Никогда не покидай меня

— Завтра поговорю с Мардж.

— Может быть…

Она колебалась.

— Может быть, тебе следует немного подождать для уверенности.

— Я и сейчас уверен, — твердо заявил я. — Не стоит тянуть. Это только все затруднит.

— Что ты ей скажешь? — спросила она.

Я собрался ответить, но Элейн поднесла палец к моим губам.

— Нет, — промолвила она. — Не говори мне. Не хочу ничего слышать. Ты скажешь ей то, что втайне боится услышать каждая женщина. Мы живем со страхом, что однажды он придет и скажет, что разлюбил. Я не желаю слышать, что ты ей скажешь. Только обещай мне одну вещь, дорогой.

Она заглянула в мои глаза.

— Что? — спросил я.

— Будь к ней добр, — прошептала она. — И никогда не говори об этом со мной.

— Обещаю, — сказал я, целуя ее в лоб.

— Я никогда не надоем тебе, Бред?

— Никогда, — ответил я, и тут зазвонил телефон.

Застигнутые этим звонком врасплох, мы отпрянули друг от друга. Телефон ожил впервые за этот уикэнд.

Элейн вопросительно посмотрела на меня.

— Кто это может быть? — произнесла она. — Никто не знает, что этот уикэнд я провожу дома.

Она встала и подняла трубку.

— Алло, — сказала Элейн.

Из трубки донесся чей-то голос. На лице Элейн появилось странное выражение.

— Нет, что вы, я его не видела, — сухим, сдержанным тоном произнесла она и как-то странно посмотрела на меня.

В трубке снова зазвучал голос. Глаза Элейн широко раскрылись, в них появилась боль. Та боль, которую я заметил в них, когда мы познакомились. Она на мгновение сомкнула веки и покачнулась.

Я вскочил с ковра и обнял Элейн.

— Что случилось? — прошептал я.

Ее лицо выражало муку.

— Мистер Ровен, — внезапно упавшим голосом произнесла Элейн. — Он здесь. Сейчас я передам ему трубку.

Она протянула ее мне.

— Папа? — сказал я в микрофон, глядя на удаляющуюся Элейн.

Он старался сдерживать свое волнение.

— Мардж попросила меня разыскать тебя. Твой сын серьезно болен. Она полетела к нему.

Я почувствовал, как пол закачался под моими ногами.

— Что с ним?

— Полиомиелит, — отозвался отец. — Он в больнице. Мардж сказала, что ты должен молиться за нас всех.

На мгновение я потерял дар речи.

Его голос испуганно зазвучал в трубке.

— Бред! Бред! С тобой все в порядке?

— Да, — откликнулся я. — Когда Мардж вылетела?

— Сегодня днем. Она велела мне связаться с тобой.

— Где Джини? — спросил я.

Я услышал щелчок.

— Я здесь, папа, — произнесла она.

— Положи трубку, маленькая чертовка! — закричал отец.

— Ничего, папа, — сказал я.

Она, должно быть, находилась у второго аппарата, в спальне. Рано или поздно Джини все равно узнала бы о болезни брата.

— Как ты себя чувствуешь, милая?

Она заплакала в трубку.

— Спокойно, детка, — ласково произнес я. — Слезами горю не поможешь. Я немедленно отправлюсь туда и выясню, что можно сделать.

— Правда, папа?

Ее голос заметно ожил.

— Ты нас не оставляешь?

Я закрыл глаза.

— Конечно, нет, малышка. А теперь положи трубку и спи. Мне надо поговорить с дедушкой.

Голос Джини зазвучал еще бодрей.

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, милая.

В трубке снова щелкнуло.

— Папа, — сказал я.

— Да, Бернард.

— Я выезжаю. Ты не хочешь что-нибудь передать Мардж?

— Скажи ей, что я молюсь вместе с тобой.

Я положил трубку с чувством горечи. Мардж не позвонила, потому что она знала. Отец позвонил, потому что он знал. Я обманывал лишь самого себя.

Я подошел к Элейн.

— Слышала?

Она кивнула.

— Я отвезу тебя в аэропорт.

— Спасибо.

Я направился в ванную.

— Мне надо одеться, — глупо сказал я.

Она ничего не ответила. Повернулась и исчезла в спальне. Спустя несколько минут вышла оттуда одетой.

Завязывая галстук, я посмотрел на Элейн в зеркало.

Узел получился неважный, но сейчас меня это не волновало.

Ее лицо выражало сочувствие.

— Мне очень жаль, Бред, — сказала она.

— Говорят, если вовремя начать лечение, эта болезнь не опасна.

Элейн кивнула.

— Теперь врачи справляются с ней гораздо лучше, чем когда…

В ее глазах снова появилась боль.

— Дорогая.

Повернувшись, я прижал Элейн к себе.

Она оттолкнула меня.

— Торопись, Бред.

Возле трапа я поцеловал ее.

— Я позвоню тебе, дорогая.

Она заглянула в мое лицо.

— Я — и она, — печально сказала Элейн. — Я приношу несчастья тем, кого люблю.

— Не говори глупости. Тут нет твоей вины.

Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня.

— Не знаю…

— Элейн! — резким тоном произнес я.

Ее мысли вернулись издалека.

— Я буду молиться за его здоровье.

Повернувшись, она побежала к машине.

Я поднялся в самолет и отыскал свободное место у окна. Уткнулся в иллюминатор, но не увидел Элейн. Моторы взревели. Я наклонился вперед и обхватил голову руками. В моем сознании крутилась одна безумная мысль. Если тут и была чья-то вина, то не Элейн, а моя.

Что сказано о грехах отцов?

Глава 31

Почти в полночь по среднеамериканскому времени я назвал свою фамилию девушке в голубой форме, сидевшей за стойкой больничной регистратуры. Пока она рылась в картотеке, я снял пальто. Через приоткрытую дверь увидел, как разворачивается такси, на котором я приехал из аэропорта.

Мимо стойки прошла монахиня в серой рясе.

— Сестра Анжелика, — окликнула ее девушка.

Монахиня обернулась.

— Да, Элизабет?

— Это мистер Ровен. Вы не проводите его в восемьсот двадцать вторую палату? Там лежит его сын.

Лицо монахини было добрым.

— Пожалуйста, идите за мной, — тихо сказала она.

Мы подошли к лифту.

— После десяти лифтеры уходят, — как бы извиняясь, сказала она и нажала кнопку.

Покинув кабину на восьмом этаже, мы зашагали по выкрашенному голубой краской коридору. Дойдя до просторного холла, свернули в другой коридор. В конце его я увидел маленькую фигурку, ссутулившуюся возле одной из дверей.

Я бросился вперед.

— Мардж! — закричал я.

Когда я приблизился к ней, она подняла свое лицо с резко обозначившимися от утомления и тревоги морщинками.

— Бред! — глухо вымолвила она.

Это был голос человека, пролившего за день немало слез.

— Бред, ты здесь!

Она покачнулась; я поддержал ее.

— Что с ним? — взволнованно спросил я.

Мардж заплакала.

— Не знаю. Доктора говорят, что пока ничего сказать нельзя. Кризис еще не наступил.

Она поглядела на меня, и ее серые глаза напомнили мне об Элейн. В них была та же боль.

Я не мог смотреть в эти глаза. Перевел взгляд на закрытую дверь.

— К нему можно зайти? — спросил я.

— Они разрешили заглянуть в полночь, — ответила Мардж.

— Уже почти двенадцать.

Я повернулся к монахине.

— Позову доктора, — сказала она, зашагала по коридору и исчезла в одной из комнат.

— Тебе лучше посидеть.

Я подвел Мардж обратно к дивану и сел рядом с ней.

Ее лицо было бледным, осунувшимся. Я зажег сигарету и протянул ее Мардж. Она нервно затянулась.

— Ты что-нибудь ела? — спросил я.

Она покачала головой.

— Не могу. Нет аппетита.

В коридоре послышались шаги. Мы подняли головы.

Сестра Анжелика возвращалась с врачом.

— Можете зайти, — мягко сказал он. — Но только на минуту.

Доктор открыл для нас дверь.

Мы молча переступили через порог. Увидев сына, Мардж ахнула, ее ногти впились в мою руку.

Его тело было закрыто аппаратом искусственного дыхания; мы увидели только макушку Бреда. Густые черные волосы блестели и казались жирными. Лицо было белым, веки — плотно сомкнутыми. Тонкая трубка шла от его носа к баллону с кислородом. Бред дышал тяжело, неровно.

Мардж шагнула вперед, чтобы коснуться сына, но доктор шепотом остановил ее.