Страница 18 из 22
— Сказала следующее: что бы ни говорили другие, она готова взойти на гору и публично поклясться, что мастер Кеннет в полночь в субботу преспокойно лежал в своей постели и спал сном младенца.
— Так и сказала? — спросил Ханнасайд с легким удивлением.
— Не покажу под присягой, что буквально так, — ответил, не смущаясь, сержант. — Может быть, я передал их чуть поэтичнее. Но суть такова. А по вашим словам, этот мастер Кеннет признает, что бродил по городу до четырех часов. Создается путаница, сэр. Похоже, они не согласовали между собой вопрос об алиби.
— Не вижу тут ничего особенного, — сказал Ханнасайд. — Вполне очевидно, что положение юного Верекера очень шаткое, и если эта Мергатройд преданная старая служанка, то ее слова — просто доблестная попытка защитить его, какой вполне следовало ожидать.
— Супер, я этого не отрицаю. Согласен, это так. Но суть в том, что старушка испугана. Боится, что убийство совершил юный Верекер. Будь она уверена в его невиновности, так оторвала бы мне голову за то, что смею подозревать ее любимца.
Ханнасайд поставил чашку.
— Послушай, она так сказала или нет?
— Не говорила. Это моя мысль, сэр. Я понял, что она бы так поступила.
— Почему?
— Психология, — ответил сержант, рассеянно беря четвертый бутерброд.
— Перестань, — грубовато сказал начальник. — Что ты узнал о шофере Верекера?
— Убил не он. Забудьте о нем, сэр. Я расскажу вам, что он делал в субботу.
— Не трудись. Напишешь это в рапорте. А я, пожалуй, нанесу визит мисс Верекер.
Сержант с глубокомысленным видом приподнял бровь:
— Из-за нечистого на руку Рудольфа? Она получает письмо от Арнольда, где говорится о том, что Мезурье подделывает счета, и Арнольд грозится уничтожить его, едет в Эшли-Грин просить за жениха, а когда видит, что это бесполезно, закалывает жестокого единокровного брата. Я понять не могу, как она посадила его в колодки, но, судя по тому, что узнал о Верекерах, они выкинули бы шутку именно в этом духе и сочли бы ее очень забавной. У меня другое чувство юмора, но все люди разные. Поразительно, что посетители как-то выходят из этого чайного заведения — этих девиц со счетом не дозовешься. Я пытаюсь привлечь взгляд крашеной рыжей красотки вот уже десять минут. Сэр, я знаю, что мне теперь делать. Заняться проверкой этого Рудольфа. — Сержант проницательно посмотрел на начальника, он часто работал с ним и знал его. — Ведь вас беспокоит Рудольф?
— Да, — ответил Ханнасайд. — Он и похож и не похож на убийцу. Выясни, Хемингуэй, все, что сможешь.
Сержант кивнул:
— Непременно, сэр. Только он не мог этого сделать. Я так думаю. Послушай, Глэдис — Мод — Гвендолин, как там тебя, — скажи мне вот что: ты угощаешь нас этим чаем?
— Еще чего! У тебя не хватит смелости уйти, не расплатившись! — хихикнув, ответила официантка.
— Я только спрашиваю, потому что ты как будто боишься принести счет, — сказал сержант.
— Сам ты боишься! — парировала развеселившаяся официантка.
Глава девятая
Мергатройд, открыв дверь суперинтенданту Ханнасайду, недвижимо встала на пороге и вызывающе поинтересовалась, что ему нужно. Он спросил, дома ли мисс Верекер, и услышал в ответ:
— Может быть. Назовитесь, пожалуйста, и скажите, какое у вас дело.
В его глазах замерцали искры.
— Моя фамилия Ханнасайд, и дело у меня к мисс Верекер.
— Я прекрасно знаю, откуда вы, — сказала Мергатройд. — Сегодня у нас уже был один из ваших, и с меня хватит. Если полиция оставит нас в покое, будет лучше для всех.
Она посторонилась, пропуская Ханнасайда, и повела его по крохотному коридору в студию.
— Мисс Тони, это опять полицейский, — объявила она. — Думаю, вам лучше поговорить с ним.
Антония сидела возле окна, у ее ног лежали две собаки. Билли узнал суперинтенданта и оживленно завилял хвостом: однако его дочь, Джуно, поднялась с рычанием.
— Кто говорит, что у собак нет разума? — угрюмо произнесла Мергатройд.
— Тихо, Джуно! — скомандовала Антония. — О, это суперинтендант! Значит, я снова подвергнусь допросу. Хотите чаю?
— Спасибо, мисс Верекер, я уже пил чай, — ответил Ханнасайд, глядя на большой холст на мольберте.
Антония любезно сказала:
— Это «Утренний ветерок», новая картина моего брата. Она еще не закончена.
Ханнасайд подошел поближе к холсту.
— Ваш брат сказал мне сегодня, что его руки стоят больше, чем все богатства вашего единокровного, — заметил он.
— Да, Кеннет о себе высокого мнения, — согласилась Антония. — Если собираетесь часто видеться с ним, придется привыкнуть к его бахвальству.
— Знаете, я думаю, что, возможно, он прав. Я, конечно, не разбираюсь в искусстве, но…
— Оставьте! — взмолилась Антония. — Так говорят из лучших побуждений все идиоты. Мергатройд, чего ты там стоишь?
— А разве вам не нравится, что я осталась? — угрюмо спросила служанка.
— Нет, не нравится. Ты уже подвела Кеннета своим враньем, будто в полночь он лежал в постели.
— Я буду стоять на своем, — ответила Мергатройд.
— Какой в этом смысл, если тебе никто не верит? — рассудительно сказала Антония. — Хотя бы не стой там, это меня отвлекает.
— Ладно, если понадоблюсь, вы знаете, где я, — ответила Мергатройд и ушла.
— Садитесь, — пригласила Антония. — Что вы хотите узнать?
— Что было в том письме, — незамедлительно ответил суперинтендант.
— В каком? А, в полученном от Арнольда! Ничего особенного.
— Если ничего особенного, почему вы его уничтожили?
— Это было такое письмо.
— Какое?
— Какие уничтожают… Послушайте, мы начинаем говорить, словно вздорные комедианты! — заметила Антония.
— Очень похоже, — невозмутимо согласился суперинтендант. — Вы уничтожили его, потому что там содержалось серьезное обвинение против Рудольфа Мезурье?
Антония насторожилась.
— Нет.
— Вы твердо в этом уверены, мисс Верекер?
Антония подперла руками подбородок и нахмурилась:
— Жаль, не могу вспомнить, что я говорила в том мерзком полицейском участке. И готова раскаяться, что сожгла это письмо. Вы, похоже, думаете, что оно было очень важное, а на самом деле ничего подобного. Там была только ненависть к Рудольфу.
— Никаких конкретных обвинений?
— Никаких. Арнольд просто выискивал в словаре синонимы слова «негодяй» и вставлял их в письмо.
— Мисс Верекер, вы говорите, что там не было конкретных обвинений, но разве деловой человек вроде вашего единокровного брата стал бы угрожать возбуждением судебного дела против другого человека без определенных причин?
— Все дело в том, всерьез он собирался так поступить или просто пугал? — выпалила, утратив бдительность, Антония. — И я поехала, чтобы это выяснить. — Она умолкла и гневно вспыхнула. — Черт вас возьми, вы нечестно играете!
— Я не играю, мисс Верекер.
Она быстро подняла голову, уловив в его голосе суровую нотку. Но не успела заговорить, потому что Ханнасайд продолжал:
— Арнольд Верекер написал вам, пытаясь воспрепятствовать вашей помолвке с Мезурье. По вашим словам, без всякой на то причины. Но вы признали, что он грозился привлечь Мезурье к суду за какое-то преступление, и признали также, что это письмо вас сильно разгневало.
— Еще бы! — раздраженно воскликнула она. — Оно разгневало бы кого угодно!
— Может, оно еще и встревожило вас?
— Нет, с чего бы? Я не боялась Арнольда.
— Это понятно, но разве вы не тревожились за Мезурье?
— Нет, потому что не восприняла письмо всерьез.
— Вы восприняли его настолько всерьез, что в тот же день поехали в Эшли-Грин.
— Я только хотела узнать, что Арнольд имеет против Рудольфа, и заставить его прекратить распространять о Рудольфе грязные слухи.
— Как вы собирались это сделать, мисс Верекер?
Она задумалась.
— Не знаю. То есть плана не составила.
— Итак, вы до такой степени разозлились на него, что сразу же сели в машину и поехали в Эшли-Грин, не имея ни малейшего представления, что будете делать по приезде туда?