Под небом Новгорода

Не привыкший к тому, чтобы ему противились, Рауль очень разгневался и собрал войско. Придя в графство Верденское, он опустошил его, осадил, сжег город и убил многих жителей. Неприятно пораженная такой жестокостью, Анна заказала молитвы за упокой несчастных жертв.

Анна очень опечалилась, узнав о смерти зятя, храброго короля Геральда. Так как она беспокоилась о судьбе сестры Елизаветы и племянника, находившихся, как она знала, в Англии, Рауль де Крепи послал к Гийому Нормандскому гонца, чтобы узнать об их судьбе. Ответ был получен через две недели. Оказалось, Гийом проявил великодушие и отослал королеву в Норвегию, а с оставшихся в живых взял обещание больше не воевать против Англии. Из трехсот кораблей, отплывших от Шотландских островов, только восемьдесят вернулись домой. Анна написала сестре письмо, в котором говорилось, что Елизавета всегда будет желанной гостьей во Франции.

Молодой король Филипп с нетерпением ожидал своего совершеннолетия. И не только потому, что тяготился опекой Бодуэна Фландрского. Первые же рассказы о победах Гийома, которого теперь не называли иначе, как Завоевателем, воодушевили Филиппа до такой степени, что он мечтал только о том, чтобы присоединиться к знаменитому победителю. Это беспокоило опекуна, который до сего времени умел удерживать Филиппа от вмешательства в противостояние англичан и нормандцев. Сообщение о коронации герцога Нормандского 25 сентября 1066 года означало, что Гийом стал королем Англии: значит, война кончилась.

В начале следующего года на парадном дворе санлиского замка Бодуэн Монский, сын графа Фландрского, посвятил Филиппа в рыцари. Юноше не исполнилось еще и пятнадцати лет.

Проведя ночь в молитве у подножия алтаря, Филипп исповедался в грехах капеллану Годефруа, выслушал мессу и причастился.

Дамы, прелаты и сеньоры заняли места на специально возведенных помостах, убранных фландрскими коврами.

Королева-мать сидела на специальном возвышении. Она была ослепительна в платье из красной парчи, подбитом белкой. Хотя солнце и светило, было очень холодно. Молодые дворяне потягивали из кубков вино. Возле королевы сидели Адель Фландрская, Аделаида де ля Ферте, Биота Понтуазская, Гильдебранд де Валуа и Бланш Арльская. Анна кивком головы приветствовала своих старых и верных друзей: Госслена де Шони, архиепископа Реймского Жерве, Готье из Мо и Рауля де Крепи, великолепного в своем черном, расшитом золотом и серебром одеянии.

Филипп, крупный и сильный для своего возраста, одетый в белую тунику, стоял с обнаженной головой, сложив руки и закрыв глаза.

Госслен де Шони подошел к Филиппу, надел ему стальные ратные рукавицы и пристегнул золотые шпоры. Рауль де Крепи надел на его величество кольчугу. А Бодуэн Монский перечислил рыцарские заповеди:

— Ты будешь верить всему, чему учит Церковь, и соблюдать ее заповеди. Ты будешь уважать слабых и станешь их защитником. Ты будешь любить страну, где родился. Ты не отступишь перед врагом. Без отдыха и пощады будешь ты преследовать еретиков. Ты будешь точно выполнять рыцарские обязанности. Ты не будешь лгать и будешь верен данному слову. Ты будешь щедр, расточая милости. Повсюду и всегда ты будешь защитником справедливости и добра против несправедливости и зла.

На шею Филиппу подвесили ремень со щитом, принадлежавшим его отцу. После этого Филипп встал на колени. Бодуэн Монский передал ему меч со словами:

— Во имя Бога, святого Михаила и святого Георгия делаю тебя рыцарем. Да будет так.

Новый рыцарь, изрядно взволнованный, пошел поклониться матери. Анна надела ему на голову красный шлем.

Привели любимого коня Филиппа. Одним прыжком король вскочил на него, схватил ясеневое копье со стальным наконечником и галопом, под приветственные возгласы толпы, направился поразить вертящееся чучело.

Хотя была плохая погода, увеселения продлились до вечера.

Несмотря на меха и горячее вино, холод едва не сыграл злую шутку с королевой-матерью. На следующий день после данных в честь ее сына празднеств она с сильным жаром слегла в постель.

Она была еще недостаточно здорова, чтобы на Пасху присутствовать в Нормандии на празднике по случаю возвращения Гийома. По уговору с Филиппом было решено, что, за отсутствием самого короля и его матери, граф де Валуа, как отчим его величества, будет представлять Францию.

При французском дворе долго, с явной завистью говорили потом о щедрости короля Гийома, о богато шитых одеждах его баронов, о знатных англосаксах с длинными волосами, о золотой и серебряной посуде, резных буйволовых рогах, обилии яств, музыкантах, турнирах, на которых сражались англичане и нормандцы, об освящении монастырской церкви Богородицы в Сен-Пьере, на реке Див, о щедротах, которые расточал герцог. После поездки во Фландрию это вызвало зависть и самого короля Филиппа.

После того как 1 сентября умер граф Бодуэн, а двумя месяцами раньше угас Жерве, архиепископ Реймский, сын Анны стал править страной один.

В мае следующего года королева-мать отправилась в Англию, чтобы присутствовать на коронации герцогини Нормандской. Хрупкая, в тяжелом своем наряде, Матильда сияла, когда в Вестминстере архиепископ Йоркский Элдред возложил ей на голову королевскую корону.

Будучи беременной, Матильда осталась в Англии до появления ребенка на свет. Анна оставалась вместе с ней. Своего сына Генриха Гийом сделал наследником всех владений в Англии, имея на это согласие знатных людей. Рождение четвертого сына наполнило сердце Гийома радостью.

По возвращении Анна с сыном Гуго и супругом поселились около короля Филиппа, сначала в Париже, затем в Орлеане, Компьене и Суассоне.

Филипп и Гуго как будто простили матери ее вторичный брак. Они были любезны с графом де Валуа и его сыновьями Готье и Симоном. Симон пользовался большим уважением обоих французских принцев, потому что он сопровождал Гийома во время завоевания Англии. Правда, Симон был всего лишь одним из оруженосцев герцога и по молодости лет не допускался до самых жестоких сражений. Но все же долгими вечерами Филипп заставлял его рассказывать о великих мгновениях битвы. Удобно устроившись на подушках перед огромным камином большой залы санлиского замка, принцы и графы, рыцари и оруженосцы жадно слушали молодого человека.

— …Тюстен, сын Роллана, — с вдохновением рассказывал Симон, — несет штандарт нормандцев. Воины бросаются вперед под звуки труб. Наши лучники стреляют первыми. Враг отвечает таким густым градом камней, что мы отступаем. Но ненадолго. Однако английские секиры прорубают бреши. Бретонцы бегут. В суматохе гибнет столько же людей, сколько уносят английские стрелы. Вдруг над всем этим шумом раздается крик: «Герцог убит!.. Герцог убит!» Тогда начинается настоящее бегство. И в это время над всей сумятицей поднимается герцог, весь в крови. Он потрясает мечом и старается остановить беглецов; срывает с себя шлем и кричит: «Смотрите все на меня, я жив и, с Божьей помощью, одержу победу. Что за безумие заставляет вас бежать?! Шайка трусов, вы позволяете убивать себя тем, кого вы можете перерезать, как стадо баранов. Вы оставляете победу и вечную славу, чтобы искать погибель и вечный позор. Если вы отступите, никто не уйдет от смерти!». Вид оказавшегося живым герцога, больше чем гневные слова, придал храбрости нормандцам. Они с таким пылом бросились биться, что англичане оказались изрубленными на куски. Завоеватель был самым горячим бойцом, он размахивает тяжелым мечом, как цепом. Вокруг него — гора трупов. В битве только один человек сейчас равен ему. Он всегда рядом с герцогом, в самой гуще сражения, — это тот, кого мы все называем Рыцарь в маске или Рыцарь с блестящим лицом. Они вдвоем убивают больше врагов, чем сотня храбрых рыцарей! Множество раз казалось, что наш герцог убит, три коня пали под ним. С удивительным для его высокого роста проворством, Гийом спрыгивал на землю и каждый раз мстил за смерть своего боевого коня. Чтобы обмануть противника, он дважды приказывал своей армии притвориться, что она отступает. И дважды хитрость удавалась. Много англичан погибло тогда. Возбужденные успехом, нормандцы больше не чувствуют ран и усталости и вновь бросаются в битву, издавая свой ужасный воинственный клич. Даже самые смелые из англичан не могут слышать его без содрогания.