Мой вишневый садик

РОЗОВ. Здравствуй, дядя Ваня. И ты сюда пришел? Пришел на свадьбу того, кто разрушит твой дом? Вспомни свои цветы! Ты обносил их изгородью, ты не позволял там бегать кошкам, собакам и детям! И теперь равнодушно смотришь, как ломают изгороди и вытаптывают последние цветы!

ВОТКИН. Всему свой срок, Витя. Дом устарел, дом отжил свое. Старое старится, бубны-козыри, молодое... Молодое тоже, в общем, старится. Что поделываешь, Витя?

МИНУСИНСКИЙ. Погнали Витеньку из хирургов! Вырезал кому-то гланды вместо аппендицита - и дисквалифицировали!

РОЗОВ. Врешь!

МИНУСИНСКИЙ. Руки-то дрожат с похмелья, вот он и попал ножиком вместо живота в горло.

РОЗОВ. Врешь!

МИНУСИНСКИЙ. Теперь он фотограф. Снимает на улицах, на свадьбы приглашают, на похороны. Ты как фотограф здесь?

РОЗОВ. Дядя Ваня, обрати внимание! Что делает русский человек, когда у него нечиста совесть? Кается? Мучается? Нет! Он притворяется еще более бессовестным, чем есть на самом деле! А где жених? Где этот иуда? Где этот престарелый новобрачный? Как он посмел устроить свою пошлую свадьбу в этом святом месте?

Увидел вошедшую ЕЛЕНУ.

Лена! Богиня! Свет в окошке!

ЕЛЕНА. Позавчера виделись.

РОЗОВ. Зачем ты пришла? Он посмел тебя пригласить? Ты знаешь, что у него свадьба тут?

ЕЛЕНА. Знаю. Он мне сказал. Не пригласил, просто сказал. Конечно, я не собиралась приходить. Бывшая жена приходит на свадьбу - смешно. Потом я подумала: что за комплексы? Я люблю его до сих пор, хотя и выгнала его в свое время. Он мне дорог. Почему я должна это скрывать и стесняться этого? Я спросила себя: хочу я пойти на эту свадьбу? И ответила себе: да, хочу. Я хочу на это посмотреть. И я не стала притворяться перед собой, я пришла.

РАНЯЕВА. Конечно, если некоторые никакой гордости не имеют...

РОЗОВ. Молчи, женщина!.. Извините... Вы кто?

РАНЯЕВА. Мать невесты, несмотря на возраст и внешний вид.

РОЗОВ. Тем более! Должны уважать. Вы сказали про гордость. Знали бы вы, что это самая гордая женщина на свете! ( Целует Елене руку. ) Леночка, уходи отсюда. Не надо...

ЕЛЕНА. Я останусь, Витя. Я хочу.

РОЗОВ. Ты знаешь, они ведь хотят стереть с лица земли этот дом.

ЕЛЕНА. Давно пора. Клоповник. Трубы текут, потолки трескаются, зимой холодно, летом жарко, мусоропровода нет...

РОЗОВ. Хорошо. Оставайся. Я тоже останусь. Я его поздравлю. Я плюну ему в рожу!

Появляются АЗАЛКАНОВ И НЕВЕСТА.

АЗАЛКАНОВ. Ну, плюй, Витенька!

РОЗОВ (подходит, смотрит на Азалканова, обнимает его). Сволочь ты, сволочь... Твоя невеста? Как зовут?

НЕВЕСТА. Зоя.

АЗАЛКАНОВ. Вообще-то...

НЕВЕСТА. Зоя меня зовут, Зоя!

АЗАЛКАНОВ. Ну, пусть.

РОЗОВ. Ничего девка. При фигуре, смазливая, дура, естественно. То, что ты хотел.

РАНЯЕВ. Слушай, зять, мне этот попрыгунчик на нервы действует. Он твой друг? Тогда пусть ведет себя по-дружески! Вы где бродили-то? (Невесте.) Все платье изгваздала.

НЕВЕСТА. Изгваздаешь тут.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Лена.

ЕЛЕНА. Здравствуй.

АЗАЛКАНОВ. Пришла? Спасибо.

РАНЯЕВА. Вот люди! Сроду не видала таких! Бывших жен на свадьбу приглашают! Да свадьба-то будет или нет? Или пошутили - и пойдем куда-нибудь в нормальное место? Можно даже ко мне, только других гостей подождать. Джон, ты как?

АЗАЛКАНОВ. Свадьба будет здесь. А ждать никого не надо.

РАНЯЕВА. Это то есть как? А сестра моя с мужем, а тетки мои двоюродные, а женщины с работы? С моей только стороны человек двадцать названо!

АЗАЛКАНОВ. Обойдутся. (Идет к двери, закрывает.) Все, кворум. Можно приступать. (Елене.) Познакомься, это моя невеста.

ЕЛЕНА. Я поняла. (Невесте.) Елена Петровна. Бывшая его жена, но вы не беспокойтесь.

НЕВЕСТА. А я и не беспокоюсь. Очень даже приятно познакомиться. Зоя.

АЗАЛКАНОВ. Ты ошибаешься. Тебя тоже Леной зовут. Ты же хотела. Решено - Лена!

НЕВЕСТА. Ладно. Только чтобы уже не менять!

РАНЯЕВА. Это как же то есть? Извините, она Зоя! В честь подруги детства названа!

НЕВЕСТА. Я - Лена. Ясно? Лена!

РАНЯЕВА. Смотри, Зойка - или Ленка теперь, черт с тобой! - смотри, тебе жить! Оно, может, и правильно. Я своим именем всегда недовольна была. Хотела быть Викторией. Я когда в пригороде жила, дачное такое место, там у нас дом снимали обеспеченные люди, у них дочка была Виктория. Все конфеты шоколадные жрала. "Буревестник", "Ласточка", "Василек". Жрала, а фантики выкидывала. А фантики двойные, бумага такая, ну, как папиросная, только другая, а под ней фольга, снизу белая, а сверху желтая, синяя, зеленая, в каждой конфетине разная... Она конфеты жрала, а я фантики подбирала. И вот, верите, нет? - стою за прилавком, год, что ли, назад, смотрю - она, Виктория! Постарела, постервела, и видно, что без папы-мамы совсем в упадок пришла. Я ее сразу узнала, но вида не подаю. Спрашиваю вежливо: вам чего изволите, мадам? Нам конфеток шоколадненьких двести грамм! Ты понял, нет? Привычка-то конфетки кушать осталась, а денежек-то шиш, вот она и - двести грамм! Ну, я ей наваливаю не меньше килограмма, даже на весы не ложила - на! Жри на здоровье, пока кишки не склеятся! Она говорит: не могу понять своего недоумения, с какой стати такой презент? Ну, тут я напомнила ей про фантики и про наше босоногое детство. Она расплакалась, дура... Я тоже...

Пауза.

АЗАЛКАНОВ. Что-то не свадебное настроение у нас. Мистер Даунз, мы здоровались или нет?

ДАУНЗ. Здравствуйте.

АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Джон! Кушать хочешь? Потерпи, все будет. Будет много сюрпризов! (Достает телефон.) Алло? Васенька? Это я. Как договорились. Через полчаса ты здесь. Десять минут даю тебе, и чтобы все тут блестело и переливалось. Десять минут, я сказал! ( Присутствующим. ) А пока... А пока посмотрите все на этого человека, на дядю Ваню Воткина! Многие мечтали оказаться на моей свадьбе, многим я отказал. А дядю Ваню - позвал. С какой стати? Ну, сосед, ну и что? А то, что этот скромный человек, правда, ненавидящий кошек, собак и людей за то, что они топчут цветы, но ведь не убивал же он людей за это... Кошек и собак травил, да, а не пускайте их хозяева на клумбы, не пускайте! И вот этот тихий человек спас меня от смерти. Давным-давно я был мальчик и я захотел умереть. Мамы не стало... Отец... Ну, и любовь несчастная... В общем, я решил. Я шел на этот чердак, чтобы прыгнуть и разбиться, как разбился один пацан за год до этого. И тут дядя Ваня, губитель собак и кошек, спросил меня: эй, паренек, чего плачешь? Чего плачешь, говорит, бубны- козыри? Равнодушно спросил, конечно, но ведь заметил же! И я подумал: даже если в этом придурке - ведь я придурком тебя считал, дядя Ваня, - если даже в этом тихом придурке вдруг нашлось доброе чувство и доброе слово, значит не все еще потеряно! Эти слова твои, дядя Ваня, спасли меня - и спасают всю жизнь. Я - живу.

ЕЛЕНА. Хорошо живешь?

АЗАЛКАНОВ. А почему ирония? Скажи-ка, Джон, вот, например, у вас в Америке возникает такая ситуация: человек был алкоголик и потерян он был для общества, для собственной жены, общество его гонит, жена его гонит, он живет на чердаке, как последний нищий. И вдруг он решил: хватит! Свободная жизнь вредна для здоровья. Он одумался. Если люди с одной извилиной в голове богатеют не по дням, а по часам, то он-то с его умом!.. И через два года он стал богат - ну, или почти богат. Хорошо это? Женя, переведи ему.

МИНУСИНСКИЙ. Он понял.

ДАУНЗ. Ес, ай андестен. Грейт! Ха-ра-шо!

АЗАЛКАНОВ. А вот и нет! По нашим меркам это не хорошо! Жена удивляется, общество в недоумении: чего это он? Брось, мол, не придуривайся, все равно ничего у тебя не выйдет, опять запьешь, опять на чердаке поселишься! На костюм твой с подозрением смотрят, на приличный вид, а вот когда ты пьян, оборван, когда у тебя самого чердак поехал, тогда все в порядке!

ДАУНЗ. Тщердак - поехал?

МИНУСИНСКИЙ ( стучит себя по голове). Тщердак. Га-ла-фа! Текникал термин.