Страница 42 из 66
Причины для выпивки были все те же: вероятность скорой гибели и внутреннее смятение, близкое к состоянию «а черт с ним».
Арик прислонился плечом к косяку. Он был так высок, что едва помещался в дверном проёме.
— Uz veselibu.
— Что это значит?
— Твоё здоровье, — мы сделали по глотку, — эта встреча, видимо, очень важна для смертного, раз он рискнул оставить нас вдвоём.
— Джек доверяет мне.
— Если бы и ты могла ответить ему тем же.
Я нахмурилась.
— Зачем ты постоянно его задеваешь?
— Потому что он постоянно дает мне повод, — Арик сделал длинный глоток из своей бутылки.
— Ты называешь его пьяницей, но сейчас мы и сами пьём. Ты вообще большой любитель водки.
— Но я не ношу с собой бутылку.
— Нет. Ты просто куришь опиум века напролёт.
Изогнув губы в улыбке, он сказал:
— Вот почему тебе ничего не стоит рассказывать.
— Как, например, кто мои заклятые враги?
Он улыбнулся еще шире.
— Неужели мне не дождаться прощения?
— Всего несколько дней назад Джек был в плену у Любовников. Я до сих пор не знаю, что они с ним сделали... но могу с уверенностью сказать, что он многое испытал. Ему и без твоих выпадов пришлось несладко.
Оживление Арика сошло на нет.
— Я просто отплачиваю ему той же монетой.
— Поставь себя на место Джека. Человек со смертельным прикосновением изводил его девушку, и она понятия не имела почему. А потом забрал ее. Насильно. Чтобы ты сделал, если бы кто-то так со мной обошелся?
Выражение его лица говорило само за себя.
— В любом случае, ты ведь намного старше его, так почему бы тебе не вести себя немного более по-взрослому?
— По-взрослому? Знаешь, между играми я не старею не только физически, но и психически.
— Я не понимаю.
— Я вхожу в своеобразное оцепенение, — сказал он, глядя мимо меня, — столетия между играми проходят как один долгий сон. Игры похожи на краткое пробуждение среди ночи, вызванное ощущением угрозы и опасности, после которых я снова соскальзываю в сон.
Боже мой, его существование было ужасным. А тут ещё и я появлялась каждые несколько столетий, чтобы окончательно разрушить его жизнь. Я сделала долгий глоток.
Но я не могу и дальше чувствовать вину за поступки, совершенные другими своими сущностями. И не буду.
— Мне жаль, что так сложилась твоя жизнь. Я хотела бы, чтобы всё было по-другому. Чтобы я была другой. Но я отказываюсь расплачиваться за то, что сделала в прошлых играх.
Это словно привело его в чувства.
— Значит, отказываешься?
— В первую нашу встречу ты пронзил меня мечом. Иначе говоря, ты это начал. Ты не спрашивал, хочу ли я выйти за тебя замуж, ты велел мне сделать это. Я просто действовала по обстоятельствам.
— Я тебя понял.
Вот уж чего действительно не ожидала услышать.
— Императрица, давай начнем все сначала.
Поднеся бутылку к губам, я сказала:
— Я ещё ничего не решила.
Он разочарованно вздохнул:
— Смертный не сможет обеспечить тебя так, как я. Я предоставлю тебе дом. Неужели он думает, что ты будешь жить в том занюханном форте?
Я стала на его защиту:
— Джек планирует отстроить для меня Хэйвен.
На лице Арика промелькнула ярость. Но он овладел собой так же быстро, как делал все остальное, оставив эмоции кипеть внутри.
— Если ты чего-нибудь пожелаешь, просто скажи мне. И ты это получишь. Скоро ты сама в этом убедишься.
Я напряглась. Он имел в виду подарок, о котором упоминал? Туза в рукаве? Я почти боялась узнать, что это было.
Что, если Арик мог закончить игру? Расстроить механизм?
— Дэво никогда не будет понимать тебя так, как я. Как может только другой Аркан.
Арик заменил мою бутылку на новую, потому что эту я ее уже опустошила.
— Возможно. Но мы связаны другими узами, — я подумала о ленте, которую он хранил все это время, той, что сейчас лежала у меня в кармане. Вспомнила о нашей общей тоске по дому.
— Так же, как и мы. Мы связаны узами брака, — Арик отставил бутылку и подошёл ко мне, — я считаю тебя своей. Ты не представляешь, какое бесчисленное количество раз в день мне приходится бороться с желанием прикоснуться к собственной жене.
Огонь в его глазах только начал разгораться. Сейчас его взгляд напоминал не столько сияние звёзд, сколько восход солнца.
Неужели придет время, когда я совсем уже не смогу вспомнить, как выглядит восход солнца?
Он пахнул так по-рыцарски: дождём, сталью и мужчиной. У меня подкосились ноги. Когда он был без доспехов, я всегда улавливала нотки хвои и сандалового дерева.
Он втиснул бедра между моими коленями и, приблизив своё лицо к моему, сказал:
— Если бы ты знала, что творится у меня внутри... меня переполняют чувства, которых я никогда не испытывал, за все двадцать веков своей жизни.
Я тяжело сглотнула. Так как не знала, хотела ли я услышать то, что он собирался сказать.
Его глаза светились все ярче и ярче. И когда пламя охватило их полностью, он прохрипел:
— Я люблю тебя, и ты меня любишь.
Не в силах отвести взгляд от его губ, я вспоминала, как целовала их мягкий изгиб.
— С чего ты взял?
Мой голос прозвучал как-то отстраненно.
— Моя жестокая Императрица защитила меня прежде, чем покинуть наш дом. Твоя забота говорит о многом, — его лицо озарила гордость, — от каких врагов ты защищала меня, маленькая жена?
Я растерянно ответила:
— Я не знаю, ясно? Ты сам говорил, что всегда был мишенью.
Он прижал губы к моему лбу, словно в благодарность. А когда отстранился, подарил мне настоящую улыбку: не самодовольную усмешку, не скупую полуухмылку. Такую я видела всего несколько раз.
И она была сокрушительной.
Я задрожала.
— Признай, когда ты после моего отравленного поцелуя тянулся к противоядию, то думал, что я дала тебе смертельную дозу.
— Признаю. Но когда я очнулся, то поплатился за свои сомнения.
— Поплатился? Поплатился? Той ночью ты разбил мне сердце! И даже не заметил — или не захотел заметить — как мне было больно!
— Когда я понял, что твое увлечение смертным не прошло, то решил... проверить чувствуешь ли ты что-то столь же сильное и ко мне.
В ту ночь он тоже меня проверял!
— И что, если бы я поддалась?
Его рот слегка приоткрылся, словно он мечтал об этом прямо сейчас.
— Не могу поверить, что говорю такое, но я даже рад, что этого не случилось. Ты сказала, что возненавидишь меня. Тогда я тебе не поверил, но верю сейчас. Мне не стоило ставить тебя в такое положение.
— Проверка – не оправдание. В принуждении ничего хорошего нет.
Он отстранился от меня и запустил пальцы в волосы.
— Тогда научи меня, что хорошо. Я неопытен в семейной жизни, но ты знаешь, как быстро я учусь. Я сумею стать таким, как ты хочешь.
— Не думаю, что этому можно научиться. Это должно быть частью твоего естества, частью тебя самого.
— Воспитание и прошлое определили мой характер, но я готов меняться. Вступая в каждую новую игру, я приспосабливался, и даже к разным эпохам.
Эпохам? Как он это выдерживал? Находясь так близко, я почти физически ощущала его тоску. Чувствовала мучительное одиночество, что его переполняло.
Я вспомнила его дом — музей безжизненных коллекций. Вот почему он так трепетно относится к своим сокровищам, этим пережиткам прошлого, потому что это всё, что у него есть... всё, что он когда-либо надеялся иметь.
— Арик, возможно, бескорыстие тебе чуждо. Ты даже сексом со мной хотел заняться с умыслом. Что если бы я не заметила, что ты был без презерватива? — это вспоминание распалило мою ярость. — Ты действовал у меня за спиной... хотел обмануть меня.
— Я и не думал тебя обманывать, sievā. Не было никакого умысла.
— Этой беременностью ты распланировал всю мою жизнь и даже не удосужился мне об этом сообщить.