложил брату Ярославу обручить его дочь с Владимиром Глебовичем.

   — Тем самым мы привяжем Владимира к роду Ольговичей, — молвил киевский князь.

Ярослав, по своей привычке, не стал спорить со старшим братом.

После того как все князья разъехались по своим вотчинам, Ярослав повёз Владимира Глебовича в Новгород-Северский на смотрины. Милослава, дочь Ярослава, понравилась Владимиру, и он дал согласие взять её в жёны. Поскольку Милославе лишь недавно исполнилось двенадцать лет, было решено повременить со свадьбой.

Едва Олег вернулся после свадьбы в Чернигов, как за него опять взялся старый недуг. Лекари упрекали Олега тем, что он дал себе волю на свадебном застолье и пил вина заморские сверх всякой меры да к тому же не отказывался и от хмельного мёда. Олег, корчась от болей, обещал впредь пить только воду и квас. Лекари делали всё, что могли, но больному день ото дня становилось всё хуже.

На восьмой день своих мучений Олег повелел запрягать лошадей и везти его в Ильинский пещерный монастырь, уповая на чудодейственное искусство одного из тамошних монахов, лечившего наложением рук на больное место.