Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 67



Кралькович медленно шагнул вперед, переводя взгляд с лица соперника на его раскрытую ладонь. Когда их разделяло около двух с половиной метров, в глазах Климова вспыхнул холодный огонь.

Александр, еще несколько минут назад готовый рухнуть и заснуть прямо на жестком холодном полу церкви, улыбнулся и, подкинув на ладони камень, изо всех сил с размаху шарахнул им об стену.

Огромный изумруд, точно стекло, брызнул мириадами зеленых искристых градин.

Кралькович окаменел, его безумный взгляд проводил последний из осколков, замерший всего в нескольких сантиметрах от его туфли. Всеобщее изумление оказалось таким глубоким, что и охрана, и Богданов со своей спутницей, и Ирина дружно выдохнули, точно повинуясь знаку невидимого дирижера.

«Князь» повернул голову, чтобы посмотреть в глаза врагу, заслужившему страшную и мучительную смерть, — просто пулей в затылок он не отделается!

Но что это? Где же он?!

Милош Кралькович, привыкший играть судьбами людей, не знал, что в этот день нашелся некто, готовый дать ему последний бой.

«Ты не первый, кто ищет славы, богатства и денег, а встречает меня!»

— Ну нет! — зарычал он, но огромный коршун, оказавшийся на том месте, где только что стоял Климов, взмахнув крыльями, подпрыгнул, чтобы вцепиться когтями в лицо человека, погрузить в его глаза острый крюк клюва.

Ответом птице стало заставившее всех содрогнуться шипение, казалось, кто-то ткнул падкой в очень большую змею. «Князь» исчез, и толстый, как доброе бревно, канат взвился, точно бич в руках укротителя, к самому потолку церкви.

В померкнувшем свете присутствующие могли видеть лишь тени сражавшихся насмерть в горячке последней битвы змея и птицы.

Твари метались во мраке зловещими адскими созданиями.

Мороз вечной зимы пришел в единственное прибежище людей, лед и холодный, как лезвие пронзающего грудь клинка, огонь царили повсюду. Стоны гибнувших в схватке богов наполнили отчаянием души жителей Мидгора, которые знали: если обитатели Асгора не в силах совладать со злой силой Локи, значит, близок и их черед.

Забытый всеми труп Великана ожил, чтобы предстать перед трепетавшими от страха людьми в образе Фенрира. Огромный — в рост тысячи волков — зверь оскалился и, прыгнув, проглотил солнце, а луну лишь ударил лапой, и ночное светило угасло, точно факел в снегу.

Локи захохотал, торжествуя победу, вторя ему грохотом костей ужасного своего скелета; затряслась в безумном танце великанша Хель. Надменно озирая побежденных рубиновыми глазами и облизываясь далеко высунутым из пасти кроваво-красным раздвоенным языком, поднял голову Йормунганд[27].

Раздался оглушительный гром.

Наверное, Тор ударил Мьёльниром в самый большой бронзовый гонг, сзывая уцелевших братьев для последней отчаянной атаки на воинов Локи-.

Тело Фенрира содрогнулось в конвульсиях, и огромный желудок волка изверг проглоченное светило, в лучах которого, заливавших все вокруг ослепительно ярким светом тысячи восходов, появился грозный одноглазый старик в боевых доспехах. Одна только поступь его заставляла содрогаться врагов.

Но вот в руках великого Одина блеснул меч, и головы Фенрира и Йормунганда скатились к ногам бога-воителя. Великаны, точно прибрежный тростник, падали под ударами клинков его спутников, уцелевших богов и Героев.

— Так тебе понадобился мой глаз? — спросил Один единственного оставшегося перед ним врага — попятившегося в страхе рыжего гиганта. — Зачем он шуту? Ты был слепым, если надеялся, что сможешь одолеть меня в последней битве! Тебе вообще не нужны глаза! Получай!

Старик взмахнул мечом, пронзая им насквозь голову врага…

Взрыв потряс здание, и с той стороны, где положено находиться царским вратам, внутрь церкви ударил луч света, показавшийся особенно ярким в сгустившейся мгле.

— Ложись! — зашипел, приходя в себя, Богданов и, растопырив руки, столкнул на пол сразу всех: Зинаиду, Ирину и Славика. — Лежать! — рыкнул он и, не слушая жалобных протестов, принялся шарить по полу в поисках ТТ.

Из пыли, дыма, мельчайших частиц кирпича и штукатурки, клубившихся в ярких лучах автомобильных фар, врывавшихся в церковь с улицы, выросли три невысокие коренастые фигуры.





— Сдавайся, Крымов! — приказал один из троих мужчин властно. — Кралькович мертв! Нет нужды продолжать играть со мной в игры! Побереги парней и сам подумай — на нарах лучше, чем в гробу!

В ответ прозвучала автоматная очередь, потом еще одна.

Пришедшие, как тут же выяснилось, ждали, что в игры с ними играть все-таки станут, поэтому, раньше чем отгремели первые выстрелы, полуночные визитеры, прыснув в разные стороны, точно коты, залегли и немедленно открыли ответный, как принято выражаться, ураганный огонь.

Куда там Валентину с его четырьмя оставшимися патронами. И он, впрочем, постарался истратить то, чем располагал, по назначению, стреляя по свите «князя» Милоша из положения лежа. Враг бежал через дверь, но, судя по доносившимся с улицы звукам, далеко уйти присные Кралькозича не смогли. Стрельба стихла, освещение снова заработало, как прежде, озаряя картину разгрома тусклым, равнодушным ко всему светом.

Богданов встал. Он хотел было помочь подняться и женщинам, но не успел. Едва взглянув на спасителей, он буквально онемел от удивления.

— Вы…

— Я, — коротко поклонился невысокий широкоплечий старичок с полуприкрытым правым глазом. — К вашим услугам.

— Мист… Шар… п…

— Брось, Валя, к чему церемонии, мы русские люди. Шаронов я, Тимофей Кондратьевич.

— Он верно говорит, — кивнул подошедший Максим Викулович Чурганин, перекладывая в левую руку ППШ и в приветствии зажимая кисть Богданова в железные тиски. — А это Этьен, Степан по-нашему, — владелец старенького «запорожца» показал на третьего товарища и уточнил: — Степан Иваныч. А тот вон сын его, Арсюшка.

Рыжебородый, кудрявый, румянощекий Арсюшка (на вид «парнишке» за сорок, если не под пятьдесят) кивнул. Ввиду отсутствия у него ствола становилось понятно, что деды (вооруженные, за исключением Чурганина, современными АК) велели ему охранять тыл, что он и делал.

— Здрасьте, — произнес он негромко.

— Максим… — начал «Шарп» с укоризной, но Ирина, уже поднявшаяся с полу, оборвала его возгласом:

— Арсюша? Караимов?

Дрессировщик улыбнулся и пояснил:

— Это я по маме… У отца фамилия дворянская… Тогда строго было…

— А вы? — Ира внимательно всматривалась в «американца», не веря своим глазам. — Вы… Тот… ханыга? Ой, простите… Ведь это вы продали мне книжку, с вас все и началось!

— Не с меня, сударыня, не с меня, — возразил Тимофей Кондратьевич с притворной скромностью. — Или вы думаете, что мне тысяча лет? Уверяю вас, я не Мафусаил.

— Так вы… вы… получается, что вы следи… — Ирина наморщила лоб, и «Шарп» бросился спасать положение, повод как раз имелся.

— Сколько тебя учить, Максим? — строго произнес Тимофей Кондратьевич, обращаясь к Чургани-ну. — Сколько тебя учить, что сначала дамы. Да-мы. Старый уже, а все не запомнишь никак… — «Американец» нашел нужным внести некоторую ясность: — Это соседи мои, сябры, как Максим выражается, он — фронтовой разведчик, отличный подрывник, специалист, как вы только что имели возможность убедиться… — владелец «запорожца» сделал виноватое лицо. Шаронов продолжал: — Ветеран Отечественной, и Степан тоже — летчик бывший, в составе «Нормандии» фашистов сбивал, ну а от женских глаз сам пал сраженным… — Шаронов усмехнулся и, делая реверанс в сторону дам, добавил: — Наши женщины — не то что француженки, если любовь — то навек. Вот и стал Этьен Степаном… В общем, ты, Максим, не прав, — заявил «Шарп» под конец без всякого перехода.

Чурганин тем временем посмотрел на француза, на лице которого читалось: «Ну а я чего? Очередной разнос, дружище. Он же всегда командует, да ему и положено, как старшему по званию. Ты — старшина, я — капитан, а он, сам знаешь, полковник. К тому же и правда, сперва дамам надо представляться».

27

Огромный змей из свиты Локи.