Вечный союз

— Я требую, чтобы его немедленно арестовали за то, что он угрожал сенатору! — воскликнул Михаил.

— Угрожал? — переспросил Ганс. — Я ничего такого не слышал.

Михаил крутанулся к Калину.

— Он наш лучший артиллерист, — спокойно сказал тот. — Если его надо будет арестовать, мы сделаем это после окончания войны. — Не дожидаясь ответа, Калин отвернулся от Михаила. — Это не доказывает, что наша армия разгромлена — крикнул он парламентеру, изо всех сил стараясь контролировать свой голос. — Это говорит только о том, что один из наших воинов погиб.

— Мой командир выражает тебе свое сочувствие в связи с потерей, — ответил парламентер. — Верить или не верить — твое дело, но факт остается фактом: ваша армия не вернется.

— Это все, что ты хотел сообщить?

— Мы предлагаем вам условия, — на наш взгляд, они очень щедры.

— Мы слушаем.

— Республика Русь должна заключить союз с Карфагенской империей. Президент должен уйти в отставку. Наше командование назначит нового президента.

Ты имеешь в виду, что Кромвель станет диктатором.

— Ты плохо меня понял, — бросил парламентер. — Наш командующий назначит одного из жителей Суздаля. Больше мы ничего не требуем. Никто не будет арестован, если не будет нарушаться порядок. Военнопленные будут возвращены домой.

— Ты лжешь, ты лишь маска, говорящая то, что диктуют мерки, — крикнул Калин, повысив голос, чтобы его слышали солдаты, расположившиеся на укреплениях.

Парламентер расхохотался:

— Ты считаешь, что мы сошли с ума? У мерков другие интересы — разве ты не слышал о них? Они воюют с бантагами, которые кочуют в тысячах миль к югу от вас. И бантаги нанесли им поражение. Когда придет время, мы восстанем против мерков, как вы восстали против тугар.

— Зачем тогда вы явились к нам с оружием? — спросил Калин. — Почему вы не пошли на мирные переговоры? Вместе нам легче было бы бороться с ордой.

— Потому что мы не хотим, чтобы вы разрушили наши обычаи, наш привычный уклад, как вы это сделали в Риме. Мы не хотим, чтобы вы, опираясь на свою военную мощь, диктовали нам свою волю и ослабляли нас. Нет, мы не такие дураки. Вы должны поделиться с нами своим оружием. Я хочу спросить тебя: разве из-за твоих янки не стали бедными тысячи, которые жили хорошо? Я хочу спросить жителей Суздаля: в чьих руках эти большие машины, кто живет в просторных новых домах и носит пышные наряды, в то время как тысячи умирают от голода? Какую пользу принесла вам эта римская железная дорога, кроме того, что позволила им еще больше обогатиться?

— Все это пустая вражеская пропаганда, — отозвался Калин. — Я не верю ни слову из того, что ты говорил о нашей армии. Она жива, и она вернется. А вы всего лишь скот, прирученный мерками.

— Прирученный скот не смог бы создать всего этого. — Карфагенянин указал туда, где за излучиной реки поднимался дым из корабельных труб. — У вас нет никаких шансов выстоять против нашей мощи, — хвастливо заявил он. — Если вы окажете сопротивление, мы за несколько дней снесем ваши стены до основания. У насесть пушки, стреляющие разрывными снарядами, которые могут пожечь весь город. Все ваши жители страдают из-за дурацких амбиций одного человека. Я надеюсь, что ваш сенат узрит наконец истину. Меня послали переговорить с вами, чтобы спасти жизнь жителей Суздаля. Но теперь я вижу, что это бесполезно. Если ты сам или те, кто следует за тобой, измените свое решение, то вы знаете, где найти нас.

Парламентер сделал знак гребцам. Вода вскипела, когда двойной ряд весел врезался в мутную воду и галера вновь вышла на речной фарватер. Над палубой судна появилось облачко дыма, и вверх взвилась ракета, осветившая реку ярким красным светом.

Спустя несколько секунд из-за поворота показалась темная угрожающая масса.

— Позовите О’Дональда! — крикнул Ганс офицеру, стоявшему под бастионом. — Сенаторы, через несколько минут здесь станет очень жарко. Если вы не собираетесь принимать участие в военных действиях, то я советую вам спуститься в укрытие или вернуться в город. Если же вы хотите остаться, то отойдите подальше от пушек.

— Я остаюсь, — заявил Борис, глядя с вызовом на других сенаторов. — Я сражался в нашем старом Первом полку и привык к запаху пороха.

Ганс с мрачной усмешкой смотрел, как сенаторы поделились на две группы: бывшие крестьяне, участвовавшие в войне, все до одного присоединились к Борису, в то время как бояре, поколебавшись, отошли во главе с Михаилом в дальний угол бастиона, приглушенно бормоча оттуда ругательства.

Вверх по пандусу поднялся О’Дональд. Проходя мимо бояр, он бросил на них холодный взгляд.

— Как бы я был благодарен Кромвелю, если бы он сделал только один удачный выстрел! — проговорил он тихо.

— Генерал, мне придется посадить вас под арест за такие слова! — пригрозил Ганс и добавил: — Если бы ты видел, как он взвился! Уже это стоит многого.

Рассмеявшись, они подошли к Калину.

— Так вот, значит, каков этот дьявол во плоти, — проговорил О’Дональд, прислонившись к стене бастиона. — Порядочная уродина, скажу я вам.

— Самый мощный корабль в этом мире, — заметил Ганс.

— Посмотрим, что смогут с ним сделать мои «наполеоны», — отозвался артиллерист. Он оглядел выстроившиеся в линию орудия, из которых четыре воевали с 44-й батареей со дня ее образования, а остальные были изготовлены за последний год.

— Вон еще показались, — спокойно заметил Калин. Из-за поворота вышли два судна с прямоугольными формами и низкой осадкой. Оба пересекли фарватер и развернулись у противоположного берега.

Пэт достал полевой бинокль.

— Они встают на якорь. Черт, это почти три четверти мили.

«Оганкит» между тем продолжал двигаться против течения, выпуская клубы дыма из своей коротко обрезанной трубы.

— Здорово напоминает «Мерримак», — заметил Ганс и, перегнувшись через парапет, выпустил струю жвачки.

— Прежде он ходил намного резвее, — откликнулся О’Дональд. — Столько брони таскать нелегко. — Он опять поднял бинокль к глазам. — Восемьсот ярдов. А мне надо гораздо меньше.

Броненосец по-прежнему поднимался вверх по реке. Напряжение нарастало. Пэт взглянул на своих артиллеристов, которые хмуро смотрели на него, ожидая приказа.

— Не волнуйтесь, дети мои, — обратился он к ним. — Мы покажем им, что не лыком шиты. — Он запнулся. — Клянусь дьяволом, он открывает свой порт.

Все трое с тревогой переглянулись.

Артиллеристы стояли возле своих пушек, чьи жерла были направлены на корабль. Пехотинцы на бревенчатых стенах попрятались в укрытия и глядели на О’Дональда со страхом.

— Ну вот и дождались подарочка, — сказал Ганс. Весь обращенный к ним борт «Оганкита» окутался дымом. О’Дональд наклонился вперед, внимательно вглядываясь. Воздух наполнился низким гулом, который вначале напоминал грохот поезда, а затем перешел в визг.

На какой-то момент она стала видна — маленькая точка, увеличивающаяся в размерах и летящая прямо к ним.

— Левее, — прокомментировал Ганс.

Ядро с визгом пронеслось мимо, описав дугу у них над головой. О’Дональд обернулся, провожая его взглядом. Снаряд врезался в здание капитолия. Бревна полетели во все стороны, как сломанные прутики. Спустя несколько секунд прозвучал гром, и весь юго-восточный угол здания обрушился на улицу каскадом бревен.

— И это всего лишь пятидесятифунтовка, чтоб ей! — выругался О’Дональд. — А у него в запасе есть экземпляры по сто и, наверное, сто пятьдесят фунтов. Ну, пора и нам приступать. Прицел шестьсот ярдов. Приготовиться к стрельбе!

Наводчики, встав позади пушек и глядя вдоль стволов, развели руки в стороны, чтобы показывать орудийным расчетам, в какую сторону надо сместить орудие. О’Дональд прохаживался вдоль строя со спокойной уверенностью профессионала, наблюдая, как действует его старая гвардия, вернувшаяся к своему привычному занятию. Командиры расчетов подняли руку вверх, сигнализируя о готовности. Четвертые номера вставили фрикционные детонаторы в казенник и отступили назад, натянув вытяжной шнур.