Пожалуйста, избавьте от греха

– Пожалуйста. Замысел принадлежит мне, отбирал их мистер Вульф, а упаковывали мы с ним вместе. Считайте, что это попытка подкупа. Мистер Вульф полагает, что я разбираюсь в женщинах лучше, чем он, и хочет, чтобы я побеседовал с вами. Мне не кажется, что наша контора – лучшее место для встречи, ведь это то же самое, что пригласить вас, скажем… к окружному прокурору. Я мог бы приехать к вам, или мы могли бы встретиться в любом удобном для вас месте, или поужинать вдвоем в уютном кабинетике с розовыми стенами в ресторане «Рустерман». Как насчет сегодняшнего вечера? Принято считать, что женщинам нравится розовый цвет, как вам, без сомнения, известно. Я буду продолжать говорить, чтобы дать вам время поразмыслить над моим предложением; не думаю, что положительный ответ уже готов сорваться с кончика вашего языка.

– Он вообще не готов сорваться. Благодарю вас, но нет!

– Значит, розовые стены отменяются. У вас есть встречное предложение?

– У меня есть вопрос. Это миссис Оделл поручила вам поговорить со мной?

– Миссис Оделл ничего мне не поручала. Она подрядила Ниро Вульфа выполнить эту работу и попросила сотрудников КВС, начиная с мистера Эбботта и ниже, посодействовать ему. Вам это известно. Мы бы не хотели причинять хоть кому-либо неудобства. В данном случае – вам.

– Но миссис Оделл наняла Ниро Вульфа, а не вас.

– Я работаю у него.

– Я знаю. А я работаю у мистера Браунинга. Когда он хочет с кем-нибудь поговорить, он предпочитает вести беседу сам, а не через меня. Если мистер Вульф хочет поговорить со мной лично, то я не возражаю. В его конторе, разумеется. Когда мне лучше, прийти?

Смысла упираться не было. Я ответил сразу:

– Сегодня, в шесть вечера. Через полтора часа.

– Хорошо, я буду, – коротко ответила она и положила трубку.

Я прогулялся на кухню, налил себе стакан молока и сказал Фрицу:

– Со мной кончено. Я готов. Я лишился своей работы. Я теперь – бывший. Отработанный шлак.

Фриц стоял над большим столом и колдовал над утенком.

– Будет тебе, Арчи, – сказал он. – Он, конечно, рассказал мне про диету этой вульгарной женщины, когда я принес ему завтрак, но ведь пообедал-то ты по-человечески. Что еще могло случиться?

– Дело в другой женщине. Она плюет на меня вот в эту самую минуту. И только что оплевала по телефону.

– Значит, с ней кончено, а не с тобой. Ты не с той стороны подходишь. Переверни все наоборот.

– Черт побери! – Я уставился на него, словно видел впервые. – Ты рассуждаешь прямо как гуру.

Трудно было предсказать, что выкинул бы Вульф, если бы, спустившись в шесть часов из оранжереи, увидел в красном кожаном кресле незваную даму; поэтому, покончив с молоком, я взбежал вверх на три этажа, прошагал по проходам вдоль разукрашенных во все цвета радуги скамей с орхидеями, миновав последовательно комнаты с прохладным, умеренным и жарким климатом, распахнул дверь в питомник. Вульф и Теодор склонились над горшочками, наклеивая этикетки. Остановившись в нескольких шагах, я произнес:

– Это вовсе не нарушение правил. Дело не терпит отлагательства. Мы выкинули на ветер орхидеи стоимостью сорок долларов.

Вульф подождал, пока я закончу, и лишь потом повернул голову.

– Ты ее не нашел?

– Найти-то нашел, но лучше бы не искал. Когда она умрет – чем раньше, тем лучше – и вознесется на небеса, она не станет тратить драгоценного времени на Святого Петра, а обратится только к Всевышнему, с заглавной «В». Она придет к шести часам, чтобы поговорить с Вами, тоже с большой буквы. Я смиренно прошу прощения и согласен получать меньшее жалованье.

– Пф! Я согласен, что правила ты на сей раз не нарушил. – Вульф скорчил гримасу. – Скоро спущусь.

На обратном пути я приостановился, чтобы извиниться перед броутониями сангвинеа. А уже спускаясь по лестнице, я сообразил, что неплохо бы подослать к молоку подкрепление, завернул на кухню и налил себе в высокий стакан джин с тоником, добавил листочек мяты и капнул лимонного сока. Потом смешал такой же коктейль для Фрица. Мне остро недоставало общества.

Я думал, что она окажется пунктуальной или даже придет на пару минут раньше, но нет. Как-никак она была женщиной. Пришла она в восемнадцать минут седьмого, одетая в персиковую блузку с длинными рукавами и узкую коричневую юбку ниже колен. Обратилась дорогая гостья ко мне.

– Извините, я немного задержалась, – сказала она.

– Я тоже, – хмуро ответил я, не желая потакать гордячке.

Вульф не обсудил со мной тактику поведения, хотя спустился из оранжереи ровно в шесть, а ведь прежде он частенько советовался со мной о том, как вести себя с женщинами. Впрочем, вскоре он уже показал мне да и ей, что на сей раз помощники для задуманной им игры ему не требовались. Едва гостья уселась в красное кожаное кресло, он заявил:

– Добрый день, мисс Лугос. Спасибо, что пришли.

В следующую секунду, когда она закинула ногу на ногу и одернула юбку, он встал, дотопал почти до самой двери, потом круто развернулся и сказал:

– У меня дела на кухне. Мой помощник, мистер Гудвин, задаст вам несколько вопросов от имени миссис Оделл.

И был таков.

–Я удивлен не меньше, чем вы, – сказал я, – но эта выходка совершенно в его стиле. Никакого уважения к собратьям или сосестрам по разуму. Мне кажется, я уже говорил вам, что, по его мнению, я разбираюсь в женской натуре лучше, чем он. Он и вправду в это верит. Итак, реальность такова – мы с вами сидим в кабинете частного сыщика, который вы предпочли розовой комнате в «Рустермане». Если хотите чего-нибудь мокренького после тяжелого трудового дня, назовите – возможно, оно у нас и окажется.

Ее губы едва заметно дернулись.

– Мне бы следовало встать и уйти, – сказала она. – Но, пожалуй… Это только…

– Да, – согласился я. – Это только. В любом случае вы уже повели себя неправильно. По телефону вы растерли меня по стенке. Поставили на место. Отбрили. Но чтобы довести дело до конца, вам следовало отослать орхидеи обратно или даже принести их с собой. Если, конечно, вы не выбросили их в корзинку для мусора?

Хелен вспыхнула и поджала губы. Потом вдруг рассмеялась, да так заливисто и весело, что даже запрокинула голову назад. Кажется, я тоже довольно ухмыльнулся. Даже точно.

– Что ж, мистер Гудвин, – сказала она, – вы победили. Я не выбросила их в мусорную корзину. Они стоят в вазе. И я почти жалею, что не согласилась пойти с вами в «Рустерман». Но, как вы выразились, реальность такова. Поэтому задавайте вопросы.

Я стер с лица улыбку, – Хотите чего-нибудь выпить?

– Нет, благодарю.

– Тогда давайте начнем. Во-первых, мне кажется, вы слышали, что сказали в тот вечер те шестеро, когда мистер Вульф спросил их, где и как они провели тот уик-энд. Все ли они говорили правду?

– Не знаю. Откуда я могу это знать?

– Мало ли. Может, вы слышали, как Браунинг говорил что-нибудь такое, из чего следовало, что он вовсе не плавал на яхте с пятницы до воскресенья, или Кеннет Мир проговорился, что вовсе не лазил по горам в Вермонте. Судя по вашему виду, вы считаете, что я последний болван, коль скоро надеюсь, что вы ответите мне на подобные вопросы. Но это не так. В подобном расследовании только последний болван ожидает услышать полные и честные ответы на любой свой вопрос, но он тем не менее спрашивает. Вот, например, такой вопрос. Знал ли Деннис Коупс о привычке Кеннета Мира каждый день заглядывать в тот ящик и проверять, сколько там осталось виски?

– Вопрос довольно коварный. Он подразумевает, что Кеннет Мир каждый день залезал в ящик стола мистера Браунинга.

– Совершенно верно. Так это или нет?

– Нет. Насколько мне известно, это не так. Мистер Браунинг сам проверял, сколько у него осталось виски.

– А покупал виски он сам?

– Он покупает его коробками. Их привозят к нему домой, а на работу он приносит по две бутылки за раз.

– А Кеннет Мир пьет бурбон?

– Не думаю. Он предпочитает водку.

– А вы пьете бурбон?