Страница 9 из 22
— Тебе безразлично, красива вещь или нет, лишь бы от нее несло деньгами.
Виолетта поднялась, быстро, но грациозно.
— Ну и что, если я люблю роскошь? — В ее негромком голосе зазвучали резкие нотки. — Если бы ты родилась со вкусом к хорошим вещам и имела бы лишь те деньги, что зарабатываешь тяжким трудом, то испытывала бы те же чувства! — Длинной, умелой рукой она с презрением провела по своему платью. — Я даже одежду себе шью сама! А хочу… хочу носить парижские модели, хорошие меха, хочу каждую неделю делать прическу у Юджина и… да, хочу иметь все те замечательные вещи, ради которых стоит жить!
— Не надо из-за этого так шуметь, — посоветовала совершенно нерастроганная Антония. — У тебя все это будет, если Кеннет получит наследство.
— Конечно, получу, — раздраженно сказал Кеннет. — Тони, готовь побыстрее выпивку!
Она внезапно снова отставила бутылку джина в сторону.
— Не могу. Давай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом за ленчем. Надо позвонить ему.
Она сняла телефонную трубку и стала набирать номер.
— Не знаешь, он мне звонил?
— Не знаю. Вряд ли. Сколько джина ты наливаешь?
— Много… Алло, это квартира мистера Мезурье? Рудольф, это ты? Послушай, я очень сожалею по поводу ленча. Ты долго ждал? Но тут не моя вина. Право, не моя.
На другом конце провода возникла пауза. Потом мужской голос, тонкий, слегка гнусавый, неуверенно ответил:
— Тони, это ты? Я не все разобрал — было плохо слышно. Что ты сказала?
— Ленч! — четко произнесла Антония.
— Ленч? О господи! Совсем забыл! Извини! Как же я мог… Ума не приложу…
— Ты там не был? — спросила Антония.
Снова пауза.
— Тони, дорогая, очень плохо слышно. Не могу разобрать ни слова.
— Стукни по трубке. Ты забыл о ленче?
— Дорогая, простишь ли ты меня? — послышался умоляющий голос.
— Да, — ответила Антония. — Я тоже забыла. Поэтому и звоню. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…
— В Эшли-Грин?
— Да, почему это тебя так пугает?
— Не пугает, но что заставило тебя туда ехать?
— Не могу сказать по телефону. Приезжай сюда. И привези какой-нибудь еды; здесь почти ничего нет.
— Тони, я не могу понять, зачем ты поехала в Эшли-Грин. Что-нибудь стряслось? То есть…
— Да. Арнольд убит.
Опять пауза.
— Убит? — повторил Рудольф. — Господи! Ты имеешь в виду — умышленно?
— Конечно. Захвати холодного мяса или чего-нибудь еще и приезжай ужинать. Будет шампанское.
— Шам… О, прекрасно. Я хочу сказать — большое спасибо. Сейчас приеду, — сказал Рудольф Мезурье.
— Насколько я понял, — заметил Кеннет, профессионально сбивая коктейли, — твой жених едет сюда. Он будет дружелюбным?
— Надеюсь, — беспечно ответила Тони. — Рудольф просто не выносил Арнольда.
Глава пятая
В квартире Верекеров гостиную заменяла большая студия. Ужин накрыли на конце черного дубового стола, предварительно убрав оттуда хлыст для собак, два тюбика краски, газету «Обсервер» (открытую на странице с кроссвордом, составленным человеком, взявшим псевдоним Торквемада), словарь Чеймберса, атлас газеты «Таймс», том Шекспира и оксфордский сборник стихотворений. Пока Мергатройд ходила на кухню и обратно со стаканами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на недорешенный кроссворд и по обыкновению заявил на свой неизменный манер, что будь он проклят, если возьмется еще хоть за один. Рудольф Мезурье, приехавший с телятиной, мясным пирогом и половиной ковриги хлеба, сказал, что знает человека, который решил весь кроссворд за двадцать минут. Виолетта, старательно пудрясь перед венецианским зеркалом, сказала, что для решения таких кроссвордов нужно иметь разум Торквемады.
— Откуда взялись эти бутылки? — спросила Мергатройд, потрясенная видом роскошных золотистых горлышек.
— Остались от вечеринки у Фрэнка Кру на прошлой неделе, — объяснил Кеннет.
Мергатройд громко фыркнула и с громким стуком поставила блюдо на стол.
— Надо же, — сказала она. — Можно подумать, что это уже поминки.
Гости почувствовали себя скованно. Виолетта поджала красивые губки и откашлялась. Рудольф Мезурье поправил галстук и робко произнес:
— Ужасная история с мистером Верекером. Это кажется просто невероятным.
Виолетта грациозно повернулась и одарила его медленной, обаятельной улыбкой.
— Да, кажется, правда ведь? Я его не знала, но мне жутко об этом думать. Не думаю, что Тони и Кен полностью это осознали.
— Не думаешь, моя милая? — насмешливо произнес Кеннет.
— Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верекеру, когда он был жив, думаю, ты мог бы по крайней мере притвориться опечаленным.
— Это бессмысленно, — сказала Антония, доставая маслины из высокой банки. — Принимай нас, Виолетта, такими, какие мы есть. Кеннета не отучишь говорить то, что придет ему в голову.
— Не думаю, что это хороший план, — холодно ответила Виолетта.
— Это только из-за его слов, что твоя зеленая шляпка похожа на курицу в обмороке. К тому же это не план: это диагноз. Маслину, Рудольф?
— Спасибо. — Мезурье отошел в дальний конец комнаты и присел на угол обеденного стола. Взяв маслину с конца штыка, которым девушка добывала их из банки, он вполголоса спросил: — Как это произошло? Почему ты там оказалась? Я никак не могу понять.
Она твердо выдержала его взгляд.
— Из-за нас с тобой. Я написала ему, что мы хотим пожениться, решив, что он будет рад и, возможно, сделает нам щедрый подарок.
— Да, я знаю. Жаль, что сначала ты не посоветовалась со мной. Я не представлял…
— Почему? — перебила его Антония. — Передумал?
— Нет-нет! Что ты! Дорогая, я без ума от тебя, но сейчас не время. Ты знаешь, я на мели, и такой человек, как Верекер, сразу бы пришел к мысли, что мне нужны твои деньги.
— Никаких денег у меня нет. Нельзя назвать деньгами пять сотен в год. К тому же в этом году несколько фирм не платят дивидендов, так что я почти нищая.
— Да, но у него-то деньги были. В общем, я жалею, что ты так поступила, потому что это ставит меня в неловкое положение. Надеюсь, не очень неловкое, но непременно выяснится, что мы повздорили в тот день, когда он был убит.
Антония посмотрела в другой конец студии на другую пару. Они как будто были поглощены ссорой. И она спросила без обиняков:
— Откуда ты знаешь, когда он был убит?
В темно-синих глазах Рудольфа, окаймленных черными ресницами, появилось испуганное выражение.
— Я… разве ты мне об этом не говорила?
— Нет, — отрезала Антония.
Он издал неуверенный смешок.
— Но ты сказала. По телефону. Ты забыла. И все же мое положение, ты же понимаешь, не так ли? Конечно, в сущности, это не важно, но у полицейских непременно возникнут подозрения, а оказаться замешанным в чем-то мне бы не хотелось — в моем положении нужно быть осмотрительным.
— Не беспокойся, — сказала Антония. — Это меня подозревают полицейские. Я там была.
— Тони, я тебя не понимаю. Почему ты там была? Что привело тебя туда? Месяцами не разговаривала с Верекером, а потом вдруг понеслась в коттедж «Риверсайд» на выходные — никакого смысла тут я не вижу.
— Смысл есть. В субботу утром Арнольд отправил мне из конторы отвратительное письмо, которое я в тот же день получила. И поехала поговорить с ним по этому поводу.
— Ах, моя дорогая! — сказал Мезурье, благодарно пожимая ей руку. — Можешь не рассказывать. Он написал обо мне что-то клеветническое. Могу представить! Только не нужно было делать этого, милая. Я могу сам за себя постоять.
— Да, наверное, можешь, — ответила Антония, — но все равно я не хотела позволять Арнольду распускать о тебе ложь.
— Дорогая! Что он тебе сказал?
— Он мне ничего не сказал, потому что мы не виделись. Написал несколько страниц чуши о том, что очень скоро пойму, за какого подлеца собираюсь замуж, что ты негодяй, вор и все такое прочее.
— Черт возьми, он был свиньей! — воскликнул Мезурье, покраснев. — Само собой, понимал, что через год не сможет воспрепятствовать нашему браку, поэтому пытался очернить меня перед тобой. Письмо у тебя?